Рыцарь свободного моря
Шрифт:
Он пожал плечами и не ответил. Она усилила натиск, оскорбляя его словами и жестами.
— Дело идет о твоей голове, мой Тома! Чтобы спасти такую голову, как твоя, — прекрасную голову, еще бы, — чего не сделаешь! Ну же! Грабли, борону, заступ, лопату! Когда слезаем мы на берег?
Он топнул ногой.
— Молчи! — прогремел он. — Кто говорит о том, чтобы слезать на берег?
Она прикинулась крайне удивленной.
— Как, сердечко мое, ты намерен ослушаться? Ослушаться этого доброго губернатора де Кюсси Тарена, столь верного твоего друга? Ты хочешь его огорчить? Неужели,
Он отвернулся, склонив голову набок.
— Это-то нет, — сказал он, — не сразу теперь…
Она разразилась презрительным смехом.
— Трус! — крикнула она, перемежая крик порывами смеха. — Трус! О, я это хорошо знала!
Он подступил к ней, сжимая кулаки.
— Знала что?
Она перестала смеяться, посмотрела на него, — ее черные глаза метали молнии.
— Ты спрашиваешь? — крикнула она. — Ты смеешь спрашивать?
Он решительно тряхнул головой.
— Отвечай, шлюха!.. Ты знала что?
Она яростно сжала пальцы.
— Трус! — повторила она. — Я знала, что ты испугаешься и подчинишься, и что ты подожмешь хвост, трусливая собака! Я знала, что ты рад будешь спастись от войн и сражений, как ты всегда спасался от опасностей и опасных тебе людей, как ты спасался от…
Она остановилась, несмотря на свою дерзость, в нерешительности под ужасным взглядом корсара. Но тотчас же устыдилась своего колебания, ибо она была храбра.
— Как ты спасался от всех моих любовников! Как ты спасался…
Она не договорила. Впервые поднял он на нее руку. Он ударил. И удар свалил ее, с разбитым носом и окровавленным ртом.
Он бросился на поверженное тело и снова ударил, свирепый, опьяненный, готовый ее убить.
— Молчи! — вопил он. — Молчи!
Но яростным усилием она приподнялась на локтях.
— Трус, трус! — вопила она сильнее, чем он вопил. — Трус, ты меня хочешь убить, но не смеешь убить других! Трус, трус! Лучше удирай, спасайся, беги! Отправляйся пахать свое поле, поле, которое ты получишь от своего Кюсси ценой своей трусости! Трус, трус!..
Он все бил. Она снова упала, замолчав, наконец, обессилев и потеряв энергию, и вдруг зарычала от боли и ярости. Тогда он бросил ее, отпихнув бесчувственное тело ногой.
Но Хуана не потеряла сознания. И она услышала, как выскочив из кают-компании, он командовал своему экипажу, голосом, подобным раскатам грома и грохоту орудий.
— Свистать всех наверх! Всех наверх, черт возьми! По местам, сниматься с якоря!
Хотя наступила уже темная ночь и не было луны, «Горностай» через полчаса плыл под парусами.
XIII
Вернулся «Горностай» на Тортугу через семь дней…
В тот день устроен был праздник на королевских фрегатах. Начальник эскадры, человек знатный, принимал губернатора де Кюсси Тарена, а также обоих комиссаров его величества, господ де Сен-Лорана и Бегона, — хотя те и были простыми приказными; но на расстоянии полутора тысячи миль от Версаля можно было несколько поослабить этикет. На этот праздник была приглашена вся городская знать. Адмиральский фрегат, весь расцвеченный флагами и разукрашенный цветами и
Тем не менее, вахтенная служба снаружи не ослабевала, и вахтенные сигнальщики направляли на горизонт свои подзорные трубы с той аккуратностью, которая привилась на кораблях его величества короля Франции благодаря указам господина Кольбера. Так что один из вахтенных начальников не побоялся явиться в самый разгар пиршества и притом прямо в бархатную, отороченную золотом палатку, чтобы доложить начальнику эскадры о появлении паруса, приближающегося к месту якорной стоянки.
Начальник эскадры как раз поднял бокал. Сама по себе новость не представляла ничего особенного. Он встретил ее шутливо.
— Черта с два! — сказал он, поднимая наполненный до краев стакан. — Парус этот, бесспорно, подходит к нам в добрый час! Добро пожаловать! Господа, выпьемте за этот парус!
Все выпили. Но вахтенный начальник, с шапкой в руке, вытянувшись в струнку, не уходил. И начальник эскадры это заметил.
— Ну, что еще? — спросил он. — И чего ты стоишь, милейший, будто аршин проглотил? Говори же, черт подери!
— Адмирал, — сказал моряк, — все насчет того паруса…
— Ну?
— Мне кажется, он как две капли воды похож на того проклятого корсара, который отсюда поднялся на той неделе…
— Эге! — вскричал адмирал, сделавшись вдруг серьезен, как на панихиде. — Ты хочешь сказать — «Горностай» Тома-Ягненка?
— Так точно, — ответил вахтенный начальник.
Имя это произвело магическое действие. Смолкли песни и смех. Господин де Кюсси Тарен побледнел. Господа де Сен-Лоран и Бегон подошли, прислушиваясь.
Начальник эскадры оставался, однако же, спокоен. Он даже пожал плечами.
— Ба! — сказал он, минуту помолчав. — Тома-Ягненок, или кто другой, нам на это наплевать! Пусть приходит, если это он. Впервые, что ли, «Горностай» отправляется в поход на восемь — десять дней, очевидно, с целью приучить к морю неопытный экипаж?
При слове «неопытный» губернатор де Кюсси покачал головой. Вахтенный же начальник продолжал между тем стоять перед начальником эскадры, разинув рот и не говоря ни слова.
— Ты еще не кончил? — воскликнул разгневанный адмирал. — Что тебе еще надо, морской жид. смоленый зад? Стаканом вина угостить тебя? Или пинком в задницу?
Такова игривая манера морских офицеров в разговоре со своими матросами. И у вахтенного начальника сразу развязался язык.
— Никак нет, адмирал, — ответил он. — Но дело в том, что корсарский фрегат на сей раз возвращается к якорной стоянке не таким, как обычно.