Рыцарь
Шрифт:
В ответ послышался яростный лай пса, идущего по следу: спустя несколько долгих секунд он превратился в возбужденное повизгивание пса, увидевшего добычу. Где-то вдали закричал мул – пронзительный крик, исполненный животного ужаса, – и дюжина животных бросилась врассыпную. Первый великан кинулся за одним из мулов (который рядом с ним казался размером с простую козу), но тот проскочил у него между рук. На мгновение ангрид схватил мула за хвост, но тот лягнул огромную руку и скрылся в темноте.
Черный зверь, убивший множество горцев, прыгнул на
– Дизири! – выкрикнул я и бросился в бой. Третий ангрид тяжело шагал по направлению ко мне, когда прямо перед ним пронесся мул с красной тенью на спине, и он споткнулся и упал.
Второй ангрид подкатился ко мне, борясь со зверем, не похожим ни на пса, ни на волка, с огромным зверем, гораздо больше льва. Словно камень, швыряемый мощными волнами, тяжелый клинок Мечедробителя обрушился на голову великана, раз и еще раз. Не успев ни о чем подумать, я вскочил верхом на разъяренного зверя, за жизнь которого дрался, и понесся по холмам быстрее ветра.
Казалось, меня подхватил могучий ураган.
Еще до восхода солнца Гильф уменьшился до своих обычных размеров, и вскоре мы с ним нашли белого жеребца, которого я оставил на привязи накануне вечером. Я не стал садиться верхом, а отвязал и расседлал коня.
– Вы устали, – заметил Гильф. – Вы хотите поспать. Я посторожу.
– Я действительно устал, – признался я. – Но я не хочу спать и не собираюсь. Я хочу поговорить с тобой.
– Я уйду.
– Я не хочу, чтобы ты уходил. Ты мой, хотя бодаханы имеют на тебя законные права, и я очень, очень к тебе привязан и хочу, чтобы ты остался со мной. Но мне нужно знать некоторые вещи.
– Я вас пугаю.
– Ты нагонишь страха на любого. – Не увидев поблизости ни бревна, ни подходящего камня, я уселся на землю в зарослях папоротника на берегу ручья.
– Я уйду.
– Я же сказал, что не хочу, чтобы ты уходил. Я даже не хочу, чтобы ты поймал для нас кролика. Мы находимся слишком близко от инеистых великанов. Я хочу знать, кто ты такой.
– Пес. – Гильф тоже сел.
– Ни один обычный пес не способен на штуки, какие вытворяешь ты. И ни один обычный пес не умеет разговаривать, коли на то пошло.
– Хороший пес.
Я попытался мысленно сформулировать вопрос, ответ на который хоть отчасти удовлетворил бы меня, но не придумал ничего лучшего, чем спросить:
– Почему ты увеличиваешься в размерах, когда сражаешься ночью?
– Потому что умею.
– Когда у нас появился Мани, мне хотелось думать, что ты такой же, как он.
Гильф недовольно зарычал.
– Ладно, мне следовало сказать «он такой же, как ты, только кот». Мне много раз так казалось, но я уверен, что это не так.
Гильф лег, не проронив ни слова.
– Мани сведущ в магии, поскольку долго наблюдал за ведьмой, своей бывшей хозяйкой. Ты ничего не смыслишь в магии, а значит, твои жуткие превращения объясняются другой причиной. Я не знаю, какой именно, но знаю, что мне нужно подумать и найти ответ на свой вопрос. Если только ты сам не скажешь мне.
– Я не знаю.
– Тогда, возможно, Ури знает. Или Баки.
Я позвал девушек, но ни одна не появилась.
– Плохо дело, – сказал я. – Мы должны отправиться в Утгард за Поуком и Ульфой и вернуться прежде, чем сюда прибудет отряд лорда Била. Нам понадобится помощь Ури и Баки, но, возможно, придется обходиться без них.
Гильф поднял голову:
– Думаете, они знают? Могут знать?
– Могут, – ответил я, – и даже могут сказать нам. Эльфы умеют менять обличья. – Я ненадолго задумался. – Только не на солнце. Но в Эльфрисе Сетр превратился в человека по имени Гарсег, а Ури и Баки были превращены в химер. Или сами превратились. Я точно не знаю.
Заметив непонимающий взгляд Гильфа, я добавил:
– Такие летающие чудовища. Только что-то здесь неладно. Не знаю, что именно, но кожей чую.
– Поспите, – предложил Гильф.
– Ты прав. – Я пожал плечами. – Мне надо поспать, и во сне я могу поразмыслить над всем этим. Но только до наступления темноты, хорошо? Разбуди меня, когда начнет смеркаться, коли сам не заснешь.
Растянувшись на прохладных листьях папоротника, я подумал, что здорово рискую. Мы находились всего в нескольких милях от стоянки ангридов; они запросто могут наткнуться на нас, коли прочесывают лес в поисках мулов. Скорее всего, они увидят белого жеребца, поймают его и используют в качестве вьючной лошади. Но если бы я измотал до полусмерти себя, жеребца и даже Гильфа, было бы еще хуже; а в окрестностях Утгарда, насколько я понимал, обитает гораздо больше великанов, чем в этой засушливой холмистой местности.
Медленно погружаясь в сон, я попытался представить одного из ангридов, пашущего землю на быках, как наш фермер пахал бы на игрушечном тракторе. Но не сумел, несмотря на все старания.
Море волновалось вокруг меня, несомого подводным течением. Мимо проплыла стайка рыбешек, похожих на сверкающие рубины, и столкнулась с другой стайкой, сверкающей серебром. На несколько секунд они смешались, потом разошлись в разные стороны. Серебристые рыбки зависли вокруг меня и в следующее мгновение стремительно унеслись прочь.
Я увидел далеко внизу девичье лицо Кулили, похожее на остров с высоты птичьего полета. Огромные губы шевельнулись, но голос прозвучал лишь в моем уме: Я создала их. Как женщина лепит печенье из теста, я вылепила всех их, взяв немного от деревьев, немного от животных, рубивших деревья, и немного от себя самой.
Потом я увидел руки Кулили – руки, словно сотканные из миллионов белых червей, – и Дизири, постепенно обретавшую под ними форму.
Этот сон затерялся среди многих других задолго до того, как мои веки затрепетали. Но затерялся не полностью.