Рыцарь свободного моря
Шрифт:
III
Целых две недели лавировал «Горностай», ложась то правым, то левым галсом поперек Багамского пролива, который далеко не широк и отнюдь не безопасен, так как с севера он ограничен множеством подводных рифов, а ветры там крайне непостоянны. Луи Геноле, прошедший его уже раз из конца в конец, во время отвода во Францию некогда захваченного галиона, к счастью, знал все его опасности и изгибы. Он и проявил себя хорошим лоцманом, и, благодаря его бдительности, не случилось никакой беды. В конце концов опознали мыс Песчаный, которым заканчивается испанский полуостров Флорида, и на семнадцатый день плавания миновали его. После этого Луи Геноле сейчас же повернул к северу,
Цвет моря тогда переменился и из зеленого сделался синим. Матросы удивились этому. Но Луи Геноле посмеялся над ними и порадовался, хорошо зная, что такова должна быть примета, предвещающая близость удивительно теплого течения, проходящего через Атлантический океан, от американских берегов до испанских и английских земель. Горностай «, понятно, почувствует себя в нем как нельзя лучше.
Четыре дня спустя ветер внезапно переменился с восточного на западный и сильно посвежел. Чистое небо покрылось густыми облаками, и порывистые шквалы следовали друг за другом без перерыва. Луи Геноле закрепил брамселя, подобрал бизань, взял рифы. И снова порадовался. Все эти перемены происходили в свое время и в таком порядке, как он это предвидел. Под одними марселями, нижними парусами и блиндом, » Горностай» шел в полный бакштаг скорее, чем когда-либо ходил, гоняясь на всех парусах за богатым испанским или голландским кораблем. Вскоре жара прекратилась, и все море покрылось туманом. Малуанцам, полной грудью вдыхавшим влажный бриз, показалось, что Бретань уже близка…
Однако же много еще дней протекло, и каждый вечер Полярная звезда поднималась капельку повыше над горизонтом…
Между тем Тома Трюбле, по прозванию Ягненок, нисколько не беспокоился ни о каких-то там течениях, ни о каких-то там бризах, и еще меньше о звездах, полярных или тропических. Тома Трюбле, по прозванию Ягненок, пока помощник его и команда работали с полным рвением над тем, чтобы обеспечить фрегату хорошее плавание и изготовиться ко всяким случайностям, сам довольствовался тем, что пил, ел, спал, а главное предавался самым сладостным утехам в обществе подруги своей, Хуаны. Луи Геноле, с болью и грустью отмечал эту перемену в привычках и характере того, кого он некогда знавал столь деятельным и сильным, как в работе, так и в сражениях; он не мог не видеть здесь влияния таинственного колдовства и всякий раз крестился при виде испанки и сильно подозревал ее в том, что она-то и была той проклятой колдуньей, которая навела эту порчу…
По правде говоря, тут действительно было колдовство, — но колдовство скорее небесного, чем дьявольского происхождения, раз дело шло просто-напросто о любви, о любви пылкой, страстной и ненасытной, которую утолить было невозможно, раз колдун, сотворивший это колдовство, был не кто иной, как маленький стрелок Купидон, который безо всякого страха и почтения к такой мишени, страшно глубоко вонзил свои стрелы в почти невинное сердце корсара, сердце, бесспорно лучше вооруженное против целой вражеской эскадры, чем против карих глаз и белой кожи прекрасной женщины, когда-то презрительной, теперь покорной и влюбленной, — влюбленной страстно, — опытной в утонченных ласках.
Прошло много дней…
Наконец Луи, заставлявший ежечасно бросать лот, решил, что земля должна быть недалеко. Взяв высоту Полярной, он даже объявил по окончании вычислений, что землей этой, вероятно, является остров Уэссан, — Эсса, по-нижнебретонски. После чего матросы заспорили о том, кому забраться в «воронье гнездо», чтобы добиться парусиновой рубахи, которую капитан обязан дать тому, кто первый усмотрит французский берег при возвращении из кампании или каперства. Но никто из них не добился упомянутой рубахи, ввиду того, что судьба уготовила «Горностаю» пристать
Действительно, под утро пятьдесят шестого дня, считая с того времени, когда судно снялось с якоря у Тортуги, — а пятьдесят шестой этот день приходился на канун сочельника, — сигнальщик заметил вдруг много парусов, видимых прямо по носу; ему казалось, что паруса эти идут полным ветром, держась на ост, подобно самому» Горностаю «. Луи Геноле, уверенный в скорости своего фрегата, — тем более, что они быстро нагоняли замеченные корабли, — не побоялся приблизиться к ним. Видя это, один из них отделился от других и лег в дрейф, как бы поджидая фрегат. Вооружившись подзорной трубой, Луи легко узнал королевский корабль, — корабль короля Франции, — как по аккуратному такелажу и двойной крытой батарее, так и по прекрасному белому с лилиями флагу, поднятому на топе грот-мачты. Через некоторое время удалось прочесть название этого линейного корабля, — он именовался» Отважным «, — потом разглядеть стоявшего у гакаборта с рупором в руке гордого дворянина, который, казалось, командовал королевским экипажем.
Малуанский фрегат тоже лег, в свою очередь, в дрейф, как только корабли сблизились настолько, что можно было хорошо слышать друг друга. И человек с рупором начал говорить, задавая принятые на море вопросы:
— Эй, на фрегате!.. Кто вы? Откуда и куда идете?
На что Луи Геноле ответил, не таясь. И произнесенное имя Тома Трюбле произвело хорошее действие, так как дворянин, услышав это имя, сделался учтивее, чем это бывает обычно у господ офицеров королевского флота, когда они опрашивают обыкновенных корсаров.
— Я, — крикнул он, — кавалер д'Артелуар, командир его величества на этом корабле в сорок четыре орудия. Но вы-то, разве вы не знаете, что ваш Сен-Мало тесно блокирован голландскими эскадрами, которые заняли весь Ла-Манш, от Уэссана до Па-де-Кале? Так что мы, два командира королевского флота и командующий эскадрой, сопровождаем этот караван из тридцати двух купцов, чтобы ввести его в любой французский порт, если есть хоть один, свободный от неприятельской блокады.
Очень изумленный, почти сбитый с толку такими новостями, Луи Геноле хранил молчание. Слова кавалера д'Артелуара, благодаря рупору, звучали громко и ясно, и вся команда» Горностая «, столпившаяся позади помощника, слышала их. Луи, не поворачивая головы, услыхал встревоженное перешептывание.
Кавалер д'Артелуар снова поднес рупор к губам.
— Я не думаю, — закричал он снова, — чтобы вам удалось прорвать неприятельскую блокаду и войти без помехи в Сен-Мало. Но вы можете воспользоваться караваном и его прикрытием. Нас три корабля его величества, —» Француз «, под флагом господина де Габаре, командующего нашей эскадрой, » Отважный» и «Прилив». Сто шестнадцать пушек. Этого хватит, с Божьей помощью!
Тут на плечо Луи Геноле опустилась тяжелая рука Тома Трюбле, по прозванию Ягненок; он вышел из ахтер-кастеля, привлеченный необычайным шумом. Повернувшись лицом к капитану его величества, он поклонился, и перо его фетровой шляпы довольно горделиво заколыхалось под дуновением бриза. Затем стал кричать так громко, что его чудесно слышали на обоих кораблях, несмотря на большое еще расстояние и несмотря на то, что он-то никаким рупором не пользовался.
— На корабле! — воскликнул он. — Господин кавалер, я, Тома, капитан, охотно принимаю ваше любезное предложение и присоединяюсь к вам, конечно, не для того, чтобы меня защищали, а чтобы защищать вместе с вами ваш караван и защищать также честь короля нашего Людовика. Будет сто тридцать шесть орудий вместо ста шестнадцати. Этого хватит, с Божьей помощью!
И он гордо надел шляпу, в то время как кавалер д'Артелуар снимал свою, в свою очередь довольно низко кланяясь.