Рыцарь-призрак
Шрифт:
— Он сказал, что нашел мое сердце и что вернет его мне только при одном условии: если я убью его учителя.
Он подошел к саркофагу, где лежал его собственный оттиск, столь благородный и мирный в своем каменном сне.
— Он сказал: «Это — старик, — продолжал Уильям едва уловимым голосом, — я полагаю, у него уже при виде тебя остановится сердце». — «Почему ты желаешь ему смерти?» — спросил я. Он засмеялся: «Потому что я его не люблю!» — ответил он. Подобное мне уже приходилось слышать… от одного короля. Иоанн говорил подобные вещи. «Убери его с моей дороги. Он мне не нравится», — и всегда
Лонгспе вытянул руку и дотронулся до каменного лица, обладавшего столь сильным сходством с его собственным. Его пальцы погрузились в него, словно камень был таким же бесплотным, как и он сам.
— Я сказал ему, что это условие я выполнить не смогу и потребовал свое сердце назад. Он меня высмеял. «Нет, в таком случае я закопаю его обратно, — сказал он. — И надеюсь, что это сделает тебя таким слабым и несчастным, что ты никогда, никогда не выполнишь свою клятву. И жену свою тоже никогда не увидишь. Да и что ей делать с рыцарем без сердца?»
Лонгспе провел рукой по лицу.
— В моей беспомощной ярости я выхватил меч. Он отпрянул назад и спиной вывалился из окна, перед которым стоял. Он сломал себе шею.
Его крик начертал мне на лбу: «Убийца», и я почувствовал, как тьма навсегда окутывает мою душу. «Одним больше, Уильям, — сказал я себе. — Всего только одним больше! Ты уже стольких убил, а этот был по-настоящему злым!» — Но тьма больше меня не отпускала, и я утратил надежду когда-нибудь снова смыть ее с моей души и опять увидеться с Эллой. Уильям Лонгспе — это ничто, кроме тени. Рыцарь без сердца. Прикованный к этому миру на все времена.
Он опустился на колени перед своим надгробием, перед всеми святыми и грешниками, взиравшими на него своими каменными лицами. Стены собора, казалось, шептали слова утешения, а колонны его распрямились, как будто хотели помочь рыцарю нести его вину. Ночь струила через окна мрак, и только Эллин карманный фонарик давал немного света.
Элла нерешительно подошла к нему, словно боялась, что он прогонит ее прочь.
— Ты спас и меня, и Йона, — сказала она, — и Цельду, и Мэта. Я считаю, что твоя клятва уже давным-давно выполнена, а что касается твоей жены — когда-нибудь ты наверняка ее увидишь снова! Ибо мы с Йоном найдем твое сердце и похороним его в ее ногах. Клянусь тебе моим именем Эллы Литтлджон. А теперь, пожалуйста, вставай!
XVII
Остров хориста
Согласен, когда Элла на следующее утро объявила Бородаю, что нам еще раз потребуется его помощь, он не надоедал нам ни с какими вопросами. Потом, как мы и договорились, он явился вскоре по окончании учебного дня и вовлек дежурную учительницу (миссис Багеналь, преподававшую нам математику и химию) в беседу о зубной гигиене, так что мы с Эллой смогли пробраться к школьной часовне.
Грязного, мелкого шантажистишку я предложил просто запугать, чтобы тот нам добровольно рассказал, где сердце. Но Элла лишь
— Алейстер? Алейстер Йиндрих? — позвала она в пустоту. (Лонгспе назвал нам его имя.) — Где ты? Мне надо с тобой поговорить.
Долго ждать себя он не заставил. Элла выглядела, как всегда, очень мило, и интерес такой девочки наверняка чрезвычайно льстил тщеславию Алейстера.
Поначалу он представлял собой едва ли нечто большее, чем мерцание на ступеньках у алтаря. Потом появилась его лукаво ухмыляющаяся голова, напоминающая чеширского кота из «Алисы в Стране чудес», а под конец он предстал перед Эллой целиком, в своей одежде певчего, похожей на выцветшую копию Ангусова облачения.
— Вот ведь смотрите-ка сюда! — промурлыкал он и улыбнулся Элле так двусмысленно, что я бы его на месте поколотил. — Мы знакомы? Не знал, не знал.
Элла смерила его взглядом с такой каменной физиономией, словно на свете не было ничего более нормального, чем привидение мертвого хориста.
— Меня зовут Элла Литтлджон, — сказала она. — Моя бабушка Цельда проводит в Солсбери экскурсии по призракам. Поэтому я здесь.
— Да неужели? — Алейстер принялся увиваться вокруг нее, как кошка вокруг миски с молоком. — Пожалуйста, объясни поподробнее.
Элла скрестила руки. Бородай нам рассказывал, что это якобы препятствует призракам сливаться с человеком воедино. Стоило ему только забыть, что он зубной врач, как из него и в самом деле можно было выудить массу полезных вещей.
— Я рассказала о тебе моей бабушке, — сказала Элла. — В конце концов в этой школе тебя знает каждый. Но Цельда говорит, что не желает на своих экскурсиях разглагольствовать о мальчишке, который выпрыгнул из окна вследствие пустого ребячества — из-за ностальгии, и с тех пор ничего лучшего не находит, как только бродить по своей старой школе и бить на жалость.
Сработало. Алейстер сделался белым как простыня (хотя нельзя сказать, чтобы и в обычном состоянии у него на лице было много красок).
— Ах вот как? Значит, так говорит твоя бабушка? — фыркнул он. Его сходство с кошкой было действительно поразительным.
— Да, так она говорит, — ответила Элла невозмутимо. — Но я слышала и другую историю.
Она выдержала эффектную паузу и разгладила себе платье (в девчоночьей школьной форме нет ничего сногсшибательного, но даже в ней Элла смотрелась обворожительно).
— Один мальчик из моего класса, — продолжала она, — говорит, что тебя убил блуждающий по собору рыцарь, так как ты украл его сердце. Это звучит, конечно, гораздо убедительнее, чем про ностальгию. Но какая из этих историй правда?
— Вот эта и есть правда! Меня убил проклятый рыцарь! — Алейстер привстал на цыпочки, чтобы стать ростом с Эллу. — Напыщенный маленький уродец! Ничего удивительного, что его не принимают ни в рай, ни в ад.
Элла зачесала себе назад волосы:
— Докажи!