Рыцарь нашего времени

Михалкова Елена Ивановна

Их первая серьезная ссора – намного сильнее размолвок в медовый месяц – случилась, когда Ольга, снова заведя разговор о доходах мужа и находясь в уверенности, что теперь он выслушает ее и задумается, обнаружила, что супруг не собирается отступать ни на йоту.

– Чего ты хочешь? – спросил Сергей прямо, когда ему надоело, что жена ходит по кругу, повторяя одни и те же избитые истины.

– Я хочу, чтобы мы жили как нормальные люди!

– Но мы и живем как нормальные люди!

И вот тут Оля не выдержала. Обведя рукой скудную обстановку

их комнаты, спросила с металлом в голосе:

– Ты считаешь, что жить в таком убожестве – это жить как нормальные люди?! То, что мы на телевизор полгода копили, – это нормально?! То, что я дубленку хорошую не могу себе купить, – это нормально?! А?!

Светлые волосы надо лбом растрепались, губы изогнулись не капризно, а зло, и Оля стала похожа не на зайца, как ласково звал ее муж, а на птицу, у которой по недоразумению оказался короткий клюв вместо хищного, заостренного. Сергей, не готовый к такому преображению супруги, на минуту замолчал, пытаясь разобраться в ней и в себе.

– Ты – мой муж! – Ольга поторопилась закрепить успех, которого, как ей казалось, она наконец-то достигла своими бронебойными аргументами. – Ты мужчина, знаешь ли! И жить на ту зарплату, которую ты получаешь... это смешно и унизительно! В первую очередь для тебя самого! Ну... и для меня тоже.

– Не живи, – поразмыслив, сказал Сергей.

– Что?!

– Если жить на мою зарплату для тебя унизительно, начни зарабатывать сама. А со своим унижением я сам как-нибудь разберусь.

Он говорил спокойно, даже мягко, но за его спокойствием Оля почувствовала непреклонность.

– Как? – часто моргая, спросила она. – Ты хочешь... хочешь жить за мой счет?!

– Я хочу заниматься тем, к чему у меня есть способности. Может быть, я не выдающийся оперативник, но мне нравится моя работа. В ближайшие три года я собираюсь работать «на земле», хочешь ты этого или нет.

Несмотря на кажущуюся твердость, Сергей вовсе не был настолько уверен в себе, как казалось Ольге. Она расплакалась бы, если б узнала, как мало он услышал из того, что она пыталась до него донести многочисленными поучениями и рассказами: призыв немедленно изменить что-то в их жизни Бабкин воспринимал только как иллюстрацию к жизни чужой, и не более.

Однако Сергей оценил серьезность намерений жены и смутно ощутил, что их семейная жизнь окажется под угрозой, если он не начнет прислушиваться к Ольге. Жена скандалила, плакала, упрекала его, просила, взывала к его совести, и по всему выходило, что в их стремительно портящихся отношениях виноват именно Бабкин. Обдумав все основательно, он решил, что и в самом деле был эгоистом и руководствовался лишь своими интересами, в то время как Ольга радела об интересах семьи.

– Ты хочешь, чтобы я зарабатывал или чтобы я делал карьеру? – спросил он жену, когда накал ее обиды понемногу снизился.

Оля хотела это совместить, но понимала, что совместить поначалу не получится.

– Заработай хоть что-нибудь! – бросила она в сердцах.

Спустя две недели Бабкин уволился из своего отдела и перешел на работу в службу безопасности крупного банка.

Глава 2

Сергей быстро двигался по кухне Макара – кухня была маленькой, но светлой и очень уютной, – а Илюшин сидел на диванчике, поджав длинные ноги и сочувственно наблюдая за другом. Горло он обвязал серо-зеленым шарфом, травяной оттенок которого гармонировал с цветом его глаз; Бабкин бросил взгляд на шарф, края которого вольготно разлеглись по спинке дивана, но промолчал. Он достал из шкафа турку, открыл коробку с кофе, щелкнул по кнопке чайника, включил горелку.

– Не суетись ты, – успокаивающе сказал Илюшин, хотя Бабкин и не думал суетиться: движения его были быстрыми и точными.

Сергей плавно распахнул дверцу шкафа, наугад вытащил два пакетика, оказавшиеся именно теми, которые и были нужны, отсыпал по щепотке из каждого и сунул пакетики обратно.

– Сколько раз тебе говорил, – буркнул он, не оборачиваясь. – Специи так не хранят.

– Я специи вообще не храню, – напомнил Илюшин. – Это ты их хранишь в моей – заметь, моей! – кухне, потому что варишь с ними кофе. Зачем тебе мускатный орех? Если хочешь успокоиться, лучше выпей валерьянки.

– У тебя нет валерьянки. – Сергей налил в турку воды, поставил на огонь. – Водка – и та закончилась.

– Зато у меня есть хороший кофе!

– Который я тебе привез, прошу не забывать.

– Хорошо, хорошо, мой дотошный друг. Именно ты привез мне этот прекрасный кофе, который сейчас почему-то варишь на себя одного, хотя и я бы не отказался почаевничать. Кстати, как правильно выразиться, если собираешься пить кофе? Покофейничать?

– Покофействовать. Нет уж, кофе – детям и больным.

– Угу. Со временным помрачением рассудка. Серега, я никогда не был женат, и поэтому не могу оценить всю степень твоей озабоченности. Скажи мне, неужели встреча с бывшей супругой так подействовала на тебя, что ты стал похож на человека, укушенного гремучей змеей и вливающего в себя галлоны спирта, то есть кофе, чтобы избавиться от яда? Ты когда-то наступил ей на хвост и теперь боишься мести? С момента твоего возвращения прошло двадцать минут, а ты ни словом не обмолвился о деле. С порога вывалил на меня новость о встрече с любовью твоей юности и умчался на кухню врачевать душевные раны...

Бабкин, ссутулившись над конфоркой, выключил газ, перелил кофе из турки в чашку, и по квартире поплыл крепкий пряный аромат, в котором разборчивый нос угадал бы и душистый перец, и мускатный орех, и не любимую Макаром гвоздику.

– Нет никаких душевных ран. – Сергей отпил чуть-чуть кофе и прикрыл глаза, успокаиваясь. – Просто я выбит из колеи этой встречей. Но ты прав, давай сначала о деле.

– Ты заметил что-нибудь возле дома или в квартире?

– Нет. Совершенно ничего.

– Уверен? – Илюшин наклонился вперед, чуть нахмурившись.