Рыцарь (др. издание)
Шрифт:
Девица шмыгнула обратно за дверь. Готфрид несколько секунд смотрел ей вслед. Потом в такт каким-то своим мыслям покачал головой. У меня начали затекать колени.
— На чём мы там, бишь, остановились?.. — спросил меня епископ, поворачиваясь.
— На Патерностере.
— Ах да… — Готфрид осенил меня крестом. — Вот что, сын мой… Иди-ка ты и не греши больше. Прочтёшь десять раз «Pater noster» и «Ave»… Аминь.
Решив, что настал подходящий момент для того, чтобы перекреститься, я так и сделал. Во мне почему-то сидела твёрдая уверенность,
— Благодарю вас, отец мой…
— Все, — епископ сунул мне в руку прямоугольный кусок пергамента и ещё раз небрежно начертил в воздухе крест, — иди, сын мой.
Я вышел.
Тибо дожидался меня во дворе:
— Ну как?
— Лучше некуда. Особенно хорошо пошло вино из монастырских подвалов.
Тибо всплеснул руками:
— Так что ж, вы в гостях у него не остались? Всё равно в городе ночлег искать придётся.
Я пожал плечами. Подобная мысль мне как-то в голову не пришла. Но признаваться в этом я не собирался.
— Скажем так: обстановка к продолжению знакомства не располагала.
— Аааа…
Когда мы подъехали к воротам, выяснилось, что привратник куда-то исчез. Так что открывать ворота нам пришлось самим. Закрывать их мы не стали. Сами закроют. Не маленькие.
Постоялый двор мы нашли быстро. Первый же человек, к которому обратился Тибо, уверенно указал пальцем куда-то в конец улицы.
— Вон тот дом видите? Заведение месье Герарда. Там есть и конюшня, только с обратной стороны надо заехать.
Мы так и сделали. Воняло в переулке знатно. На главную улицу города местные жители сливать помои, видимо, стеснялись. Всем остальным улицам, переулкам и закуткам повезло меньше.
Оказавшись во внутреннем дворе заведения, мы спешились, поручили лошадей заботам подбежавшего конюха, а сами отправились в дом.
Значительную часть первого этажа занимала одна большая комната. В комнате стояло четыре деревянных стола, за каждым из которых могло бы разместиться человек десять.
Не успели мы войти и оглядеться, как к нам уже спешил коротышка в фартуке, заляпанном жирными пятнами. Под фартуком круглилось солидное брюшко. Пиво или сидячий образ жизни? Я бы поставил на пиво…
Торопливо вытирая руки о фартук, человек поклонился:
— Добрый день, господа.
— Ты — тутошний хозяин? — осведомился Тибо.
Любитель пива кивнул:
— Он самый. Герард моё имя.
— Свободные комнаты есть?
— А как же!
— Нам нужны две. И желательно без клопов.
Хозяин озабоченно почесал пятернёй затылок. По его лицу было видно, что непомерные требования моего слуги смутили его и расстроили.
— Рози, — позвал он служанку. — Покажи господам лучшие комнаты. А вы (это уже нам) там сами выбирайте. Какая больше понравится, ту и займите. У нас нынче много
— Надеюсь, чистое бельё предполагается? — спросил я.
Поскольку говорил я негромко, кроме трактирщика этот вопрос услышали только Рози и небритый молодой человек, сидевший за ближайшим столиком. Оба они поглядели на меня с любопытством. А разве я что-то не то сказал?..
Только трактирщик сохранял гиперборейское спокойствие.
— Можно и чистое, — согласился он.
Спальни для гостей располагались на втором этаже, поэтому Рози повела нас наверх. Отперла пару дверей, протёрла подвернувшейся под руку тряпицей бронзовые зеркала, распахнула тяжёлые ставни, впустив в помещения дневной свет.
— Прилично… — задумчиво заметил Тибо. По его тону я понял, что это лучшее, что нам может предложить данный провинциальный трактирчик.
— Я сплю здесь, — сказал я, когда мы вошли во вторую комнату.
— Но ведь та просторнее, — недоумённо промолвил мой слуга.
— Не люблю большие помещения.
Тибо удивлённо посмотрел на меня, но промолчал. Похоже, раньше у меня были другие вкусы…
— Кстати, а где тут можно было бы помыться? — поинтересовался я у Рози, пока она перестилала постель.
— Я скажу, чтобы подогрели воду, господин.
Я прошёлся по комнате, выглянул в окошко. Небо затянуто серыми клочьями облаков. Дождь будет.
Итак, время шло, а память не прояснялась: основательно приложил меня покойный Гийом де Бош своей палицей. Ни черта я не помнил ни о себе, ни о своей жизни. Даже не знал, что за «Патерностер» и «Аве» должен прочесть. А ведь предполагалось, что я должен хорошо знать, что это такое.
Я отвернулся от окна и принялся рассматривать хлопотавшую в комнате девушку. Симпатичная. Была бы ещё симпатичнее, если бы сняла тот дурацкий платок, под которым спрятала волосы.
Моё внимание привлекло висевшее на стене бронзовое зеркало. Оно было маленькое и тусклое, но я обрадовался и с превеликим любопытством заглянул в него.
С той стороны мутного бронзового окошка отразилось лицо человека лет двадцати пяти — двадцати шести. Нос с горбинкой, тёмные волосы, узкое лицо, чуть впалые щёки, желваки на скулах, выдающийся вперёд подбородок. На подбородке — трёхдневная щетина. Тёмные глаза. Какие именно: тёмно-синие, карие или просто чёрные, определить нельзя — отражение в бронзовом зеркале не было достаточно ясным.
Мне вдруг стало неуютно. Из зеркала на меня пялился совершенно незнакомый человек.
Я поспешно отвернулся. В голове — полный бардак.
Спас меня от тягостных мыслей Тибо, который ввалился в комнату с нашими сумками. На душе сразу потеплело. По крайней мере, в этом мире был хотя бы один человек, на которого я мог положиться.
Тибо положил сумки в угол, поглядел на служанку, потом перевёл взгляд на меня. Он явно что-то собирался сказать.
— Да?
— Ваша милость, вы… эээ…ммм… вы кушать не хотите?