Рыцарь
Шрифт:
— Вы ведь даже ни разу и не упомянули о ней, — пояснила она. — Вы рассказывали мне о вашей матери, о брате, который погиб. Вы даже рассказали как-то о вашей любимой лошади, но вот о вашей супруге вы и словом не обмолвились!
— Так вы хотели бы, чтобы я стал рассказывать вам про нее? — спросил он почти угрожающим тоном.
— Она что, такая же красивая, как Арабелла, да? Николас погрузился в размышления: Летиция, казалось, была столь далеко от него, куда дальше, чем какие-нибудь четыре сотни лет! Арабелла,
— Нет, она не похожа на Арабеллу, — ответил он.
— А на меня она похожа? — продолжала расспросы Дуглесс. Николас поглядел на нее и представил себе, как Летиция стала бы что-то готовить!
— Нет, и на вас она не похожа! А что это у вас такое? — спросил в свою очередь он.
— Это — нарезанные помидоры, — рассеянно ответила она и хотела было задать Николасу еще несколько вопросов, но он перебил ее:
— А тот мужчина, который вас бросил, — вы ведь еще недавно говорили, что любите его. Почему же?
Дуглесс немедленно захотелось встать в оборонительную позу и уверять, что из Роберта мог бы получиться совершенно потрясающий супруг, но плечи ее отчего-то сами собой поникли, и она сказала:
— Это все — эго! Да, только мое сверхпреувеличенное представление о собственной значимости! Роберт рассказывал мне, что мать была холодна с ним, так же, как и его первая жена. Ну вот, я и вообразила, что могу дать всю ту любовь, которой ему всегда так недоставало! Я только и делала, что давала, отдавала всю себя ему, и старалась исполнять все, что он хотел, но…
Дуглесс помолчала, устремив взор в небеса, потом договорила:
— Как мне представляется теперь, я все мечтала о том, что у в один прекрасный день он поступит в духе всех этих мужчин из кинофильмов и, повернувшись ко мне, скажет: «Ты — самая лучшая женщина на свете! И ты даешь мне все, о чем я мечтал!» Но Роберт этого не сделал. Напротив, он постоянно повторял: «Ты ничего не можешь мне дать!» Я же, поверьте, очень старалась все ему отдавать, но…
— И что же? — тихо спросил Николас. Пытаясь улыбнуться, Дуглесс ответила:
— В итоге он презентовал дочери браслет с бриллиантами, а меня осчастливил половиной оплаты по счетам!
Она отвернулась от Николаса, но вдруг увидела, что он протягивает ей кольцо. Когда он убедился в том, что теперь никто из мужчин не носит подобных перстней, он тоже перестал надевать свои массивные, с большими камнями кольца. И вот — кольцо с изумрудом размером, наверное, с пляжную гальку!
— Что это? Зачем?!
— Имей я доступ к своим сокровищам, я осыпал бы вас дождем из драгоценных камней!
Она улыбнулась и сказала, прижимая руку к сердцу:
— Но вы ведь и так уже подарили мне брошь! — Она носила его брошь приколотой внутри бюстгальтера, потому что опасалась, как бы ее явная древность и уникальность ручной работы не вызвали ненужных вопросов. — Вы и так уже надарили мне слишком много всего! Вы и наряды мне покупали, и… Вы были так добры ко мне! — И, с тою же улыбкою на устах, она заключила:
— Знаете, Николас, эти последние несколько суток, с тех пор как мы повстречались, были счастливейшими днями в моей жизни! И я надеюсь, что вы никогда не вернетесь к себе!
Она произнесла это и тут же зажала рот рукой.
— Ой, я не это хотела сказать! Ну, конечно же, вы обязаны вернуться! Вы должны вернуться к вашей красавице жене! Вы должны… должны родить наследников, которые могли бы распоряжаться после вас всеми вашими великолепными владениями — и вам уже не пришлось бы отдавать их в королевскую казну! Но осознали ли вы то, что, когда доктор Нолман сообщит вам, кто вас предал, вы уже войдете в состояние возвращения?! В тот же самый миг: стоит Ли произнести имя — и вы исчезнете! Пуф — и все, вас больше нет тут! Или что-нибудь в этом же роде!
Николас, шаривший в корзинке, прервал свое занятие.
— Завтра утром я буду это точно знать! — воскликнул он. — Неважно, пожелает ли он мне это сказать или нет, я все равно все поутру выясню!
— Так стало быть, завтра утром? — переспросила Дуглесс и поглядела на него так, как если б хотела навеки сохранить в памяти его облик. Она осмотрела все его тело: и обтянутые тканью рубашки широкие плечи, и плоский живот, и мускулистые ноги. «А ноги у меня красивые», — произнес он когда-то, и она вспомнила, как он выглядел, обернутый лишь полотенцем.
— Николас, — прошептала она, наклоняясь к нему.
— А что это такое? — неожиданно спросил он, поднимая тарелку с пирожными к самым их лицам.
— Это — «картошки» с шоколадом, — ответила она раздраженно, чувствуя себя полной дурой. Кого же, спрашивается, она дурачит?! Ну, пусть он и поцеловал ее несколько раз, но ведь это после того, как она сама кинулась ему на шею! И, несмотря на это, проведя утро с Арабеллой, он возвращается от нее с расстегнутой сорочкой!
— Не бойтесь, съедобно! — буркнула она. Да, похоже, единственное, чем она может ублажить его, так это едой или пластиковыми упаковками! А ей так хотелось коснуться его, так хотелось — даже кончики пальцев у нее заныли! Но он, видимо, вовсе не испытывает к ней подобных чувств!
— Я думаю, будет лучше, если мы пойдем в дом, — скучным голосом сказала она. — Скоро вернется Арабелла и потребует вас, — Она хотела встать, но Николас схватил ее за руку.
— Скорее я провел бы час в вашем обществе, чем целую жизнь возле Арабеллы! — воскликнул он.