Рыцарь
Шрифт:
– Он нам не поверит, – заявила Ури. – Он нас никогда не видел и ни за что не поверит нам.
– Он произнесет заклинания, которые вполне могут уничтожить нас, господин, – сказала Баки. – Неужели вы пошлете нас на смерть?
Я рассмеялся.
– Вы хотите сказать, что Поук – подумать только, Поук! – знает колдовские заклинания, способные повредить вам, эльфам?
Ури опасливо осмотрелась по сторонам, словно желая удостовериться, что нас никто не слышит, а потом прошептала с виноватым видом:
– Он невежествен, господин, а невежественные люди опасны. Они верят в силу
– Он один из наших древних богов, господин, как и вы, – добавила Баки. – Мы не забыли вас.
– Вы должны подчиняться нам? – Такая мысль только сейчас пришла мне в голову.
– Да, господин. Должны, даже если мы вскармливаем вас. Так же как вы должны подчиняться оверкинам.
Последние слова прозвучали весьма язвительно. Обычно мы подчинялись оверкинам, лишь когда боялись, что нам не поздоровится, если мы ослушаемся. Я провел здесь уже достаточно много времени и навидался таких случаев.
В результате я велел Ури и Баки возвращаться назад и оставаться в Митгартре со Своном и Оргом, пока мы с Гильфом ищем Поука и лошадей. Потом я снова улегся спать и заснул крепким сном младенца.
Когда на следующее утро мы шли по лесу, Гильф спросил, каким образом все лошади оказались у Поука.
– Они со Своном подрались, и Поук победил, – сказал я. – Он оставил Свону деньги и оружие, но забрал лошадей, в том числе и коня Свона, а также все походное снаряжение.
– Без меча?
– Да, – кивнул я, – у Поука нет меча. Но, по словам Ури и Баки, с ним была женщина, вооруженная мечом. Она приставила острие к горлу Свона, когда Поук сбил малого с ног. Так они сказали. – Я остановился, чтобы подумать хорошенько, и по непродолжительном размышлении сказал: – Наверное, это женщина, мула которой съел Орг.
Гильф фыркнул.
– А почему она здесь?
– Ури и Баки не знают. А если и знают, то не сказали.
Гильф не задал мне ни одного вопроса относительно видения в глубине пруда. Думаю, он ничего не видел, а я не стал рассказывать. Однако я спросил Ури и Баки, и они признались, что темное существо, с которым они разговаривали, это Сетр, называющий себя Гарсегом, чтобы никого не пугать. Он новый бог, сказали они, которому они должны повиноваться.
Вскоре после полудня мы достигли Военной дороги и шли по ней весь день, никого не нагнав и не встретив, а потом остановились на ночлег неподалеку от обочины.
К рассвету полил дождь, сразу же разбудивший меня. Я замерз – впервые за все время замерз по-настоящему, – промок и дрожал всем телом. И чувствовал зверский голод, а есть было нечего, и Гильф куда-то исчез. Я подбросил веток в костер, с трудом раздул огонь, проклиная едкий дым, и попытался согреться и обсохнуть.
Наконец сумрак немного рассеялся. Я потушил костер и пошел по дороге под дождем, зная, что Гильф меня нагонит.
Что он и сделал через два или три часа. Но погода становилась хуже и хуже. Дождь шел все время, иногда моросящий, иногда проливной. Он вымывал из воздуха запахи животных, и Гильф не мог никого поймать. Спустя несколько дней я перестал чувствовать голод и начал слабеть. Я знал, что нам нужно собраться с силами и поохотиться –
На следующий день мы убили молодого зубра (первого, увиденного мною в жизни). Гильф подогнал зубра ко мне, а я выскочил из засады и вонзил кинжал ему в шею. Они немного похожи на быков и немного на бизонов. Он упал замертво в самом неудачном из всех возможных мест – в узком, густо заросшем овраге с крутыми стенами. Я мог бы попросить Гильфа отнести зубра наверх таким же манером, каким он нес оленью тушу, но предпочел обойтись своими силами. Я отрубил заднюю ногу и потащил ее на ближайшую лужайку, где мы могли бы развести костер, если нам очень, очень повезет. Она весила, наверное, фунтов сто-сто пятьдесят, но к тому времени, когда мы нашли подходящее место и я сбросил ношу на землю, мне казалось, что в ней весу две тонны самое малое. Мы развели костер, наелись до отвала и потом долго прислушивались к злобному рычанию волков, дравшихся за убитого зубра.
На следующее утро меня разбудила гроза: жуткий вой ветра, проливной дождь и раскаты грома, гремящие над холмами. Пытаясь пошутить, я сказал Гильфу, что боюсь, сейчас Митгартру снесет мачты.
– Как дома, – сказал он.
Наш костер потух, но глаза пса загорались багровым светом всякий раз, когда вспыхивала молния.
– Что значит «дома»? – спросил я. – Мы с тобой никогда не жили в краях, где стояла бы такая скверная погода.
– Моя мать там. Мои братья. И мои сестры.
Я спросил, о каком таком месте он говорит, но он ничего не ответил. Положим, я знал, что Гильф имеет в виду Скай, но хотел, чтобы пес рассказал о нем. Он никогда ничего не рассказывал мне о Скае.
Весь день мы просидели в ожидании, когда закончится дождь, а с наступлением темноты я услышал это. Думаю, в первый и последний раз до своего прибытия в Скай. Я услышал лай тысячи псов, подобных Гильфу, и громовой топот тысячи копыт, когда Дикая охота Вальфатера пронеслась по небу. Гильф хотел устремиться за ними, но я не позволил.
На следующий день погода немного улучшилась, но мы не смогли найти Военную дорогу. Я знал, что мы свернули на запад, когда отправились на охоту, и потому теперь я попытался идти на восток или на северо-восток. Но в затянутом плотной облачной пеленой небе я не видел солнца, а потому шел практически наугад. Вдобавок, в силу сотни разных причин (непроходимые чащи, густые заросли терновника, быстрые потоки, широко разлившиеся после дождя, глубокие ущелья и так далее), нам порой приходилось двигаться на юг, или на север, или даже на запад.
Наконец мы вышли к довольно хорошо утоптанной тропе и решили следовать по ней, покуда она не повернет в совсем уж не нужную нам сторону. Она привела нас к двери каменного домика, судя по виду, уже много лет пустующего. Половина крыши провалилась. Ставни, либо отвалившиеся сами, либо сорванные ветром, гнили в высокой траве под окнами. Открытая дверь болталась на одной петле.
– Здесь никто не живет, – сказал я Гильфу. – Давай остановимся тут, разведем костер и поохотимся поблизости. Может, сегодня нам наконец удастся обсохнуть.