Рыцарь темного солнца
Шрифт:
Мадленка не теряла времени даром. Теперь, когда она определенно знала, что окаянная литвинка так или иначе причастна к гибели матери Евлалии и ее брата, девушка решила во что бы то ни стало довести расследование до конца. Она шныряла по замку, неожиданно из замкнутой пугливой простушки превратившись в открытую, всем льстящую особу. Она втиралась в доверие, расспрашивала, докапывалась до истины, действуя при всем при том с максимальной осторожностью. Впрочем, узнать удалось не так уж много. Мать-настоятельница не имела столкновений ни с крестоносцами, ни с кем-либо еще. Она была одной из близких подруг матери князя Доминика и приходилась крестной его племяннику Августу. Во время болезни княгини Диковской
Последнее было решительно непонятно Мадленке. Ведь Анджелика находилась при дворе уже около года, и пусть даже литвинка не сразу обратила на себя внимание Доминика, она была не из тех, кто с легкой душой может отпустить в монахи потенциального жениха. Мадленка чувствовала, что разгадка таится где-то близко, возможно даже, прячется во всех этих противоречиях. Но нити рвались у нее в руках, фактов не хватало, а фантазия услужливо рисовала такие картины, от которых Мадленке становилось тошно. И потом, ведь не обязательно же, чтобы князь Доминик стоял за Анджеликой. Хотя, кажется, ни один мужчина не способен был оставаться к ней равнодушен, а потому преступником мог стать кто угодно. Скажем, Петр из Познани. Он командовал дружиной князя и легко мог организовать отряд, напавший на их караван. Вот только как раз на него – какая незадача! – чары бесовской литвинки не действовали совсем, он малость даже презирал ее и не скрывал своего к ней отношения. А может, Мадленка ошибается и во всем виноват Август, который на самом деле вовсе не такой простак, каким старается выглядеть?
Август доставлял ей немало хлопот. Он метался между отторжением и любовью. То объявлял, мол, не сомневается, что Мадленка убила его мать, то униженно каялся и просил прощения. Он и сам не знал, чего хочет: то ли, чтобы девушку оправдали, то ли, чтобы осудили и она во всем оказалась зависимой от его благородства. Юный князь добивался от нее признания и клялся, что все ей простит; но Мадленка отказывалась от его снисхождения – ведь она не совершила ничего такого, за что нужно было бы просить прощения. Август не верил ей, но Мадленку это не трогало. Если бы могла, девушка вообще вычеркнула бы его из своей жизни – настолько он был ей безразличен. Порой Август начинал угрожать, мол, ее запрут в монастырь, и она умрет в подземной тюрьме, но Мадленка совершенно не собиралась доставлять ему такое удовольствие.
Через несколько дней состоялось последнее заседание. Епископ объявил, что недавно открылись новые детали нападения на настоятельницу. Оно было произведено организованной шайкой бродяг, решивших, что столь знатная и богатая дама непременно должна вести ценные вещи. Поняв, что они обманулись в своих ожиданиях, бродяги обозлились и перебили всех, кто был в караване. В числе нападавших, несомненно, были и те двое, кого позже видела на перекрестке Мадленка, и суд благодарен ей за то, что именно она указала им след, приведший к убийцам. Несколько бродяг уже поймано; под пыткой они сознались в своем преступлении и будут завтра повешены. Все желающие могут пойти посмотреть на казнь.
Что же до прискорбного убийства светлейшей княгини Гизелы Яворской, то судьи не смогли прийти к единому мнению, а потому он, епископ, своей властью назначает божий суд, каковой состоится в ближайшее время. Боец князя Августа сразится с бойцом Мадленки перед очами шляхтичей и благородных дам, как дозволяет закон. Если боец девушки проиграет или падет, значит, она виновна, а если проиграет боец Августа, Магдалена Соболевская немедленно освобождается и имеет право уехать, куда ей заблагорассудится.
Пан Соболевский, слышавший приговор, подошел к дочери и, вздохнув, проговорил, что нельзя было ожидать более справедливого решения. А Мадленка была подавлена. Она спросила, кто же согласится выступать за нее. Отец подумал и сказал, что наймет бойца за хорошие деньги, и на этом они расстались.
Мадленку увели, а пан Соболевский отправился на постоялый двор, подкрепиться и порасспрашивать, не поможет ли кто ему в столь щекотливом деле.
Глава 12,
в которой Мадленка теряет всякую надежду
Мадленка чувствовала великую горечь. Сознание собственного бессилия угнетало ее. Она не боялась бога и не сомневалась, что в божьем суде победа окажется на ее стороне, но то, что из-за нее – ведь получалось так! – собрались повесить ни в чем не повинных людей, мучил девушку.
Она не пошла смотреть на казнь, от которой все зрители, казалось, получили немалое удовольствие. Более того – незадолго до экзекуции, в церкви, улучив момент, она даже бросилась на колени перед князем, умоляя пощадить бродяг. Но тут епископ Флориан заметил, что она проявляет странное радение об их судьбе, которое может быть дурно истолковано. Мадленка поднялась с колен, но унижение ее было таково, что она не постеснялась при всех обозвать епископа «лживой собакой», чье время скоро истечет. Будь ее воля, она бы своими руками растерзала жирного прелата в клочья.
Мадленка совсем отчаялась. Она перестала принимать Августа – раз уж в игре, которую ей навязали, им суждено играть роли врагов, то не стоит делать ему поблажки. До нее дошло известие, что князь Доминик готовится жениться на панне Анджелике, но она не опечалилась и не обрадовалась этому. Из Кракова на божий суд прибыл представитель короля, пан Кондрат, человек лет пятидесяти с малохарактерным для его возраста острым любопытством. Он пожелал встретиться с Мадленкой, и во время их встречи девушку не покидало чувство, что шляхтич рассматривает ее так, словно она существо вроде собаки о пяти лапах, создание диковинное, но и обреченное также. Князь Диковский послал даже крестоносцам приглашение присутствовать на божьем суде. Ответ за подписью великого комтура гласил, что жалкие польские увеселения их нимало не волнуют. Дня два все возмущались тоном послания Конрада фон Эрлингера, потом поутихли и заговорили о другом.
Мадленка попросила отца доставить ей Библию настоятельницы, которую она забыла в Каменках, когда ее увозили оттуда. Пан Соболевский привез Библию и обнадеживающие известия: он нашел бойца, который выступит за нее на поединке. Сначала батюшка хотел, чтобы им был кто-то из семьи, и предложил зятю-литвину выступить за Мадленку, но Беата решительно воспротивилась, а он не посмел настаивать, потому что она на сносях, и вообще, мало ли как может обернуться дело. К его удивлению, все эти подробности Мадленку мало заинтересовали.
– Да-да, – кивнула она головой, – но, отец, ты знаешь, мне нужно красивое платье. Там будет много знатных шляхтичей, и я не хочу выглядеть замарашкой.
Пан Соболевский помялся и объявил, что должен подумать и посоветоваться с женой. Зная привычки госпожи Анны, Мадленка приготовилась к тому, что платья она не получит и придется идти либо в желтом, либо в красном, которые ей до смерти успели надоесть. Но, к ее удивлению, пан Соболевский вернулся с нарядом, далеко превосходящим ее чаяния. Восторгу Мадленки не было границ. Платье золотистого оттенка, украшенное вышивкой, было вершиной всего, о чем она мечтала.