Рыцарь Грааля
Шрифт:
Услышав стук копыт, навстречу отряду Пейре выбежала пара неотесанных слуг с палицами. Пейре занес меч, но несколько бесшумных стрел успокоили охрану, так что Видалю не оставалось ничего иного, как, спешившись, встретить следующего непутевого вояку, который, вопреки всему, буквально сам налетел на его меч.
– Сдавайтесь, сукины дети, или подохните как крысы, – пообещал старый воин, успокаивая следующего охранника рукоятью меча. – Кому говорю, все мордой в землю или смерть!
Быстро, точно серебряные потоки воды во время весеннего разлива, рыцари заняли двор.
То тут, то там выбежавшие из дома слуги падали
Он толкнул кого-то из своих, вбежал по деревянной лестнице на крыльцо и влетел в дом, где уже орудовали его люди.
Рыцарь Рассиньяк сидел посреди трапезного зала на высоком деревянном кресле, к которому он был крепко прикручен добротной веревкой. Рядом с ним весьма довольные собой, стояли рыцарь Готфруа из Каркассона и рыцарь-крестоносец Филипп Джеральдин, прибывший с Пейре.
Судя по всему, Рассиньяк замешкался, пытаясь самостоятельно надеть на себя броню. Свежий фингал под глазом гасконца и подштанники вместо штанов красноречиво свидетельствовали о том, что ему помешали завершить облачение.
– Сэр Рассиньяк, признаете ли вы, что посоветовали благородному сэру Гийому де ла Туру способ оживления его супруги? – четко произнес Пейре, удивляясь новым металлическим ноткам своего голоса.
– Супруги? – Рассиньяк осклабился. – Я не называю всякую шлюху, с которой провожу ночь, супругой. А эта дрянь еще и от мужа законного сбежала. Сука.
– Повежливей отзывайся о донне Марианне, паскудник, – старый воин де да Тура отвесил Рассиньяку оплеуху. – Он это, господин Видаль. Присягаю и клянусь святым распятьем. Он присоветовал хозяину. Он и велел своему дружку священнику из церкви Вознесения сжечь тело донны Марианны. Из-за него и хозяин… А теперь они оба прокляты и в аду.
– Я ни в чем не виноват, сэр Видаль! – гасконец сплюнул кровью. – Никто в христианском мире не посмеет осудить человека, посоветовавшего своему отчаявшемуся другу обратиться за утешением к святому писанию. Церковь меня оправдает. А потом, я поеду в святую землю и очищусь от всех грехов, – он засмеялся.
– Он прав! – старый воин задыхался от ярости. – Сэр Видаль, позвольте мне его прикончить прямо здесь? Господь не даст соврать, покойного хозяина я звал с его рождения и не смогу жить, если он и донья Марианна останутся не отмщенными. Позвольте мне зарубить эту свинью, и пусть затем мне отрубят голову.
Пейре медлил. Рука, сжимавшая рукоять меча, побелела.
– Успокойтесь, друг мой, – он посмотрел на воина. – Граф Раймон добр и справедлив. Он прекрасно знал покойного де ла Тура и отомстит за него.
– Граф?! Я не принадлежу к людям графа! Отошлите меня к королю Англии, я приму крест!
– Позвольте мне убить его! – воспитатель Гийома попытался нанести пленнику удар, но двое рыцарей удержали его от убийства.
– Закройте двери, – скомандовал Пейре, но его верный оруженосец уже задвинул засов.
– Я предложу ему рыцарский поединок. И пусть судьба рассудит нас, – неуверенно предложил Видаль. Он понимал, что все ждут только его решения, а ему смерть как не хотелось выступать ни
– Предложите, предложите, и он убьет вас, – подал голос Хьюго, – те, кто сражался вместе с ним против неверных, говорили, что в бою он подобен кровожадному тигру. Впрочем, и в мирное время тоже. Говорят, он насаживал на свое копье малых детей и обезглавливал самых красивых женщин из одного только желания развлечься. Он убьет вас и потом будет снова продавать людей и творить бесчинства!
– Я понял, – Пейре сжал меч. – Сэр Рассиньяк, молитесь, – он занес над головой меч.
– Видаль! Видаль, ты не сделаешь этого, безродная сволочь! Ты не поднимешь руку на рыцаря!.. На безоружного человека! – по широкому лицу Рассиньяка текли ручьи пота, в глазах метался ужас. – Видаль, Ричард узнает о том, что ты сделал со мной! Он четвертует тебя, ублюдок, Ричард узнает…
– Ричард ничего не узнает, – тихо произнес Готфруа за спиной Рассиньяка.
Пейре вздохнул и его меч полетел сверху вниз в ударе атакующего сокола. Горячая кровь брызнула в лицо трубадуру, и он отерся рукавом.
На нетвердых ногах, борясь с подступившей к горлу тошнотой, Пейре подошел к двери, оруженосец поспешил отодвинуть перед ним тяжелый засов и распахнуть дверь.
«Я больше не рыцарь, – прозвучало в голове Пейре. – Не долго же длилась моя слава, не долгой была жизнь».
За время, которое было потрачено на Рассиньяка, в доме и во дворе произошли уже несколько сражений и сейчас Пейре наблюдал дивную картинку послевоенной жизни. Трупы были аккуратно сложены у конюшни, вокруг них ходила парочка лучников, выискивающих свои стрелы и выдирающих их из трупов. Челядь и охрана лежали лицами в землю, между ними ходили два лучника, в обязанности которых входило следить затем, чтобы пленники не двигались, используя в качестве оружия бьющую точно в цель и испробованную в боях и походах отборнейшую солдатскую брань. Непонятливых, тупых или буйных пленных успокаивали подбитые железом сапоги.
Пейре кое-как добрался до заднего двора, где его вырвало.
За спиной трубадура слышался, привыкший повелевать другими, голос старого воина, который принял на себя командование и, судя по всему, чувствовал себя в своей стихии. Сам же Видаль ощущал себя всадником, сидящим на тугоуздкой лошадке-судьбе, с которой он никак не мог справиться. Пейре оглядел свое некогда блистательное одеяние и ужаснулся – его голубое сюрко и сияющая некогда кольчуга были залиты кровью, точно фартук мясника.
Из дома Рассиньяка Видаль отправился к отцу, куда и велел перевести свои вещи. Неделю Пейре сидел дома или бродил около обрыва грешницы, неделю Хьюго не допускал к нему никого.
Через семь дней граф Раймон прислал за Пейре пажа, и юноша был вынужден нарушить свое затворничество. С помощью Хьюго он оделся в белое льняное сюрко и красный плащ, взял с собой меч и лютню, сел на коня и поехал в церковь, где неспешно исповедовался и только после этого отправился в замок.
Граф встретил юношу в малом приемном зале, где стоял круглый стол для совета рыцарства и висело огромное белое распятье.