Рыцарь темного солнца
Шрифт:
– А, привел… – протянула она и, взяв лицо Мадленки за подбородок, развернув его к свету, весело воскликнула: – Экий заморыш! Как птенец ощипанный.
– На себя лучше погляди, сударыня, – огрызнулась Мадленка, которой такое обращение с ее персоной очень не понравилось.
Дама тяжело задышала и покрылась свекольными пятнами.
– Что? – просипела она, разом утратив голос. – Да как ты смеешь, невежа!
– Я – шляхтич, – отрезала Мадленка, – и, слава богу, могу отличить благолепную внешность от образины, которую ныне имею несчастье лицезреть.
Дезидерий со смущенным видом кашлянул в кулак. У дамы же, теперь и вовсе малиновой, было
– Мария! – донесся из покоев ленивый голос. – Что там?
Дама повернулась к двери и тихим от бешенства голосом выдавила из себя несколько слов по-литовски, которые Мадленка не поняла, ибо вовсе не знала этого языка. Из покоев донесся серебристый смех.
– Все равно, веди его сюда, – велел голос.
И Мадленка, не дожидаясь приглашения, шагнула через порог.
Ее обдала волна жара. В небольшой комнате вовсю горел камин, дрова полыхали и весело потрескивали, и отблески яркого пламени плясали на стенах, увешанных коврами. В деревянном кресле полулежала женщина, лицо которой показалось Мадленке знакомым. Узкие руки вытянуты вдоль подлокотников, алое платье распустилось диковинным цветком, глаза полузакрыты. Ах да, это же та самая дама, что давеча у князя Доминика порезалась мизерикордией, которую «Михал» предъявил в качестве трофея. Мадленка почувствовала разочарование: мало того что любовь князя оказалась неловка, она еще и некрасива. Лицо худое, губы тонкие, брови выщипаны в ниточку, светлые, соломенного оттенка волосы заплетены в несколько кос и уложены на затылке в сложную прическу – словом, ничего, решительно ничего особенного. На коленях у панны Анджелики сидел, зевая, какой-то диковинный пепельно-сизый зверек навроде ласки, лобастый, с хмурой мордочкой и черной точечкой на самом кончике хвоста. Завидев незнакомца, зверек вскочил и насторожился. Глаза панны Анджелики медленно отворились, так же медленно скользнули по Мадленке, и последняя окончательно уверилась в том, кого ей напоминает литвинка. «Похожа на вялую рыбу», – неприязненно подумала Мадленка.
– А, это ты, мальчик, – протянула Анджелика. – Подойди ближе.
Мадленка спохватилась, что не приветствовала знатную даму, как должно, неловко сняла шапку и отвесила запоздалый поклон. Зверек яростно фыркнул. Левая рука литвинки – та, что не была перевязана, – соскользнула с подлокотника, и длинные пальцы стали чесать у зверька за шеей.
– Так, так… – произнесла литвинка после томительной паузы, во время которой она пристально разглядывала рыжего мальчика. – Значит, ты – Михал?
– Да, ваша милость.
– Хорошо. Садись.
Мадленка села. Из-за занавеси, за которой, очевидно, скрывались внутренние покои, выглянула вторая служанка – помоложе, чем зануда в желтом, и посимпатичнее. Она вполголоса осведомилась у госпожи о чем-то по-литовски, получила короткий ответ и исчезла.
– Это правда, что ты сказал Марии? – спросила Анджелика.
– О чем? – удивилась Мадленка.
– Что она… э… не слишком хороша собой. Правда?
– Она сама напросилась, – заметила Мадленка, пожимая плечами.
По правде говоря, в присутствии Анджелики она чувствовала себя не слишком уверенно. Может быть, дело заключалось в пытливом взоре литвинки, в ее глазах – они были черные, такие черные, что зрачок сливался с радужкой. В них поблескивали странные огоньки, и это тоже не слишком успокаивало. Речь у Анджелики была размеренная, плавная, с медлительными интонациями, и безжалостно резала слух Мадленке, привыкшей к стремительному говору своих соотечественников.
– Ты дурно воспитан, – бесстрастно заметила Анджелика. Мадленка вспыхнула, но ничего не сказала. – Откуда ты?
Мадленка немного подумала.
– Я расскажу вам, если вы обещаете, что никому не скажете. Хорошо?
– Почему я не должна ничего говорить? Разве ты преступник? – склонив голову набок, лениво осведомилась Анджелика.
Мадленка и сама не понимала, почему у нее руки чешутся схватить собеседницу за волосы и потрепать ее с наслаждением, как кошку.
– Нет, я не преступник, – ответила девушка. – А что за зверь у вас такой?
– Просто зверь, – отвечала Анджелика. – Хочешь подержать его?
– Хочу.
Мадленка взяла зверька на руки. Он был пушистый и теплый, с черными, как у Анджелики, бусинками глаз.
– Я знаю, кто это, – объявил лже-Михал. – Это горностай.
Панна Анджелика тихо засмеялась. Мадленка скосила на нее глаза, пытаясь понять, что тут смешного, – и в то же мгновение умильный ручной зверек лениво повернул голову и что было сил вцепился зубами в ее руку.
Боль была такая, что Мадленка взвыла, а на глазах у нее выступили слезы. Панна Анджелика, закинув голову, хохотала. Мадленка вскочила с места и тряхнула рукой, на которой повисло треклятое животное, однако зверек не ослабил хватки. Тогда Мадленка стиснула зубы, свободной рукой нашарила глотку у горностая и сдавила ее. Зверек стал хрипеть и извиваться, Мадленка сжала пальцы сильнее – но в голове у нее внезапно зашумело, комната отчего-то накренилась и полетела вверх тормашками. В следующую секунду девушка неожиданно для себя обнаружила, что лежит на полу. А дело было вот в чем. Когда она стала душить окаянное животное, Анджелика вскочила с места и, схватив со стола подсвечник, бросилась своему любимцу на выручку. Удар у нее получился не очень сильный, но, падая, Мадленка задела еще головой об угол камина. Зверек, целый и невредимый, облизнулся и проворно вскочил на колени к Анджелике, которая снова спокойно уселась на свое место.
– Это будет тебе уроком, – заявила литвинка как ни в чем не бывало. – Никто не смеет трогать моего зверя.
Мадленка, лежа на полу, потрогала волосы в том месте, где саднило. Укушенная рука болела, голова раскалывалась от двойного удара – подсвечником и о камин. Анджелика смотрела на поверженного рыжего мальчишку сверху вниз и, казалось, не испытывала ни капли раскаяния. Мадленка кое-как поднялась, держась рукой за стену. От бешенства, горечи, унижения и боли у нее потемнело в глазах.
– Почему ты стоишь? – осведомилась Анджелика с издевкой. – Я же сказала, ты можешь сесть.
Мадленка убила бы ее, если бы могла. Ручной зверек блаженно потягивался и, казалось, напрочь забыл о ее существовании. Мадленка прикусила губу и медленно пошла к указанному месту, стараясь делать как можно меньше движений. Убивать литовскую змею, конечно, неблагоразумно. Благоразумнее всего удалиться, и как можно скорее, ибо одному богу ведомо, что еще таится на уме у черноглазой ведьмы. Но Мадленка не привыкла спускать обиды. Когда между нею и Анджеликой был всего один шаг, она внезапно прянула вперед, схватила за шкирку омерзительное животное и с размаху швырнула его об стену. Раздался пронзительный визг. Горностай перекувырнулся в воздухе и упал на пол, где остался лежать без движения. Анджелика вскочила с места, вся дрожа и побелев как полотно.