Рыбы поют в Укаяли

Фидлер Аркадий

Много открытий сделано уже на Земле, но в девственных лесах Амазонии огромный неведомый мир еще ждет своих открывателей.

С палубы нашего судна мы смотрим на все это, как зрители в театре, издали, хотя плывем вблизи от берега и по вечерам на нас падает тень леса. Тогда из чащи доносятся бесчисленные птичьи голоса, свидетельствующие о сказочном изобилии мира крылатых. Цапли, аисты, ибисы, чайки и огромные зимородки носятся над водой, а высоко в воздухе парят большие и яркие арара — царственные попугаи, словно взятые из описаний Бейтса.

Ежедневно пароход пристает к берегу у какого-нибудь селения, и ежедневно у нас на столе свежие цветы. И какие цветы! Настоящие бесценные амазонские орхидеи, чудесные cattleye ярких расцветок.

Нашу палубу посещает немало лесных обитателей. Это насекомые. Днем то и дело мелькают красивые булавоусые бабочки. Но поймать их мне не удается: они очень пугливы. Вечером на свет ламп прилетают похожие на ласточек ночные бабочки. Иногда среди них можно увидеть огромную бабочку калиго с совиными глазами на крыльях или какого-нибудь диковинного богомола.

Все еще едет со мной маленький Чикиньо, мой большой друг. Дружище Чикиньо знает все и обо всем, но одного он, увы, не может понять: где у муравьев на пароходе муравейник. На нашем судне их миллионы. Они съедают наши коллекции, а защититься от них трудно, потому что они малы, отважны и проникают повсюду. Стоит положить на стол мертвую бабочку, как через несколько минут — можно подумать, что у них собачий нюх! — из щели в стене или палубе появляется вереница муравьев. Хорошо еще, что они не нападают на людей, иначе жизнь на судне была бы невыносимой.

Успокойся, дружище! Ты опечален, что не можешь найти муравейник? В лесу, по которому мы плывем, тысячи загадок и тайн, разгадать которые стремилось множество людей, более настойчивых и сильных, чем ты, мой бравый маленький Чикиньо.

Эльдорадо

Испанских конкистадоров, завоевывавших Америку, обуревала безумная, безграничная, безудержная жажда золота. Это она породила непостижимую хищность и дерзость, благодаря которой до смешного ничтожные кучки авантюристов завоевывали и уничтожали могучие государства. Золотая лихорадка терзала испанцев днем, кошмарные сны о сокровищах мучили их по ночам. Вера, честность, доблесть, верность, любовь не существовали, если они преграждали путь к золоту.

Огромные богатства стали добычей конкистадоров в Мексике и Перу, но жажды завоевателей не утолили. Им была известна лишь небольшая часть Америки, в то время как к востоку от Перу находились таинственные страны, о богатствах которых ходили возбуждающие и — о Santa Madonna! — такие захватывающие слухи.

Где-то на Черной Реке Маноа лежала страна Кури-кури, где золота было в сто раз больше, чем в Перу. Где-то еще находился город Пайтити, улицы которого были вымощены золотыми брусками. А над озером Париме жил король Эльдорадо, которого звали Золотым. Каждое утро он украшал свое тело драгоценностями и посыпал его толстым слоем золотой пыли, а вечером смывал все это в озере и отправлялся гулять по городу с золотыми куполами, с домами, стены которых были из серебра, пороги — из яшмы и лестницы — из оникса.

Легенды? Химеры? Порождение нездоровой фантазии? Бред индейцев, обезумевших от пыток? Но разве не под пытками индейцы рассказали о сокровищах Мексики и разве Кортес не подтвердил впоследствии, что они говорили правду? Разве о сокровищах инков не ходили самые фантастические слухи и разве они не оказались верными, когда испанцы схватили Атауальпу, а позднее ворвались в Куско?

Завоеватель Перу Франсиско Писарро назначил в 1539 году своего брата Гонсало губернатором провинции Кито и потребовал, чтобы тот исследовал и покорил леса, расположенные к востоку от испанских владений. Где-то в глубине этих лесов несла свои воды Черная Река и блестело золото Маноа и Курикури, Пайтити и Париме, а золотой король Эльдорадо расточал каждый вечер огромные богатства.

После года приготовлений, поглотивших огромное состояние губернатора, Гонсало Писарро двинулся в неведомое, сопровождаемый двумя сотнями испанцев и четырьмя тысячами индейцев-носильщиков. Он взял с собой несколько сот собак, чтобы выслеживать туземцев, много свиней, лам и лошадей.

Благополучно преодолев предгорья и цепи Анд, экспедиция вступила в низинные леса. День за днем пробирались они сквозь густые заросли. Страшная духота, множество хищных зверей, тучи комаров и всевозможных паразитов — все это было только полбеды. Хуже всего было то, что животные и горные индейцы, непривычные к тропическому климату, стали гибнуть как мухи от неизвестных болезней.

Пока было что есть, испанцы еще кое-как держались, но в конце концов наступил голод. Все ужасней становились для путников и дни, и ночи. Но по ночам можно было по крайней мере видеть во сне золото и богатые города; поэтому, когда на рассвете они с трудом поднимались с сырой земли, их глаза светились горячечным блеском, а на устах у них снова были магические слова: Маноа, Пайтити, Париме. Конкистадоры с новыми силами прорубали мечами проходы в густых зарослях, устремляясь дальше. Им попадались целые леса коричного дерева, о которых мечтал Колумб, отправляясь в заморские страны, но они, не останавливаясь, двигались вперед, в поисках еще больших богатств.

Чтобы облегчить себе путь, испанцы построили на берегу реки, у подножия Анд, вместительную бригантину, на которую погрузили несколько десятков больных товарищей и все свое снаряжение.

Здоровые налегке шли берегом, но, несмотря на это, через несколько дней они совершенно обессилели, и им пришлось остановиться.

Писарро приказал разбить лагерь и принял рискованное решение: узнав от индейцев, что невдалеке, на берегах реки Напо, есть селения, богатые продовольствием, он послал туда на бригантине пятьдесят испанцев с наказом добыть провизию и привезти ее как можно скорее в лагерь. Во главе отряда он поставил молодого честолюбивого офицера Франсиско Орельяну, любимца всей экспедиции.

Можно себе представить, с каким нетерпением голодные испанцы ждали возвращения бригантины. Но корабль не возвращался: ему не суждено было вернуться. Проходили дни, недели; люди в лагере начали умирать от истощения. В конце концов Писарро понял, что дальше дожидаться Орельяну не имеет смысла, и решился на отчаянный шаг: с изнуренными людьми он пустился в обратный путь. Это путешествие было им не по силам: в живых остались только девять человек, все остальные погибли. И вот однажды, спустя шестнадцать месяцев после того как экспедиция двинулась завоевывать страну золота, удивленные жители Кито увидели девять едва державшихся на ногах людей. Это были Гонсало Писарро и восемь его товарищей.