Рыбья Кровь и княжна
Шрифт:
Наутро, выйдя из юрты, Дарник подозвал к себе одного из ханских тиунов и спросил, может ли он взять с собой ночевавшую с ним девушку.
— Дай ее семье коня с седлом и забирай, — сказал Тиун.
— А если мне потом придется вернуть ее? — осторожно поинтересовался князь.
— Отдашь два коня с седлами и вернешь.
Такой расчет слегка смутил Дарника, но он все же не хотел отказываться от задуманного. В его дружине было двадцать запасных коней, и пожертвовать тремя из них он вполне мог себе позволить.
Чуть погодя за утренней трапезой князь заметил
— Так ты готов два коня отдать, чтобы вернуть наложницу в семью? — спросил хан у князя, продолжая смеяться.
— Запросто, — Дарнику самому было смешно, что он столь легко попался на такой простой розыгрыш.
— А для хазарской свадьбы готов?
— Для свадьбы нет, не готов.
— Хорошо, тогда она будет твоей походной женой. Но потом или женишься, или вернешь назад.
Выкупа за Болчой не потребовалось, она досталась Дарнику вместе с юртой и повозкой для перевозки юрты в качестве подарка от хана.
Так началась его новая степная жизнь. Осмотрев последние улусы, Сатыр с князем вернулись в главную ставку.
— Я думаю завтра с утра двинуться в путь, — сказал хан, слезая с коня возле своей златоверхой юрты.
Рыбья Кровь тоже спустился на землю, готовый то ли идти в юрту, то ли возвращаться в свой шатер.
— Было бы лучше, если бы мы двинулись прямо сейчас, — как что-то малозначащее, произнес князь.
— Почему лучше? — насторожился хан.
— Внезапность всегда лучше долгой подготовки.
— Ты хочешь узнать, как быстро мы можем собраться в путь?
— Я хотел бы узнать, все ли как надо станут слушаться своего хана. — Дарник спокойно смотрел на вспыхнувшее от досады лицо Сатыра, как бы говоря: ты хотел, чтобы я что-то спрашивал, вот я и спрашиваю.
Тяжелое осеннее солнце уже перевалило на вторую половину дня, и выходить в ночь было совсем не с руки, но, что делать, если в устах пришлого воеводы прозвучал откровенный вызов. Повернувшись к свите, хан выкрикнул по-хазарски команду, вызвавшую замешательство воевод и тиунов. Не обращая на них внимания, Сатыр повернулся к начальнику стражи и отдал новый приказ. Немедленно из юрты для охраны вынесли огромный конусообразный барабан и пятихвостное знамя, которым заменили однохвостное знамя, стоявшее возле ханской юрты. Загудел, застучал барабан, обращая все взоры в сторону сигнала, призывающего сворачивать и складывать походное имущество и отправляться в дорогу. Следом за тем на коней вскочили пятнадцать гонцов и, получив от начальника стражи вместо грамот продолговатые медные пластины с ханским знаком, помчались в разные концы хазарского стана.
Дарник не уходил, дожидаясь, что будет дальше. Хан тоже стоял рядом, свирепо поглядывая на приближенных и наблюдая, как все вокруг пришло в движение: разбирались юрты, на повозки и волокуши укладывали вещи, паковали вьюки для лошадей и верблюдов. Трижды к хану подъезжали посланцы от тарханов, пытаясь что-то объяснить, на что следовал гневный ответ Сатыра. Дарнику было слегка совестно за то, что он все это затеял, однако давать отбой было уже невозможно, так же как и извиняться перед ханом. Несколько раз ловил на себе хмурый взгляд Сатыра, но продолжал напускать на себя вид спокойного созерцания.
— А твоя дружина готова? — спросил хан, просто чтобы что-то сказать.
— Я ее никогда не спрашиваю, готова она или нет.
— А я думал, у вас все решает не только князь, а совет старших воинов.
— Вчера совет старших воинов возмущался, что я согласился идти с твоей ордой, — признался Рыбья Кровь.
— И что? — Сатыр на минуту забыл даже о своей сердитости.
— Я сказал, что они правы, и пошел спать.
К ханской юрте приблизился отряд вооруженных всадников человек в триста.
— Это наша передовая тагма. Тебе вести ее. Готов? — Теперь уже хан испытывал вредного гостя.
Полдня Дарник думал, как именно он будет направлять все это скопище людей и скота, и вот этот момент настал. Всего-то и понадобилось вскочить в седло и присоединиться с ватагой арсов к тагме хазар. Эктей, старший сотский тагмы, был назначен ханом также и советником князя. Худой и длинный тридцатилетний молодец, он на голову возвышался как в пешем, так и в конном виде над прочими хазарскими воинами. Насколько Дарник любил высоких людей, но такой перебор, особенно в конном строю не слишком понравился ему, так как заставлял его самого как можно выше выпрямляться в седле. Сделав над собой усилие, князь постарался не замечать этого. И через час они с Эктеем ехали впереди, как ни в чем не бывало переговариваясь о неотложных делах.
— Я хочу в каждое улусное войско послать по одному воеводе с двумя гридями, — бросал князь сообщение-вопрос.
— Хорошо, — кивал головой хазарин.
— Моя дружина завтра с утра присоединится к твоей тагме.
— Пускай.
— Можешь ты сам решать нападать на того, кто встретится, или тебе нужен приказ хана?
— Мы в вашей земле, приказ о нападении мне можешь отдать ты.
От такого ответа Рыбья Кровь сразу почувствовал себя намного вольготнее: с развязанными руками предводительствовать было гораздо приятнее.
Отряд двигался тремя отдельными сотнями в ряд на расстоянии полуверсты друг от друга, придерживаясь левого берега Малого Танаиса. При каждой сотне имелась повозка-двуколка с крытым верхом, запряженная парой лошадей, назначение ее было для Дарника не очень понятно. Любые островки леса или кустарника вокруг мелких логов, наполненных дождевой влагой, воины тщательно прочесывали, нередко спугивая зайцев и кабанов. Если попадался взгорок, обязательно въезжали на него, чтобы лучше осмотреться вокруг. Однажды вышли к селищу гребенцев, состоявшему из двадцати — двадцати пяти мазанок, окруженных высоким каменистым валом. Успокоив жителей и посоветовав им день не выходить из селища, Дарник оставил там две пары арсов со своим рыбным знаменем, дабы оберегать селище от проходящей мимо орды.