Шрифт:
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.
А.С.Пушкин «Борис Годунов»
Глава 1
Звуки цитоли нисколько не тревожили то ли Диану, то ли Джоану – Генри даже не пытался запомнить имя очередной девицы весёлого нрава и свободного поведения. Лопнула бурдонная струна – Генри было наплевать, песня всё равно не складывалась. Он хотел поведать миру о любви к невесте– любви не было и в помине. Он хотел воспеть тишину лунной ночи –тишины не было, в соседней комнате, как и в других комнатах замка во всю веселились рыцари, воины дружины, доступные женщины, шуты, менестрели. Мелькала мысль о создателе мира, чтобы воздать ему хвалу – о, нет, с богом отношения не складывались. Бог благоволил к кому угодно, только не к Генри Маршалу – дуэлянту, распутнику, должнику и бунтарю.
Первые четыре строки баллады звучали так: Луна сияет в небесах Кому-то напоказ, Олени прячутся в лесах –Об этом мой рассказ.
А дальше дело не шло. Пустить волков в леса, где прятались олени, означало вечернюю песнь превратить в кровавую быль. Соловьи и прочие ночные птицы никак не хотели укладываться в рифму и метр. Прекрасная девушка,
Воспевать свои ратные подвиги тоже не было желания – они обернулись Генри во зло и запутали судьбу окончательно.
Цитоль, чувствуя настроение хозяина, отзывалась грустными отрывистыми звуками. «Ну её к дьяволу эту цитоль, – решил певец, – не то сейчас время, чтобы предаваться искусству». И цитоль полетела из окна в ров, не громко ударилась об воду, провалилась в неё, вынырнула и поплыла, подгоняемая тихим ночным ветерком.
– Мой дорогой король, – оказывается Диана-Джоана не спала, – чем вы так опечалены? Ужели мои ласки повергли вас в такое уныние, что вы поёте как поют во время погребальной церемонии? Выпьем вина? Давайте я вам спою, глядишь, ваша душа очистится от скорби и вы вернётесь в прежнее весёлое расположение духа.
– Я не король, – огрызнулся Генри Маршал, – и ты, девка, раз не спишь, одевайся и уходи.
Девушка покорно вздохнула и потянулась к тунике, потом к платью и кожаным башмачкам, украшенным мелкими драгоценными камнями и вышивкой. Волосы она перехватила обручем, а сверху набросила накидку. Уже перед дверью она обернулась, чтобы получить прощальный поцелуй. В этом жесте Диана или Джоана была столь обворожительна и невинна, что Генри не выдержал, подошёл и отдал должное некогда милым для него устам, которые величали его из преданности и любви не иначе как «мой король» или просто «король». Да, Джоана-Диана познала многих мужчин и к ним она ничего не чувствовала. Генри Маршал, хоть и не был красавцем (длинные руки, слишком широкие плечи, смуглая кожа, шрам через всё лицо), покорил её умом, мужеством, нежностью и страстью. Несчастная, она всерьёз думала, что он вступит с ней в брак или хотя бы будет жить незаконно. Несчастная, она забыла о своей продажности и забыла, что Генри Маршал – настоящий саксонский франклин, поэтому своей он назовет только равную себе по происхождению девушку. Несчастная, она влюбилась и тем самым обрекла себя на страдания. Несчастная, слова любви говорил ей не Генри, а вино; и как винные пары рассеиваются к утру, так и мнимая любовь исчезала вместе с ними. Дверь закрылась навсегда. «Королю» нужно было одиночество, чтобы взглянуть на свою жизнь и понять, почему она так ужасна. Поводов для печальных размышлений было великое множество. Во-первых, в самой весёлой Англии наступили тяжёлые времена. Великий воин и король Георг готовился объявить войну Франции. Французский король Филипп-Август по слухам собирал войско, чтобы приструнить несносных англичан и возвести вместо них на престол кого-нибудь из своих фаворитов. Англо-норманские феодалы, чуть притихнув при Ричарде, при Георге снова завозились как скорпионы в банке, желая уничтожить друг друга как можно быстрее. Брат Георга, принц Джон, прах его побери, смотрел в сторону французов и всё родное, особенно знать самых древних родов, ни во что не ставил и при каждом удобном случае говорил, что всякие там Альдебурги, Бассеты, Вейны и прочие Глостеры давным-давно выродились, и кроме фамилий и замков от них ничего уже не осталось. Святой Дунстан, равно как и святой Эдмунд, и святой Эдуард Исповедник, и прочие святые были заняты чем угодно, только не тем, что творилось на родной им английской земле. Все деньги они раздали жидам, истинным христианам оставалось только смириться и просить деньги у этих грязных трусливых иудеев. Копья и доспехи можно было достать только у еврея и на его же деньги, потому что цены на них выросли непомерно, и гордому франклину таких сумм просто неоткуда было взять.
Внутри Генри тоже было не спокойно. Первое и главнейшее беспокойство вызывала предстоящая дуэль с другом детства, славным рыцарем Уильямом Перси. Поводом стала женщина, та самая то ли Диана, то ли Джоана. Друг влюбился в неё как только увидел. Влюбился и испугался, потому что не гоже благородному человеку путаться с девкой, тем более, вряд ли она станет молчать после того, как проведет с ним время. Генри решил помочь другу и объяснить девице какое счастье ей выпало, что на неё обратил внимание сам Уильям Перси, потомок знатного и древнего рода; объяснить, что если она проболтается об их связи, то друг станет изгоем в обществе, а её придётся сжечь как ведьму, потому что только ведьма может так околдовать человека высокого происхождения, чтобы он напрочь лишился всякого здравомыслия. Диана-Джоана – куда только смотрели святые, – нежданно-негаданно завлекла в свои сети самого Генри, да так, что тот не на один день потерял рассудок. Друг Уильям конечно же узнал об этом, пришёл в ярость и бросил к ногам Маршала перчатку. Разумеется, общие приятели пытались их примирить, пытались свести заново, но Перси ничего не хотел слышать о мире, он считал себя смертельно оскорблённым и жаждал пролить кровь, не задумываясь, что сам может быть тяжело ранен или убит. С Генри происходило нечто иное, нечто совсем другого рода. Прожив на земле неполных тридцать лет, он уже побывал во многих походах, участвовал во многих турнирах и дуэлях. И если Перси на поединках почти всегда бился тупым оружием, так уж получалось в его жизни, то Генри немало людей отправил на тот свет, не мало сам получил шрамов, и убить или даже ранить друга казалось ему делом немыслимым. «Как это, -размышлял он, – пробить копьём доспех Уильяма, и тот, прижимая ладонь к ране, смертельно побледнеет, и навсегда, навсегда покинет мир, в котором столько радости и света, в отличие от могилы. Подумаешь, – рассуждал он дальше, – не поделили женщину, сколько их таких еще будет, не стоит из-за такого пустяка умирать». Смерть врагов Генри воспринимал как само собой разумеющееся, он и смертью-то не считал их гибель, потому что в его представлении враги не были людьми такими же как он сам или его близкие. Их отрубленные, окровавленные
Следом за стихами возникло опасение: «А вдруг – такое же в принципе возможно – Уильям Перси убьёт меня? Пусть он не такой опытный воин, но ведь на его стороне будет Бог – Бог всегда на стороне правых». Мысль о своей возможной смерти заставила побледнеть Генри и сделать несколько глотков вина. «Зачем мне жизнь? Что в ней хорошего? Куда я иду? Откуда я пришел?» – вот о чём задумался рыцарь, по-прежнему вглядываясь в светлую и радостную летнюю ночь. «Скоро турнир – возможность покрыть себя неувядаемой славой. Скоро поход против мавров и сарацинов, что тоже вознесёт меня на пьедестал и я смогу рассчитаться с долгами. И… и… у меня есть невеста – хороший повод чтобы жить, если бы я любил её». Генри стало грустно. С детства он был не разлей вода с Алисией Шелтон. Они выросли. Они обручились. Они скоро должны стать супругами. Когда-то подобное казалось пределом мечтаний, теперь же это совсем не радовало, даже, наоборот, вызывало печаль и раздражение.
Глава 2
Я ребёнком любил Мёдом пахнущие луга.
Н.Гумилёв
Маленький Генри одинаково боялся красного и белого дракона. В былые времена они постоянно дрались между собой, орошая Британию своей кровью и оглашая ужасным рычанием. Один из тогдашних королей придумал способ как избавиться от страшных и опасных созданий. Он приказал вырыть огромную яму размером с озеро и залить ее медом. Драконы клюнули на приманку, нажрались мёда и довольные уснули, впервые за сотни лет не подравшись. Тогда тела их обернули в огромные холстины, а яму засыпали землей. Через некоторое время наследник того мудрого короля, который избавил Британию от драконов, решил построить на том месте крепость. Но возведенные за день стены каждую ночь разрушались. Чтобы избавиться от злых чар, могущественный волшебник Элидур посоветовал королю принести в жертву мальчика, одного из своих сыновей по имени Артур. Но другой волшебник, его звали Мэрлин, узнал в Артуре божьего избранника, которому на роду было написано стать Великим Рыцарем. «Что же мне делать? –воскликнул король. – Кого слушать? Я верю тебе, Элидур, и верю тебе, Мэрлин, и своих сыновей убивать я не намерен». «Тогда, – в один голос заговорили волшебники, – построй крепость за сто миль отсюда, а здесь прикажи выкопать яму, чтобы красный и белый драконы получили свободу. Пока они спят под землей, ничего в Британии построить не удастся, так говорит Небо, так говорят Духи». Королю очень нравилось то место, где он задумал выстроить крепость, да делать было нечего: по его приказу отмерили сто миль и там начали работу, а яму, в которой когда-то закопали драконов, раскопали. Оба чудища тотчас же проснулись и набросились друг на друга. Они сражались долгие годы, не одно поколение людей сменилось за то время, пока, наконец, оба не упали бездыханными. Место, где была яма, вскоре заполнилось водой и образовалось большое озеро. Сами драконы окаменели и превратились в утёсы. Так и назвали озеро: «Два Утёса» или«Драконье озеро».
Замок, где родился и вырос Генри, находился неподалеку от Драконьего озера, поэтому мальчик очень боялся, что однажды драконы оживут и сожрут всех, кого найдут в округе. Замок окружали густые-прегустые леса, где в изобилии росли бук, дуб, остролист и подлесок из самого разнообразного кустарника. Леса покрывали все близлежащие холмы и долины. Рядом с замком был холм такой правильной формы, что казался насыпанным человеческими руками. На вершине его можно было увидеть расположенные полукругом огромные необделанные камни. Пять из них стояли стоймя, остальные или сами повалились или были свалены кем-то из местных жителей. Генри знал, что холмы и камни оставили после себя друиды, которые давным-давно населяли эту землю. Частенько они приносили в жертву своим богам козленка или ягненка, а когда боги особенно не благоволили к ним, от ножа умирали дети и женщины. Так делалось ради их же блага, потому что умереть за племя считалось высшей доблестью и посмертную жизнь таким героям обещали на редкость сытую, счастливую и беззаботную.
В замке из гостей после, конечно, рыцарей и духовных особ, охотнее всего принимали менестрелей: кто же кроме них расскажет о чудесах со всего света, кто передаст последние сплетни и новости, кто усладит слух балладами о короле Артуре, сэре Ланселоте, о рыцарях Круглого Стола. Вот настроит свою виолу бродячий певец и начнет петь о том, как король Артур убил гиганта с горы Святого Михаила, как он получил меч из рук Озёрной Девы, как из-за холодности сэра Ланселота от страсти к нему умерла красавица Элейне из Астолата, как рыцари уходили странствовать и совершать подвиги, как уходили они на поиски Святого Грааля. Конечно, много баллад было о любви.
«В былые времена я напевал,
И о любви звучали Те песни,
без которых стал
Я жертвою печали.
Любви поработила власть
От юности меня…
Всех без разбора губит страсть,
Сгубившая меня.
В мой смертный час
В любви огня Сгораю сир и наг!
Принцесса, вспомни обо мне,
Мой самый милый враг.
Могильный камень,
сохрани Прохожим мой завет:
«Я жил благодаря любви,
В которой смерти нет!»
Или другое.