Рыцарь Христа
Шрифт:
Я покраснел и смутился.
— Что вы имеете в виду?
— Думаете, не видно, как вы пожираете взглядом молоденькую императричку?
Услыхав такие слова, я почувствовал себя так, будто внезапно оказался голым. Я был уверен, что все слышали сказанное Гильдериком, но в испуге оглянувшись по сторонам, успокоился — внимание всех занимало баловство, которое трое шутов затеяли с медведем. Они дразнили его, запрыгивали ему на загривок и ловко умудрялись не попасть ему в когти.
— Она и в самом деле не дурна, — склонившись к моему уху, пробормотал Шварцмоор. — Не переживайте, пройдет немного времени, и вам представится возможность полакомиться ею.
Меня словно кипятком ошпарило. Я вскочил, схватился за меч и выпалил в лицо мерзавцу:
— Я убью вас,
В тот же миг раздались крики, многие из присутствующих вскочили на ноги, но вовсе не из-за вспыхнувшей ссоры между мною и Гильдериком, а из-за того, что разъяренный медведь подмял-таки под себя одного из скоморохов.
— Смотрите! Смотрите! — вскричал Гильдерик, хватая меня за руки. — Он сейчас разорвет его.
Мне не было дела до суматохи, возникшей вокруг опасных игр с разбушевавшимся зверем.
— Да сядьте вы, болван! — сказал мне Гильдерик. — Что это вы так взбрыкнули? Неужто вы и впрямь собираетесь драться со мной?
— Непременно, — отвечал я, стараясь взять себя в руки и понимая, что здесь и сейчас и впрямь не место и не время затевать драку. Страшный рев огласил залу — несколько разгоряченных вином и зрелищем гостей свадьбы набросились на медведя и принялись рубить его мечами. Шут, виновный в собственной оплошности, оказался почти невредим, хотя одежда на нем была разорвана, плечо, грудь и шея исцарапаны так, что кровь хлестала, но он, как ни в чем не бывало, принялся кувыркаться, гримасничать, схватил со стола пустой кубок и наполнил его кровью, бьющей из ран поверженного хищника.
— Вы подлец! — сказал я Шварцмоору. — Сказанное вами может быть искуплено только в честном поединке, и я объявляю вам, что намерен драться с вами сразу же, как только кончится свадебный пир, дабы не омрачать веселья.
— Ах, как жаль, — усмехнулся наглец. — Вы и впрямь успели понравиться мне своей непосредственностью. Я думал, мы подружимся. Ужасно не хочется убивать вас. Откажитесь от своих слов и выпьем мировую. А? Давайте дружить, Зегенгейм. Вот моя рука.
— Ни за что на свете! — отвечал я, досадуя на происшествие и понимая — даже если он хлебнул лишнего и ляпнул не подумавши, я не имею права брать свои слова обратно и должен буду сразиться с ним. — Повторяю вам: вы подлец и будете убиты мною на рассвете.
— Ах, на рассвете? Благодарю вас, благороднейший Зегенгейм, вы даете мне целую ночь, чтобы я мог вспомнить прожитую жизнь и покаяться во всех своих грехах, прежде чем вы прекратите мое бренное существование в этом мире… — Усмешка вдруг слетела с его лица, в глазах вспыхнула злоба. — Спасибо вам, доблестный щенок. Значит, так и условимся. На рассвете мы побеседуем о достоинствах и совершенствах Адельгейды, с глазу на глаз.
— Назовите место. Вы вправе выбрать его, поскольку я вызвал вас.
— Я живу около церкви Святого Альбана, там неподалеку есть песчаный пустырь. Устраивает?
— Вполне. Итак, с первыми лучами солнца я и мой оруженосец будем ждать вас.
Мне претило сидеть с ним рядом, я встал, поклонился императору и императрице, чего они, кажется, и не заметили, и удалился, бросив Шварцмоору на прощанье:
— Учтите, я настроен решительно.
Он громко рассмеялся мне в спину.
Вернувшись в ту комнату, где я сидел до того, как меня пригласили в главную залу, я, естественно, попал под целый град расспросов, на которые поначалу отвечал весьма сдержанно, но затем волнение и вино вскружили мне голову, и я запальчиво рассказал обо всем, начиная с сегодняшней утренней рыбалки и кончая завтрашним поединком, утаив лишь причину ссоры с Гильдериком.
— Драться со Шварцмоором! Да ты, брат, я вижу, не из робкого десятка, — восторгался тот самый Иоганн из Гольштейна, с которым я едва не сцепился в начале. Он оказался славным малым, я тотчас обрел в его лице друга, как и в остальных своих, новых знакомых, молодых рыцарях, с которыми мы принялись кутить напропалую, славя брак Генриха и Адельгейды. Тосты за них чередовались с тостами за меня, я от души радовался, хотя очень быстро почувствовал на себе некую
Незадолго до рассвета Иоганн и Адальберт притащили меня домой, где Аттила тотчас же принялся ворчать, на что я ему заметил:
— Молчи, старый пьяница и волокита! Умолкни и соизволь немедленно начать приготовления к поединку. На рассвете мы деремся с Гильдериком Шварцмоором.
— Час от часу!.. — возопил мой верный слуга. — .Чего надумал! Рассвет уже вот-вот. Ложитесь-ка, сударь, да проспитесь как следует. До полудня я вас будить не стану.
Тут Иоганн и Адальберт стали объяснять ему суть сказанного мною, и бедный Аттила не на шутку огорчился.
— Благородные рыцари, скажите, что вы пошутили, — взмолился он. — Какие могут быть поединки, если дитя еще недавно скакало по берегу Дуная верхом на древке от старой лопаты? Что скажут мне его отец и матушка! Нет, лучше убейте сразу старого Аттилу! Да ведь у нас и доспехи не ахти какие.
— При чем тут доспехи! — возмутился я. — Умение держать меч и благородство помыслов — вот, что главное должно быть у каждого рыцаря.
— С мечом-то вы управляетесь неплохо, — согласился Аттила. — Он хорошо держит меч в руках, господа, я не спорю. Но ведь не сразу же начинать сражаться с таким рубакой, как этот Шварцмоор. Я ведь знаю лично его оруженосца Зигги, можно сказать, мы друзья, хотя знакомы недавно. Он предпочитает не говорить о характере своего господина. Этот Шварцмоор — сущий зверь и изверг. Скольких он хороших людей угробил!.. Откажитесь, сударь, прошу вас. Помиритесь с ним. Вон, уж рассвет скоро, а вы едва на ногах держитесь. Он прихлопнет вас как муху!
— Должно быть, и Шварцмоор не одну чашу осушил на пиру, — заметил Адальберт, разглядывая мои доспехи.
— Вот именно! — рассмеялся я. — Еще посмотрим!..
— У нас в Вадьоношхазе, у старого Иштвана был говорящий петух, — сообщил Аттила. — Так вот, когда его понесли резать, он сказал: «Интересно, не окажусь ли я жестковат».
— Вранье! — буркнул я. — Говорящих петухов не бывает.
Глава IV. ДЕРУСЬ С ГИЛЬДЕРИКОМ
Честно говоря, к самому первому лучу рассвета мы не успели прибыть на песчаный пустырь, расположенный неподалеку от церкви Святого Альбана, почти в самом центре города. Еще честнее будет признаться, что и не ко второму, и не к третьему, а к четвертому или даже к пятому лучу пришли мы туда и встали посреди пустыря в ожидании противника. Со мною были Иоганн, Адальберт и верный Аттила. Вскоре появились еще трое — Эрих Люксембургский, Дигмар из Бремена и Маттиас фон Альтена. После веселой ночи вид у всех был достаточно бледный, чтобы изображать из себя сообщество влюбленных юношей, собравшихся почитать друг другу чувствительные стишки. Лишь у моего оруженосца по обыкновению цвели щеки, глазки сверкали живым хитроватым блеском, а толстое и скользкое приспособление внутри рта без конца то и дело порывалось произвести какую-нибудь короткую поучительную историю из жизни Вадьоношхаза или же какую-нибудь несусветную глупость.