Рыцарь
Шрифт:
Жаклин покачала головой:
— Ты просишь слишком много. Прямого вмешательства. Чуда.
— А вот Иммануил не торговался. И не рассуждал — много это или мало. Он просто воскресил умирающего. Я сам это видел. Да и меня он тоже как-то раз с того света вытащил.
— А я этого сделать не могу. В конце концов, у Мастера был только один сын.
Пауза. Последующие десять шагов я пытался сообразить, что же она имела в виду.
— Не понял.
Жаклин вздохнула:
— Давным-давно Великий Мастер обещал своему избранному народу мессию.
— В общем, да. У нас с Альфаро был долгий разговор на эту тему. Только это все чушь собачья.
— Перечитай Евангелие, а потом — Ветхий Завет. Даже там Дьявол предлагает Иисусу те же самые дары, которыми Бог в Ветхом Завете обещает наградить своего мессию.
Я не стал говорить Жаклин, что для того, чтобы перечитать книгу, надо сначала прочитать ее хотя бы один раз.
— Ничего я не буду перечитывать. Я тебе просто не верю. И точка.
После памятной беседы с Альфаро я понял одно. Когда подобные типы затевают с тобой разговор о божественном, они меньше всего заботятся о правде. Их цель — запудрить тебе мозги.
— Ну, как хочешь. Впрочем, у нас еще будет время поговорить.
— А вот тут ты ошибаешься. — К этому моменту мы, сделав петлю между солдатскими палатками, двинулись в обратный путь. — Сейчас ты сядешь на лошадь и отправишься обратно в Лангедок.
— Еще чего!
— Есть и другой вариант, — кивнул я. — Мы тебя свяжем и посадим в одну из тех камер, в которых Альфаро держал колдунов. А когда будем возвращаться, захватим с собой. Только это будет еще не скоро. Камеры вонючие, грязные… Там бегают большие крысы… Тебе не понравится.
Глаза Жаклин сузились.
— Ты не посмеешь так поступить со мной!
— Хочешь проверить?
Жаклин не отводила от меня глаз. Я вдруг заметил, что они изменили цвет — стали темно-зелеными, словно драгоценные камни…
— Это что, колдовство? Не смеши меня. Даже Альфаро… Черт, что…
Мир смазался. Стало трудно дышать. Звуки исказились, стали тягучими и какими-то болезненными. Мир накренился…
— Дурак, — донесся откуда-то издалека голос Жаклин, — я — не чета Альфаро, но тогда тебя защищал сам Мастер. Ты что, до сих пор этого так и не понял? Все, что ты имеешь, — ты имеешь только благодаря его покровительству…
Реальность странно исказилась. Мир потерял цвет. Темно-серые и зеленые нити дыма тянулись ко мне от Жаклин, обволакивали разум, проникали внутрь…
То, что поднялось во мне в это мгновение, больше всего было похоже на пламя. Ярость. Пламя гнева.
Краски мира тотчас вернулись. Я встряхнул головой, приходя в себя.
Оказалось, я стою вплотную к этой дамочке и крепко держу ее за запястья. Жаклин смотрела на меня совершенно спокойно — как будто бы ничего не случилось.
— Отпусти, — сказала она через несколько секунд. — Ты сейчас мне кости переломаешь.
— Сама виновата, — буркнул я, но ее отпустил. Жаклин потерла руки и скорчила гримасу.
— Ну вот, теперь останутся синяки. Медведь косолапый… Вообще-то ты мог бы стать хорошим учеником, — сказала она. — Силы много, но ты не понимаешь, как ее применять. Я научу…
— Да иди ты к черту!
— Даже и то, чем ты воспользовался, чтобы защититься от меня, — это ведь тоже Ненависть. Одна из ее форм.
— Уезжай отсюда, или, клянусь, я сделаю то, что обещал!
— А ты не боишься, что мой дядя за такое обращение снимет с тебя голову?
— А я скажу, что ты тронулась умом и тебя пришлось связать, чтобы ты никого не покусала.
— А я скажу совершенно другое. И найдутся люди, которые подтвердят мои слова.
Она меня достала. Я взял Жаклин за локоть и потащил вперед. Я остановился на месте, откуда мы уже могли видеть людей, ожидавших нашего возвращения, но слышать нас они еще не могли. Спутник Жаклин, увидев, как я невежливо обращаюсь с его госпожой, схватился за меч и дернулся было к нам. Яго вместе с парой солдат лениво перегородили ему дорогу.
— Этого рыцаря, — я показал пальцем на человека, сопровождавшего мою дорогую «возлюбленную» в ее увеселительной поездке, — мы похороним как подобает. Еще какие-нибудь свидетели есть?
— А Тереза? — осведомилась Жаклин, кивнув в сторону своей камеристки. — Ее тоже убьете?
— Нет, до убийства женщины мы не опустимся. Но подумай сама — чьему слову больше поверит эн Бернард: слову человека, который однажды спас его самого и его город, или слову женщины, которая была приставлена присматривать за его племянницей, а вместо этого предала Бернарда, став соучастницей побега своей подопечной.
Жаклин опустила голову. Поковыряла носком сапога землю. Помолчала несколько секунд.
— Хорошо, — сказала она затем. — Насильно мил не будешь. Мы сейчас уедем. Но… все-таки ты дурак, возлюбленный мой. Будь с нами, и мы дадим тебе все.
— Благодарю, но я и сам могу добиться всего, что мне нужно.
— Послушай… Может быть, тебе не понравилось быть со мной? Помнишь?.. Мы летали вместе?
— Во сне? Это был не я.
Жаклин кивнула:
— Еще не ты. Но тебе хотелось бы стать им?
— Вот уж нет!.. Я помню и тот обряд в храме. Тогда мы тоже держались за руки, верно? Нет, спасибо, мне этого не надо.
— Возлюбленный мой, ты лицемеришь. Тебе ведь нравилось то, что тогда происходило. Признайся в этом.
Я помолчал. Было большое искушение солгать, но…
— Может быть, какой-то части меня это и нравилось. Но это та часть, которую я хотел бы изменить, а не выпускать на волю. Я ведь все-таки человек, а не животное, и сам могу выбирать, кем мне быть.
— Зачем отказываться от того, что есть? Все равно от себя не убежишь.