Рыцарь и Буржуа
Шрифт:
Кто такой джентльмен по рождению? Согласно воззрениям, которые автор считал в его время господствующими, это — «лицо, родившееся (ибо в этом-то и мыслится самая суть благородства) в известной или старинной семье, предки которой хотя бы на какое-то время возвысились над классом людей труда (theclassofmechanics)» (с. 13). Вопреки некоторым интерпретациям этот «classofmechanics», или, как Дефо называет его в других местах, «thecommonmechaniclabouringclass», вовсе не обязательно класс людей физического труда; скорее это все те, кто живет на заработок. К этому классу принадлежит, разумеется, и купец, и учитель, а в одном из диалогов, включенных в книгу, запальчивый сын-наследник, вопреки мнению младшего брата, хочет причислить к нему и священников, и даже высших офицеров, поскольку те получают жалованье. «Церковный амвон — твоя лавочка, — говорит первородный сын приходскому священнику, — а твое облачение — твой фартук» (с. 46 и след.).
Наш джентльмен по
И не только поэтому трудно говорить о чистоте дворянской крови. Ведь те же самые леди, которые ни за что не вышли бы замуж за порядочного купца, дабы не нарушить чистоту крови, не задумываясь, доверяют детей кормилицам-простолюдинкам, хотя пища, несомненно, влияет на состав крови ребенка — тема, которую автор с удовольствием развивает на нескольких страницах (с. 72 и след.). Дефо раздражает не только «родовой расизм» (который он воспринимает как классовый барьер), но и «национальный расизм». Когда тори нападали на Вильгельма Оранского — любимого монарха нашего автора, — возмущаясь, как это чужеземец может управлять Англией, Дефо (в жилах которого, напомним, текла и фламандская кровь) написал одно из самых известных своих сочинений, рифмованную сатиру «Чистокровный англичанин». Мало ли Англия пережила нашествий? Ее женщин насиловали поочередно римляне, саксы, датчане, норманны. «Чистокровный англичанин» — потомок разноплеменного сброда разбойников и проходимцев. Это понятие внутренне противоречиво, это попросту фикция.
В «Образцовом английском джентльмене» автор, выступая в роли урожденного джентльмена, не может слишком уж пачкать собственное гнездо. Поэтому он отыгрывается на английских сыновьях-наследниках, помешанных на своем благородном происхождении, и со страстью осуждает родовую спесь в других странах. «Венеция и Польша — вот две страны, где знатное происхождение превозносится ныне в преувеличенных до смешного формах» (с. 11). «В Польше эта кичливость своим происхождением еще хуже (чем в Англии. — М.О.). Она доходит там до такого чудовищного преувеличения, что звание дворянина в сочетании со званием старосты, воеводы или каштеляна [Смотритель замка в старой Польше] дает его обладателю власть над всеми вассалами и простым людом большую, нежели та, которой обладает король или император, и они могут править более самодержавно и делать несчастными больше людей, нежели великий визирь или татарский хан в своих странах. И они помыкают бедным людом в Польше, как псами, и нередко их убивают, ни перед кем не отвечая за это, и никто не требует, чтобы они оправдывались в таких поступках» (с. 29).
Причиной тому — не польская конституция, но польская спесь и гордыня. Относительно польской шляхты и помещиков, продолжает Дефо, мы можем утверждать — не только на основании личных знакомств с поляками, но и на основании истории этой страны, — что это люди наиболее надменные, властолюбивые и заносчивые из всех живущих. «Знаменитый современный историк, — добавляет Дефо, не называя, однако, имени этого историка, — говорит, что они горды, неучтивы, упрямы, вспыльчивы, неистовы» (с. 29).
Чтобы дополнить образ Польши в книге Дефо, заметим, что в одном отношении его представления о Польше чрезвычайно благоприятны: польская шляхта, по его мнению, весьма образованна. Все там учились в университетах, у себя или за границей; и хотя шляхта не говорит на модный манер, как это свойственно англичанам, то есть не говорит по-французски (этот язык у них в пренебрежении), все там говорят по-латыни; так что человек, знающий этот язык, может путешествовать по всей стране, как если бы в ней родился (с. 114).
Если за границей дворянство хотя бы чему-то учится, то в семьях английских помещиков старших сыновей в школы не отдают, не желая, чтобы первый встречный учитель смел над ними начальствовать и чтобы они общались с неблагородными. Учат их домашние «тьюторы» (наставники), потакающие своим питомцам из страха потерять место. А после оказывается, что наследник даже письма грамотно написать не умеет, беседовать может лишь о собаках, лошадях и охоте, в обществе вспыльчив и неотесан, говорит зычным голосом, грубо ругается и пьет без удержу. Если же голова у него не совсем пуста, то, скорее всего, потому, что когда-то он был младшим сыном, которому не полагалось наследства и которого поэтому отдали учиться, а после уж стал наследником, похоронив старшего брата . Хозяйством такой помещик не занимается, считая это ниже своего достоинства: ведь ему не пристало заботиться о росте доходов. «Мое настоящее занятие — тратить деньги, это мое призвание» (с. 66). Но главное, в чем обвиняет Дефо сыновей-наследников джентри — это невежество; наследника он изображает прежде всего дураком.
Чувство собственного превосходства, основывающееся на сознании превосходства интеллекта, становится обычным оружием мещанства в его отношениях с аристократией. Лозунги Просвещения немало способствуют этому, а без малого два века спустя в романе Сенкевича «Без догмата» Плошовский, заметив, что молодой врач Хвастовский относится к нему с чувством интеллектуального
413
Сенкевич Г. Без догмата. М., 1960, с. 169.
Настоящий джентльмен для Дефо — не этот неотесанный джентльмен по рождению, но джентльмен по воспитанию. Джентльмен необразованный, невоспитанный, без нравственных достоинств и хороших манер ничем не лучше плебея (с. 18). Это лишь тень джентльмена. Молодой дворянин, которого Дефо заставляет вести об этом такой горячий спор с первородным сыном, что оба даже хватаются за шпаги, уверяет сына-наследника, что не променял бы свой ум на его глупость, пусть даже подслащенную богатством.
Отвергнув происхождение как условие, необходимое для того, чтобы именоваться джентльменом, наш автор, который сам всегда держался дворянином и свои анонимные сочинения охотнее всего подписывал просто «а gentleman», приступает к устранению второй преграды, закрывающей ему доступ в высшие сферы. Речь идет об исключении древних языков из программы общего образования, поскольку Дефо ясно видит их классовую роль как средства отделить узкий круг избранных от всех остальных. Почему бы не учить людей на их собственном языке? Почему бы не знакомить их с античными авторами по-английски? Ведь римская литература так и не появилась бы, если бы римлян заставляли учиться и писать на языке какой-нибудь еще более древней культуры. Пора изменить представления об образованном человеке. Можно быть образованным и быть джентльменом, не изучая классической филологии, если знаешь родной язык, естественные науки, историю, географию, математику, астрономию, новые языки и обладаешь большим опытом, обогащенным во время путешествий. «Джентльмен может быть человеком образованным, не зная ни греческого, ни латыни» (с. 208, а также 196 и след.). Преследуя при этом собственные интересы, Дефо, который был в значительной мере самоучкой, не желает также придавать слишком большое значение университетскому образованию. Можно пополнять свои знания самому, путем чтения, необязательно проходить весь курс высшего образования, хотя, вообще говоря, наш автор говорит о нем с уважением.
Все цитировавшиеся выше высказывания должны побудить читателя полностью согласиться с выводами, содержащимися в последней главе. За последние годы, утверждает здесь автор, особенно много людей разбогатело в Англии торговлей, войной, мореплаванием, службой в суде и т.д. Их нельзя называть джентльменами в первом поколении, хотя бы даже они имели свой выезд и носили шпагу (право ношения которой, добавляет Дефо, должно быть ограничено законом). От них еще слишком отдает их прежним занятием. В их речи чувствуются прежние привычки. Они неспособны излечиться от золотой лихорадки, охотясь за деньгами правдами и неправдами, подобно тому как старый вор не может не красть, а старая распутница — не сводничать. Похвальба своим богатством, вызывающее поведение, невоспитанность на каждом шагу выдают их происхождение (с. 257-258).
«Не принимая, следовательно, в расчет основателя дома, я, однако, должен открыть двери перед его лучше воспитанным сыном. Второе поколение — совсем другое дело.
Называй его, как тебе будет угодно, если ты имеешь в виду текущую в его жилах кровь, и пусть его род будет сколь угодно недавним и скромным. Но если его рано отдали в школу, если он имеет способности и усовершенствовал их учением, путешествиями, чтением и беседами, а главное, если он обладает скромными, учтивыми манерами джентльмена, то, как бы ты ни презирал его, он будет джентльменом наперекор всему, и притом благодаря не одним лишь деньгам и отнюдь не благодаря отцу и семье, но благодаря тем качествам, которые составляют лучший Фундамент при основании рода: личным достоинствам, общему образованию, советам, которые он получал постоянно и вовремя, самообладанию, скромному нраву, который воспитывался в нем с детства, нраву, податливому к самым лучшим влияниям и послушному внушаемым ему правилам и законам...
Вот за какие достоинства наследники и сыновья «разбогатевших мужланов», или как ты их там называешь, становятся джентльменами, и в качестве таковых их принимают без колебания в лучших британских семьях, а самые древние роды без оговорок вступают с ними в брачный союз и не считают, будто бы погрешили тем самым против чистоты своей крови» (с. 258-259).
Итак, наш автор не только требует, чтобы сыновьям нуворишей, приобретшим благодаря деньгам светский лоск, был обеспечен доступ в лучшее общество, но и утверждает в цитировавшейся книге (и не только в ней), что так оно в Англии обычно и происходит. В Англии, писал он в «Чистокровном англичанине», необязательно происходить из древнего рода: бесцеремонность и деньги делают человека пэром. «В Америке, — пишут два современных исследователя английского среднего класса, — деньги определяют социальное положение человека; в Англии, по крайней мере до недавнего времени, приходилось ждать, ибо деньги определяли лишь социальное положение детей» [414] .
414
Lewis R., Maude A. The English middle class. London, 1950, p. 23.