Рыцарь Стальное Сердце
Шрифт:
«Глаза чернее диких слив,
И губы вишней спеют;
Румянец нежен и игрив,
И белоснежна шея.
С красавицей в постель возлёг,
Целуя, сэр Гавейн,
Пусть свят супружеский наш долг,
Но долг в любви – блажен».
Что такое любовь маленький Генри не понимал. «Наверное, – думал он,
– какая-нибудь награда или оружие, раз рыцари так много говорят о ней».
Сами рыцари представлялись Генри необыкновенными существами. Они, как напутствовал его отец, всегда благородны и учтивы, прекрасно играют на
охотничьем роге, владеют всеми приёмами травли дичи и соколиной охоты, они лучше всех сочиняют стихи и играют на музыкальных инструментах.
«Рыцарь, – продолжал отец, – должен быть силён и крепок, чтобы выносить без вреда для своего здоровья все трудности воинской жизни. Прежде, чем получить рыцарское звание, он должен будет доказать своё мужество, великодушие, честность и доблесть».
С детства Генри приучали к войне. Он хорошо помнил такие игры. Например, его вооружали колом, как копьём,
«Из Палестины прибыл он,
Военной славой осенён.
Он через вихри битв и гроз
Крест на плечах своих пронёс.
В боях рубцами был покрыт
Его победоносный щит.
Когда темнеет небосвод,
Он гимны мужеству поёт».
Отцу и матери стихи понравились. Понравились они и белокурой девочке Алисии Шелтон, которую Генри любил со всем пылом и страстью чистого детского сердца. Генри хорошо помнил тот день, когда они познакомились. Он сидел на одном из камней друидов и размышлял из какого дерева лучше сделать копьё, а из которого лук. Конечно, можно было спросить об этом у отца или оружейника, но в прекрасный летний день не хотелось никуда идти – так хорошо было на солнышке. «Мальчик, – голосок был ангельски чист и звонок, – мальчик, как тебя зовут?» Вопрос задавала необыкновенно красивая белокурая девочка. Генри опешил от её красоты и не сразу назвал своё имя. «А я Алисия, – представилась девочка, – Алисия Шелтон». Шелтоны были соседями Маршалов. Отцы семейств недолюбливали друг друга по причине какой-то давней ссоры, поэтому не общались. Алисия гуляла с няней и совершенно случайно оказалась возле любимого холма Генри. Дружба возникла сразу. Дружба, потому что называть любовью отношения детей как-то неправильно, хотя по сути они влюбились друг в друга с первого взгляда, с первого слова. Узнав, что дети начали общаться, взрослые Маршалы и Шелтоны постепенно сблизились. Женщины при встрече, как водится издревле, болтали о нарядах, кушаньях и детях, мужчины, будучи истинными саксами, начинали любой разговор с обсуждения погоды, потом переходили к турнирам, охоте, а заканчивали беседу рассуждениями о политике. И всегда входили в раж, когда вспоминали королей, герцогов, несчастное, всеми гонимое и всеми презираемое племя евреев, когда речь заходила о новой войне с французами и новом походе в Святую Землю. Что и говорить: сейчас-то в мире не пойми что делается, а тогда жизнь и вовсе была не сахар, о чём, кстати, мы уже упоминали в начале нашего повествования.
Вернёмся к Алисии и Генри. Они вместе гуляли, удили рыбу, вместе играли – то в спасение принцессы от дракона, то в освобождение её от разбойников; то Алисия брала на себя роль врача и лечила Генри от ран, полученных в сражениях с чудищами или с неверными: то она приносила тамбурин, а Генри доставал виолу и вместе они составляли чудесный ансамбль, главным в котором была не музыка, а единение душ.
Самое ужасное в детстве то, что оно проходит. Генри исполнилось десять лет, то есть пришла пора отправлять его на обучение к доброму другу семьи и славному рыцарю Джону Уоллесу. Мать в тот день крепко обняла сына, расцеловала и подарила ему связанный её руками кошелёк с монетами, а затем повязала на шею издавна хранимый ею ковчежец с мощами, что должно было служить для отрока предохранением от заговора, напасти и порчи. Отец наставлял сына быть честным, великодушным, мужественным, почитать своего воспитателя, беспрекословно повиноваться ему во всём и следовать его примеру.
– Любезный сын мой, – так звучало его наставление, пора перестать тебе быть домоседом, необходимо уже поступить в школу подвигов. Всякий молодой дворянин покидает в твои годы родительский кров, чтобы получить надлежащее воспитание в чужой семье и сделаться сведущим во всяком учении. Но бога ради, пуще всего храни честь; помни, что ты сын дворянина и не обесчесть наш род. Будь храбр, но в тоже время скромен со всеми и везде; кто во всём полагается на бога и надеется на него одного, того бог оберегает и любит.
Я помню слова поучавшего меня пустынника. Вот что он говорил мне:«Гордость, если бы она была во мне, истребила бы всё моё достояние. Даже если бы я обладал всеми царствами Александра Македонского, был бы мудр как Соломон и храбр, как троянский герой Гектор, то и тогда от моей мудрости и храбрости не осталось бы ровно ничего». Говори всегда последним в собраниях, но в бою бейся первым, – продолжал добрый и мудрый отец, – всегда воздавай должную хвалу заслугам твоих товарищей; рыцарь, умалчивающий о доблестях своего товарища, все равно, что его грабитель. Так же прошу тебя, будь обходителен с низшими и кроток с ними. Они, польщенные твоей обходительностью, распространят повсюду твою именитость и славу… Долго длились поучения отца, мать раз за разом снова принималась обнимать Генри. Наконец, получив от обоих напутственное благословение, он вышел вместе с ними на крыльцо, сел на парадную лошадь и уехал, сопровождаемый старым надежным слугой, способным уберечь своего господина от всевозможных неприятностей и случайностей, которых так много бывает в пути.
А что же Алисия? Она издалека наблюдала сцену прощания. По её милому личику текли слёзы; не желая, чтобы Генри
Одному богу известно сколько писем было написано людьми за всю историю человечества, каждое из них тоже история. Несколько лет Генри переписывался с Алисией, хотя расстояние между ними было небольшое. Так они проявляли свою преданность и любовь к друг другу. Время подобно морю: что-то в нём исчезает навсегда, что-то оно выбрасывает на берег, открывая тем самым чудесные тайны. Генри писал чаще, его письма были полны подробностей из той новой жизни, которую он вёл в замке сэра Джона Уоллеса. Алисия отвечала редко, а почему – неизвестно, наверное, ей было важнее слушать, чем говорить.
«…по прибытии в замок своего патрона я получил звание пажа. В мои обязанности входит сопровождение сэра Уоллеса и его супруги на охоту, в путешествиях, в поездках к знакомым и соседям, и обязательно прислуживание за столом. Чаще всего я храню глубокое молчание и говорю только тогда, когда меня спрашивают. Каждый день я помогаю камергеру устилать комнату патрона соломой или тростником, что зависит от времени года. Мне нужно содержать в порядке его кольчуги, вооружение и конское убранство, и готовить омовения странствующим рыцарям…» «…пажей несколько. Я сдружился со славным юношей Уильямом Перси. Он добрый малый и всегда готов прийти на помощь, стоит только к нему обратиться…» «…Мне нравится изучать предметы религии, их преподает нам благочестивая миссис Мэйзел. Она невероятно набожна, умна и любезна. С ней постигать тайны священного Писания одно удовольствие. Впрочем, Бог довольно далеко от меня, потому как часто я чувствую необъяснимую тоску, и сколько бы я не молился в такие моменты, тоска не уходит, наоборот, она, как грозовые тучи, сгущается и мне становится душно и страшно. Миссис Мэйзел знает о моих переживаниях. Она называет их дьявольским искушением и советует больше воздерживаться от употребления скоромной пищи и совсем не пить вино, даже не делать двух-трех глотков во время обеда…»
«…более всего мне близко то, что непосредственно связано с рыцарским делом. С великой радостью я берусь за усмирение непокорных коней, бегаю в тяжелых латах, бросаю дротики, учусь владеть копьём и биться с деревянным рыцарем. Часто вместе с другими юношами мы строим города и берём их приступом. Городам мы даём названия некоторых местностей Палестины: так мы осаждаем глиняный Вавилон, берём Антиохию из дёрна или Мемфис из хвороста. Поляна снабжает нас пышными султанами, а роща – точными стрелами…» «…к шахматной игре я равнодушен. Петь под аккомпанемент самых разнообразных фидлей и сочинять баллады мне куда приятнее, и в этом я делаю несомненные успехи…» «… не далее как вчера главный дворецкий, не досчитавшись столового серебра, обвинил меня в воровстве. Я вызвал его на поединок. Только вмешательство патрона спасло негодяя и лжеца от расправы…» «…некоторое время я исполнял обязанности шталмейстера, что требовало от меня постоянной заботы о лошадях. Какие благородные животные, сколько в них грации, изящества, сообразительности…» «…Не могу поверить в своё счастье: рыцарь, патрон, наиблагороднейший сэр Джон Уоллес находит меня достаточно преуспевшим в военном искусстве, достаточно благонравным, и на днях обещает повысить до оруженосца. Неужели я возьму в руки свой Экскалибур? Хотелось бы, чтобы вы, а также мои родители присутствовали при этом. Так и вижу как они со свечами подводят меня к алтарю, а добрый священник берёт с престола меч, пояс и благословив их, препоясывает ими меня…»
«…Любящий мой брат, иначе не могу вас назвать в столь скорбный час. Возможно, до вас уже донесли страшную весть: ваш отец неудачно упал с лошади, и в тот же вечер умер, так и не придя в себя после падения. Ваша матушка не перенесла горя и спустя два неполных дня скончалась от разрыва сердца. Приезжайте немедля как только получите сие письмо…»
Прошло немало времени, прежде чем Генри оправился от горя, и переписка продолжилась.
«…Уильям Перси, став оруженосцем, преуспел в ловкости, поворотливости и предупредительности. Он чрезвычайно приветлив, скромен, благоразумен, никогда не спорит со старшими, с удовольствием исполняет обязанности форшнейдера, то бишь подносит блюда во время пиршества, постоянно следит за беседой патрона и его гостей, а при всяком обращении к нему отвечает вежливо и толково. Меня же больше тянет к турнирам и воинскому искусству, сладко говорить и угождать – не моё дело…» «…в полночь я как дежурный оруженосец обхожу все комнаты и дворы замка, дабы убедиться, что всё благополучно…» «…признаться, забавно наблюдать как собирают моего патрона: один оруженосец поддерживает стремя, другой подаёт наручи, третий – перчатки, четвертый – щит, пятые, шестые, седьмые держат шлем, копьё, меч… Боже, как сложно мы живем, сколько напрасной суеты, сколько церемоний…» «…В воинских играх, которые часто устраивают в нашем замке, я всегда демонстрирую известную меру ловкости, гибкости, силы. Битва происходит так. Противники становятся шеренгой друг напротив друга и устремляются вперед с опущенными копьями. Легкораненые или опрокинутые рыцари при помощи оруженосцев поднимаются, хватают свои мечи, булавы, чтобы защищаться и отомстить своему противнику…» «…В пробном турнире я был одним из лучших. Мы дрались более лёгким, ломким и не таким опасным оружием, как рыцарское. Я получил право участвовать в настоящем турнире наравне со славными рыцарями. Я ступил еще на одну ступень при восхождении к храму чести…»