Рыцарь Грааля

Андреева Юлия Игоревна

Получившая же реальное воплощение мечта оказалась неожиданно грубой и приземленной. Конечно, Пейре, как любому зеленому юнцу, хотелось триумфа, признания и всеобщего ликования. Но еще больше он мечтал о долгих днях поста и воздержания, о поучительных беседах про рыцарей прошлого, о мудрых учителях, которые будут обучать его ударам и уклонениям от них. Пейре мечтал прочувствовать каждую крупицу изменяющегося на его глазах мира, для того чтобы запомнить это навсегда и иметь возможность рассказывать потомкам.

Судьба же, смеясь, тащила бултыхающегося в ее быстрых сильных водах трубадура, не заботясь о его чувствах и мечтах. Только вчера он был сыном ремесленника, который – деревенщина деревенщиной –

оказался в центре города со своим великим учителем. Все казалось необычно-праздничным, опасным и увлекательным; у него были деньги, белолобый конь, доспехи, а которых он надеялся добиться воинской славы и почестей. И вот тем же вечером его чуть не убили, затем он познакомился с принцем Рюделем и считал, что нашел своего сюзерена. Сегодня утром он вышел победителем на нескольких турнирах, был обвинен в предательстве, чуть-чуть не был казнен или изуродован подручными принца. Дважды потерял всякую надежду найти себе господина. Чуть было не вляпался, по-другому и не скажешь, в весьма дурно пахнущее дельце. И теперь должен был стать рыцарем, возможно, только для того, чтобы тут же быть убитым на поединке Бертраном де Борном, которого намеревался спасти.

Точно в забытьи, не видя и не слыша никого вокруг себя, Пейре вошел в распахнутую перед ним дверь часовни, где, пройдя несколько шагов, рухнул на колени перед белым распятьем. Молитвы перемешивались с вопросами, которых становилось все больше и больше.

«Как спасти Бертрана и Гийома? Как раскрыть им глаза на происки проклятого де Рассиньяка, не навлекая беды на свою голову?»

Все кружилось, Пейре почувствовал, как кто-то, должно быть Хьюго Морвиль, ослабляет пояс, снимая с трубадура тяжелый меч, как кто-то освобождает его плечи от лютни. Пейре подняли на ноги и сняли с него плащ и рубашку. Он не видел, куда безликие служители уносят его одежду, и не хотел это видеть. Его кощунственные молитвы снова были о Бертране и ночной вылазке. Он знал, что Господь не оставит его в такой ответственный момент, отчего и молился со всей юношеской страстью, не видя и не слыша никого вокруг. Пейре одели в длинную белую рубаху, двое подняли его на ноги, сделавшиеся вдруг непослушными. Словно пьяный, Видаль огляделся по сторонам, только теперь заметив окруживших его рыцарей в белых длинных одеждах. У алтаря стоял сам старый тулузский граф с обнаженным мечом в руках. Силы оставили Пейре. и он рухнул на колени раньше, чем ему помогли в этом.

«Ответь мне, Господи, перед лицом святой церкви и благородного собрания рыцарей, ответь, что я должен сделать для того, чтобы спасти Бертрана? Заклинаю тебя, ответь мне, ответь!»

Доброе, благородное лицо графа казалось непроницаемой маской.

«Господи! Мне нужна твоя помощь. Сжалься над своим рабом, открой мне глаза, научи, что делать? Куда пойти? Помоги мне спасти этих людей, если на то есть твоя воля. Вложи в мою голову правильное решение и не дай мне усомниться. Сделай меня своим орудием, и я выполню любую твою волю! Только помоги мне спасти их, Господи!»

– Будь бесстрашен перед лицом неприятеля, – четко и громко произнес тулузский граф слова рыцарской клятвы – или слова самого Господа, отвечающего на призыв Пейре. – Всегда говори правду, даже если за нее тебе будет грозить смерть. Всегда будь верен рыцарской клятве, и Господь будет милостив к тебе, – произнес граф, слегка коснувшись плеча Видаля своим мечом.

– Ты понял, сын мой? – тихо спросил граф и улыбнулся Пейре своей лучезарной улыбкой.

– Понял, господи… господин мой, – Пейре едва разомкнул спекшиеся губы, и тут же Раймон ударил его по щеке.

– А это – чтобы ты помнил данную клятву! Встань, рыцарь!

Пейре поднялся, и его тут же обступили присутствующие на

посвящении рыцари, все они обнимали его точно родного брата, жали руки, называли свои имена. На какое-то мгновение Видалю показалось, что он умер и вернулся на небо в свою настоящую и давно истомившуюся без него семью.

«Должно быть, де Орнольяк был все-таки прав, и на самом деле мы все ангелы небесные, ложью и обманом попавшие на землю, где вынуждены влачить жалкое существование, забыв о небе», – подумалось Пейре. И тут же рыцари расступились, пропуская к юноше тулузского графа в длинных белых одеяниях, похожих на сложенные крылья ангела.

– Оставьте нас, господа. Я хотел бы поговорить с юным рыцарем, – он ласково заглянул в глаза Пейре и замолчал, ожидая, когда последний из рыцарей покинет часовню. – Скажите, сын мой, честно и без утайки, как это и следует делать благородному рыцарю, – сэр де Орнольяк приходится вам учителем, не так ли?

– Истинно так. Мессен де Орнольяк был настолько добр к сыну простого кожевника, что…

– Понятно. Это меняет дело, – граф задумался и, обняв Пейре за плечи, усадил его на расположенную вдоль стены белую скамью. – Побудьте здесь, я вижу, что вам требуется отдых. Я велю пажу принести ваши вещи. Приведите себя в порядок и ждите меня, – с этими словами граф поднялся и, не оборачиваясь, вышел в неприметную боковую дверь.

Надо сказать, что в замке было три часовни, и эта – самая маленькая и недоступная посторонним взглядам – была местом молитв самого графа. Сюда он мог пригласить провинившегося подданного, допрос которого должен остаться в тайне. Здесь, по закону Миннэ, тридцать лет назад он венчался с дамой своего сердца. И вот теперь здесь он посвящал в рыцари талантливого мальчика, доставившего старому графу столько радости и пробудившего так много дорогих сердцу воспоминаний и чувств.

Юность и чистота Пейре дивным образом напомнили графу собственную молодость, когда его, десятилетнего, отец посадил на трон Тулузского графства, отправившись в святую землю вместе со своей дочерью Индией. Дед Раймона, великий Раймонд де Сен-Жиль, поделил в свое время наследство между сыновьями Бертраном и Альфонсом. Старшему и родившемуся в Тулузе Бертрану он отдал трон в Триполи. Отец Раймона Альфонс, рожденный в Триполи, получил титул графа Тулузского, маркграфа Прованса и герцога Нарбонны.

Отцу исполнилось уже сорок пять лет, когда он отправился во второй крестовый поход. Никогда больше Раймон не видел ни его, ни своей старшей сестры, так как из святой земли они больше не возвратились.

Отец погиб, едва вступив на землю Ливана. В его смерти винили короля Иерусалима Балдуина Третьего, по приказу которого граф был отравлен. Индия вскоре попала в плен, но ее выкупил султан Нуреддин. Сделавшись султаншей, Индия правила вместе с мужем в великой Сельджукской империи.

Индия была жива, но Раймона никогда не тянуло повидаться с родственниками. Когда же он, совсем один, пытался удержать престол, ох, и задали ему тогда неугомонные соседи.

Раймон улыбнулся. Дело с Видалем сдвинулось с мертвой точки, чему он был несказанно рад. Кто-то помог ему, теперь он помогает Пейре. Граф подумал, есть ли во всем этом внутренняя логика или хоть какой-то смысл, и не смог ответить на этот вопрос. Должно быть, песни юного трубадура так глубоко проникли в сердце графа, что он решил дать шанс Пейре, чтобы услышать их снова.

Выйдя из часовни и подобрав неудобные длинные одежды, граф прошел по небольшому освещенному всего тремя факелами коридору. Затем, поднявшись по крохотной лесенке, он оказался в собственном кабинете. Там граф кликнул оруженосца, который помог хозяину облачиться в праздничные одежды, и только после этого велел привести давно ожидавшего аудиенции Луи де Орнольяка.