Рыцарь темного солнца
Шрифт:
Перед последним телом Мадленка задержалась. По одежде она уже сообразила, что это не Михал, и все же боялась сглазить. То был Янек (так, кажется, его звали) – слуга настоятельницы. Изо рта у него стекали две ровные струйки крови, его, как и прочих, изрубили мечами, но Мадленка закрыла ему глаза с чувством, похожим на облегчение: теперь она точно знала, что Михала не убили, раз его нет среди погибших. Наверное, его увели, чтобы потребовать за него выкуп, и мысленно Мадленка воздала хвалу богу за то, что он пощадил хотя бы ее брата.
Всего было семнадцать убитых: мать Евлалия, сестра Урсула, четверо слуг Соболевских, трое возничих и восемь людей настоятельницы,
– Езус-Мария… – прошептала девушка.
Мысли ее скакали и путались. То она вспоминала отцовское благословение, то почему-то беззаботную фразу Михала о пирогах с дроздами и то, как смешно он пощипывал свои редкие усики. Мысль о брате – «Михал… Я должна найти его» – придала ей мужества.
Она подняла голову и увидела на другом конце поляны огромный дуб, на который раньше не обратила внимания. что-то было в угрюмом и величавом дереве странное, но Мадленка, у которой до сих пор все плыло перед глазами, никак не могла сообразить, что же именно. Но вот пелена, застилавшая взор, на мгновение спала, и Мадленка сообразила: к дубу привязан человек.
Сделав над собой огромное усилие, девушка поднялась и побрела к нему. Ее заносило из стороны в сторону, однако Мадленка упорно двигалась вперед, и с каждым шагом ей становилось все яснее и яснее, что видит она не человека, а всего лишь тело, бессильно обвисшее на держащих его веревках. Она твердила себе в страхе: «Этого не может быть», и делала еще шаг, еще один шажок… Наконец Мадленка добралась до привязанного и, как подкошенная, рухнула у его ног.
– Михал, – прошептала она. – Михал…
Слезы полились рекой. Она трогала его лицо, уже похолодевшее, гладила его руки, звала по имени, зная, что брат уже не услышит. Его привязали к дереву и использовали как живую мишень: в его теле застряло не меньше дюжины стрел, и еще две или три, пущенные мимо цели, торчали рядом в стволе. Стоя на коленях, Мадленка, путаясь в узлах, развязала веревки, и Михал, окровавленный, мертвый и тяжелый, упал на землю. Она пробовала поднять его, тянула за куртку, хлопала по щекам, все еще надеясь, что бог сотворит чудо и вернет ей ее брата. Потом поняла, что все бесполезно, и тихо заплакала, вновь и вновь повторяя низким, глухим, изменившимся голосом:
– Ох, Михал, Михал… Что же ты?
Но не стало и слез, и долго Мадленка сидела, скорчившись, рядом с телом. Дважды она протягивала руку, чтобы закрыть любимому брату глаза, и дважды отводила ее, но на третий раз решилась. Мадленке стало так плохо, что она подумала – вот сейчас умрет на месте. Но она не могла себе позволить этого, ибо оставалось сделать самое главное.
В лесу, покинутом солнцем, стремительно темнело, но Мадленка знала, что не уйдет отсюда, пока не похоронит по-христиански всех погибших, ибо негоже оставлять их тела на растерзание диким зверям. Потом она приведет сюда ксендза с людьми, чтобы они перенесли останки в другое место. Но это будет потом.
Мадленка взяла меч одного из убитых и стала ковырять им землю – та была твердая и не поддавалась. Тогда Мадленке пришла в голову другая мысль: что, если найти какую-нибудь небольшую ложбину, достаточно широкую, чтобы поместить туда восемнадцать тел? Останется присыпать их землей, а сверху положить еще камней. Прихватив с собой меч, девушка отправилась на поиски. Нечто подобное вскоре нашлось: в полусотне шагов от поляны было русло высохшего ручья, и земля там мягкая – не земля, а сплошной песок. Мадленка воспрянула духом и вернулась на поляну.
Тут в глаза ей бросились стрелы, торчащие из тела Михала, и она невольно призадумалась. Получается, в день Страшного суда, когда все мертвые воскреснут в своем человеческом обличье, брат воспрянет со стрелами в груди, которые убили его? Что он тогда подумает о ней? И Мадленке живо представилось, как Михал корит ее за то, что она не вытащила треклятые стрелы, и, грустно качая головою, говорит:
«Ах, мало же ты дорожила мною, сестра моя Магдалена!»
Мадленка опустилась на колени возле тела и взялась рукой за древко стрелы. Крепко ухватив его, выдернула стрелу из раны. Но оставалось еще много, так много… Она боялась, что у нее не хватит сил извлечь все.
– Господь всемогущий… – прошептала Мадленка, просто чтобы что-то сказать.
– Святой Иоанн, – сказала она, когда была вынута вторая стрела.
– Святой Матфей… Святой Лука… Святой Петр… – Тут она обнаружила, что начисто забыла имена остальных апостолов, и храбро продолжила: – Святая Екатерина… – В лицо ей из раны брызнула кровь, но она не остановилась. – Святая Анна… Богородица, храни нас…
Мадленка заплакала.
– Святая Варвара великомученица… Святая Елизавета… Апостол Андрей… – Оставалась последняя стрела. – Святой Себастьян, – закончила Мадленка решительно и вырвала стрелу из раны.
Ей казалось, что с места ей не подняться – настолько она была разбита. Но Мадленка по природе была упряма и если что-то задумывала, то непременно добивалась своего.
Следующие три или четыре часа Мадленка перетаскивала тела к высохшему ручью. То мечом, то руками, обломав все ногти и ободрав до крови пальцы, она немного углубила русло в выбранном месте и стала укладывать тела друг на друга, но сначала сняла с Михала рубашку, покрытую еще не засохшей кровью, и отложила ее в сторону. На рубашку она положила веревку, которой тело брата было привязано к дереву, и одну из поразивших его тяжелых стрел с четырехгранным наконечником. Прежде чем уложить в могилу мать-настоятельницу, Мадленка долго искала в траве ее четки и, найдя их, вложила в руку умершей, не забыв поправить ей волосы, как умела. У одного из слуг Мадленка позаимствовала штаны, у другого – сапоги, у Збышека – шапку, а с Болеслава сняла куртку, на которой почти не было пятен крови. Все это Мадленка делала потому, что у нее сложился некий план, которому она намерена была следовать. Поскольку женщине разгуливать в одиночестве по лесам, кишащим разбойниками, было отнюдь небезопасно, а ее собственное платье, разодранное и окровавленное, пришло к тому же в полнейшую негодность, Мадленка решила переодеться мальчиком, вернуться домой и потребовать справедливого возмездия для тех, кто убил настоятельницу и так жестоко казнил ее родного брата.
При свете луны Мадленка засыпала тела песком, а сверху набросала камней и навалила сломанных веток. Чего-то, однако, не хватало, и только через пару минут уставшую Мадленку осенило, чего именно. Тогда она подобрала две толстые ветки, перевязала их лоскутком от своего платья так, что образовался крест, и водрузила его над могилой.
Совы, сидя на ветках, тревожно ухали, глядя на удивительное зрелище – холм, выросший посреди песчаного русла. Мадленка, стоя с непокрытой головой, подумала, что надо бы прочитать молитву, только она не знала, какую. После небольшой заминки стала читать «Отче наш»: