Рыцарь Шато д’Ор
Шрифт:
Ульрих и его помощники, которых набралось невесть откуда более полусотни, скакали в разных направлениях, распоряжались, орали — якобы наводили порядок. В подчинении Ульриха оказалось шесть графов из восьми, имевшихся в марке, два виконта, двенадцать баронов покрупнее и сорок поменьше. Все они составили его штаб и военный совет. Первое заседание происходило в полдень, когда прибыли первые сведения о начале переправы войск герцога. На всех дорогах, по которым можно было подойти к Шато-д’Ору, были выставлены заставы и высланы разъезды, чтобы предупредить о начале наступления неприятеля.
Второе заседание военного совета прошло уже тогда, когда
— Лазутчики наши доносят, что число воинов его высочества герцога, перешедших реку, составляет примерно пятнадцать тысяч. Войска маркграфа не только не противятся им, но и встали в их ряды! — так объявил Ульрих своему военному совету. — Это значит, что маркграф предатель и изменник. Он предал, как Иуда Искариот, его величество короля и своих вассалов. Поэтому я, граф Ульрих де Шато-д’Ор, призываю вас, мессиры, решить судьбу маркграфа — за деяние, недостойное христианина, он заслуживает лишения своего поста. Предки его получили этот титул и пост за заслуги перед Карлом Великим. Ныне маркграф желает сменить присягу, не спрашивая на то согласия своих вассалов. Итак, я спрашиваю вас, мессиры, достоин ли маркграф оставаться во главе нашей марки?
— Не-е-ет! — заорали с мест разъяренные мессиры. Ульрих внимательно вглядывался в лица графов. Их было шесть. Один из них — Альберт де Шато-д’Ор, формально остававшийся вассалом маркграфа. Граф Иоахим фон Адлерсберг был самым старшим по возрасту — ему было где-то под шестьдесят. Имел он семь сыновей — от сорока до тридцати лет от роду, все славные вояки и выпивохи. Адлерсберга маркграф разбил еще в те времена, когда Ульрих только находился в «проекте», точнее, победителем был отец нынешнего маркграфа. Из всех здесь присутствовавших графов он единственный сам подписал с маркграфом договор о вассалитете, за всех остальных, не считая Альберта, это сделали предки.
Фон Аннемариенбург перестал быть вольным графом еще в прошлом веке, и во всех неприятностях своего графства, сильно сокращенного по территории в ходе двухлетней войны, винил прадеда нынешнего маркграфа.
Граф де ла Пелотон проиграл не одну, а целых две войны с маркграфами — одну в этом веке, а другую ста годами ранее. Граф де ля Фражор, точнее, его предки семь раз бились с маркграфами, и после каждого очередного сражения территория графства таяла, как масло на сковородке. Граф де Легран дю Буа Друа, родственник виконта де Леграна дю Буа Курбе, происходил из старого графского рода, владевшего землями по разным берегам реки. В ходе сложных феодальных междуусобиц виконты, жившие в замке у Кривого леса, тянувшегося вдоль реки напротив Визенфурта, утвердились как вассалы герцога, а графы, оставшиеся на стороне короля и державшие свое знамя в замке у Прямого леса, владели землями ниже Визенфурта — по течению реки. Теперь дю Буа Курбе высадился на берег всего в трехстах шагах от границ владений дю Буа Друа. Поэтому граф сидел мрачнее тучи. Ульрих понял, что на этого можно надеяться больше, чем на других. Дю Буа Друа подозревал, что поход его родственничка имеет прежде всего корыстную цель, а именно — воссоединение древнего владения своих предков. Интересы герцога стояли у него на втором плане.
Графы держались с большим достоинством — лишь слегка кивали головами. Зато бароны орали во всю глотку: чем меньше было баронство, тем больше шуму поднимал его владелец.
«Ох-хо-хо!» — думал Ульрих, с тревогой разглядывая командиров разношерстного войска. Когда-то, перед Оксенфуртом, он уже наблюдал нечто похожее, и это испугало его. Там, правда, было меньше народу. Но суть была та же: каждый считал себя союзником, а не подчиненным. В удачном бою все они, разумеется, будут верны и храбры, а после победы наперебой будут утверждать, что именно их отряд нанес решающий удар, но на войне, как известно, как на войне, и первое же поражение может резко изменить настроение «союзничков». Могут и нож в спину воткнуть, и отвести на веревке к маркграфу в надежде выторговать себе какое-нибудь снисхождение.
— Итак — продолжал Ульрих, — все вы за низложение маркграфа. Это хорошо. Тогда можем ли мы избрать себе нового маркграфа и послать королю прошение об утверждении в этом титуле нашего избранника?
— Сочтем наш сход за заседание ландтага, — проговорил фон Адлерсберг, — только надо пригласить сюда представителей городов и духовенства. Город у нас один — Визенфурт, и он пока в руках маркграфа.
— Может быть, еще пригласим представителей духовенства? — съехидничал Альберт де Шато-д’Ор. — За этими далеко ходить не надо — они у нас в подвале!
Это вызвало взрыв хохота, особенно у участников ночного боя с монахами — Иоганна фон Вальдбурга, Хлодвига фон Альтенбрюкке, Арнольда фон Гуммельсбаха и Бальдура фон Визенштайна цу Дункельзее. Пригласить на заседание пленных монахов — добрая будет потеха.
— Тащите их сюда! — воскликнул Гуммельсбах. — Пускай его преосвященство тоже подпишется!
Ульрих подумал вдруг, что в этом могут быть свои резоны, и сказал вполне серьезно:
— Что ж, я думаю, что пригласить сюда его преосвященство — здравая мысль. — И он жестом указал Марко, стоявшему у дверей, что сказанное надо выполнять. Марко ушел, и в зале воцарилась тишина, чреватая взрывом.
— Вы что, любезный дядюшка, серьезно решили пригласить сюда этого разбойника в рясе? — нервно вскинулся Альберт. — Его надо повесить на стене Шато-д’Ора, чтоб другим воронам неповадно было!
— Во всяком случае, это столь значительная персона, — заметил Ульрих, — что ее нельзя повесить без суда. Как человек духовный, он подлежит суду Церкви. Мы же люди светские, и судить его не можем. Взяв его в плен, мы обязаны пожаловаться на его поведение в церковные инстанции и предать его на их суд.
— Но все же епархия пользуется защитой марки, а не наоборот! — проворчал граф Симеон де Пелотон. — И он такой же вассал маркграфа, как и все мы!
— В военном отношении — да, — сказал Ульрих, — но в духовном — именно наоборот! Пред Господом епархия молится за марку…
— Я все же вас не понимаю, дядюшка! — наморщил лоб Альберт. — На кой черт нам нужен сейчас епископ? Войско его разбито, да и, кроме того, он утверждает, что я женщина, к тому же еще и ведьма!
— С монахами это бывает, — серьезно произнес фон Альтенбрюкке. — От долгого воздержания…
Рыцари заржали и долго держались за животики от хохота, хотя причина для смеха была пустячная. Когда смех иссяк, граф де Легран дю Буа Друа, единственный, кто все это время не смеялся, мрачно сказал:
— Пока мы тут веселимся, мой благородный кузен уже мог обложить мой замок…
Помрачнели бароны, чьи владения находились поблизости от графских; среди них и фон Альтенбрюкке.
— К черту всех монахов! — воскликнул он. — Я предлагаю: маркграфом пусть станет Ульрих де Шато-д’Ор. Пусть он ведет нас под Визенфурт и в открытом бою разобьет маркграфа. Клянусь честью, мы их одолеем!