Рыцарь снов. Мохнатая магия
Шрифт:
Между вошедшими и очагом стоял длинный стол на резных ножках, на котором было расставлено множество предметов, включая бронзовые подсвечники, кубки, блюдо с чем-то похожим на яблоки, только очень большими, и тому подобное.
Если не считать скамей, больше никаких сидений в комнате не было. Однако тут и там валялись груды больших квадратных подушек, обтянутых тканями разного цвета, которые почти сливались друг с другом. Свет исходил от четырёх висячих шаров в филигранных клетках.
Девушка подошла к ближней из длинных скамей, сняла вуаль, закрывавшую её с головы до ног, бросила
Платье её было подобно его одежде, только верхняя куртка длиной до лодыжек. Разрезы по обе стороны позволяли видеть её стройные ноги, обтянутые более светлым, облегающим трико, до самых бёдер. Она выбрала глубокий сине-зелёный цвет одежды, почти как гемма на кольце её большого пальца, что поразительно контрастировало с пепельно-серым окрасом вуали, которую она сбросила.
На груди у нее красовалась вышивка серебром, правда, рисунок её был гораздо проще того, что на нём самом. Посреди головы кошки мерцали глаза из жёлтого камня размером с ноготь его большого пальца; они отражали лучи света и очень походили на глаза живого животного.
Густые, черные, коротко остриженные волосы девушки удерживала серебряная лента с ещё одним изображением кошачьей головы на лбу между глазами. Эксцентричный костюм, но девушке очень подходил. И в ней сразу чувствовалось величие, словно она привыкла всю жизнь отдавать приказы, ожидая в ответ безусловного повиновения.
Она по-прежнему смотрела на него внимательным оценивающим взглядом, как когда он впервые её увидел. В это время послышался лёгкий скрежет. Не поворачивая головы, девушка что-то произнесла. В её звучном голосе, как показалось Рамсею, прозвучал вопрос.
Ответил ей более слабый голос. Девушка снова заговорила; справа от Рамсея открылась дверь, и вошла другая женщина. Одета она была почти так же, как и первая девушка, только проще и в тусклых ржаво-коричневых тонах. Её одежду тоже отмечал знак головы кошки, только меньшего размера и без камней в глазах. Короткие жёсткие волосы топорщились над полным широкоскулым лицом женщины, их сдерживала только лента цвета ржавчины.
Она закрыла за собой дверь и остановилась, не отводя взгляда от Рамсея. Широкий рот открылся в таком откровенном изумлении, какого Рамсею давно уже не приходилось видеть. Долго она просто стояла и смотрела. Потом быстро заговорила девушка, слова её сливались друг с другом, и Рамсей даже не мог отделить один странный звук от другого.
Когда девушка заговорила, взгляд женщины переместился с Рамсея на неё, потом назад. Первоначальное изумление по мере слов девушки рассеивалось. Девушка снова взглянула на Рамсея.
Медленно, явно стараясь, чтобы её поняли, она коснулась пальцем с кольцом головы кошки у себя на груди.
— Текла, — произнесла она. Должно быть, это её имя. Теперь она ждала его ответа. Неужели в этом сне он по-прежнему Рамсей Кимбл? Конечно, кем ещё он может быть, несмотря на одежду и странные обстоятельства их встречи.
Юноша в свою очередь указал на себя.
— Рамсей Кимбл, — ответил он.
Снова другая женщина пришла в смятение. Она яростно покачала головой и произнесла то же слово, что и девушка раньше:
— Каскар!
Словно пыталась доказать, что он не тот, кем себя назвал, а другой.
— Рамсей Кимбл! — повторил он, на этот раз громче и со всем ударением, какое мог сделать на этих двух словах.
Текла сделала жест, словно призывала женщину поверить ему. Потом указала на нее и объявила:
— Гришильда.
Рамсей был слегка удивлён, обнаружив, что чуть склонил голову в манере явно не из его мира и повторил:
— Гришильда.
Та, кого он так назвал, подошла ближе. Осмотрела его с ног до головы, потом с головы до ног — внимательно и неторопливо. Потом покачала головой и развела руки.
— Каскар!
Текла улыбнулась; впервые, сколько он её видел, лицо девушки утратило напряжённость. Словно поведение Гришильды позабавило сё.
Но теперь сама Гришильда разразилась быстрой речью, похожей на поток вопросов; она говорила безостановочно, почти не переводя дыхания. Снова девушка сделала короткий повелительный жест — на этот раз подняла руку ладонью вперёд, словно требуя молчания. И произнесла единственную фразу. Гришильда быстро кивнула и заторопилась к двери, через которую вошла. Там она поставила на место запор, закрыв дверь изнутри.
Текла поманила Рамсея, показав на сидение рядом с собой у очага. Последовал первый урок языка. Девушка показывала на различные предметы в комнате и произносила слова, которые он повторял, как мог, хотя она часто поправляла произношение юноши. И чувствовалась в сё поведении торопливость, как будто по какой-то причине они должны научиться разговаривать как можно быстрее. Рамсея заразила её тревога.
Какой долгий сон, бегло подумал он. И какая последовательность событий! Он сосредоточился и следовал за Теклой, как мог лучше.
Рамсей не знал, сколько они просидели так, повторяя слова. Он устал больше, чем сознавал, когда Гришильда прервала урок, поставив перед ними поднос с двумя полными до краёв кубками, небольшими квадратиками желтоватого хлеба и одним из больших яблок, разрезанным на дольки.
Напиток, как решил Рамсей, представлял собой какой-то неперебродивший фруктовый сок. Хлеб оказался чуть сладкий — больше, чем привычный ему хлеб, но меньше печенья. Вкуснее всего были яблоки с плотной мякотью.
Они поели и напились. Текла широко развела руки и что-то сказала Гришильде, потом легко коснулась руки Рамсея.
— Спать… спать, — повторила она слово, которое раньше изобразила пантомимой, закрыв глаза и положив голову на ладонь.
Рамсей едва не рассмеялся. Спать? Он и так спет — и видит сон. Можно ли спать во сне? Очевидно, Текла считала, что можно. Но, конечно же, она тоже персонаж из его сна, она не реальна.
Юноша кивнул, чтобы показать, что понял. Она кивнула на Гришильду.
— Гришильда… вести… спать…
Одетая в ржаво-красное женщина энергично кивнула и поманила Рамсея. И повела не к двери, которую закрыла, но назад, в коридор, через который они пришли сюда из того места, где он «проснулся» (если можно проснуться в собственном сне). Рамсей подумал, не предстоит ли ему вернуться на покрытую цветами плиту, к четверым ничего не видящим наблюдателям.