Рыцари Белой мечты. Трилогия
Шрифт:
Гучков вобрал побольше воздуха в грудь:
— Признаться, отвык от здешнего воздуха, опровинциалился, что ли, — улыбался военный и морской министр, поправляя пиджак и галстук. — Как думаете, какой приём нам предстоит?
Милюков, лишь под утро ушедший в своё купе, вновь сидел напротив Гучкова.
— Я предполагаю, что нас ждёт невероятно горячий приём журналистов. Что касается народа — сказать не возьмусь. Возможно, нас захотят понести на руках, возможно, спросят, что же предстоит России дальше.
— Особенно репортёры "Речи" будут любопытны, — усмехнулся Александр Иванович.
Газета "Речь" был рупором кадетской партии, практически бессменным редактором и автором
— Вне всяких сомнений, вне всяких сомнений. Триумфальное возвращение лидера партии народной свободы в Петроград, возможность принять участие в заседаниях Центрального комитета — это ли не повод для любопытства?
— Вы же сами знаете, что сейчас у вас в комитете отнюдь не единство мнений…Кто знает, как Вас примут?
— Я, как и всегда, постараюсь играть умеряющую роль. Партия не развалится на фракции, как бы того ни хотели Долгоруков, Маклаков или Набоков. Только в единстве наша сила. Прогрессивный блок должен был научить Вас этому, Александр Иванович, — Милюков подмигнул. — Ваши октябристы смогли сохранить хотя бы видимость единства только благодаря участию в блоке. Земцы, левые октябристы…Все они собрались под знамёна борьбы за свободу и победу. И сейчас они сделают то же самое.
— Вы не преувеличиваете желание наших с Вами коллег собраться под знаменем борьбы с императором и регентом? Тем более…У нас больше нет этого знамени, мы добились, чего хотели. Зачем продолжать борьбу?
— Пока мы не сможем назвать Россию державой, стоящей наравне с просвещёнными государствами Европы, борьба не будет окончена, — коротко ответил Милюков.
— Как знать, Павел Николаевич, как знать… — пробубнил Гучков, выглянул в окно и тут же добавил: — Пора, Павел Николаевич, пора! Приехали!
И точно: "Литера Б" вот-вот должна была сравняться с перроном. А народу-то на нём было! Народу! Толпа пестрела дамскими шляпками и фуражками служащих, рабочими кепками и студенческими тужурками. Волна прошла по людскому морю, поднятая паровозным гудком: поезд наконец-то остановился! Вот-вот откроются двери, и министры явятся народу, министры правительства-победителя, народные избранники!
Последнее убеждение было, конечно же, шатким: народ не участвовал в создании правительства. Но "Речь", флагман либеральной печати, убедила в этом многих и многих. Газетам в ту пору удавалось убедить людей во многом: и в шпионаже человека, который никогда не был никак связан с вражеской разведкой, и в спасительности победы в борьбе за власть той или иной группировки, и в том, что чёрное может побелеть, а белое — уже давным-давно стало чёрным.
Не успели министры появиться на публике, как понеслось:
— Ура правительству! Ура Родзянко! Ура Милюкову! Ура Гучкову! Уррра!!!
Милюков чувствовал себя в родной стихии: вокруг было полным-полно людей, желавших верить в то, что он говорит. В общем-то, собравшиеся готовы были слушать что угодно, многие всё равно не услышали бы или точно не поняли, что же такое им говорят. Но едва из передних рядов донеслось бы "Ура!", как даже тугие на ухо и, наверное, глухие подхватили бы одобрительный клич. Но почему? Почему они готовы были кричать "Ура" или "Долой!"? Просто потому, что так кричат другие. Здесь и сейчас не надо было думать, не надо было напрягать извилины, не надо было отстаивать своё мнение и вслушиваться в слова ораторов. Просто кричи то же, что кричат другие, — и всё: ты — сила, ты — Толпа, а Толпа — это ты. Это же так просто, заманчиво и доступно! Просто подчинись, и получишь силу. Но кто-то ведь использует эту силу и заставит кричать Толпу на нужный лад?
Об этом и не только думал Гучков, выходя на крохотный, оцепленный жандармами пятачок перрона. Он скорее из привычки, чем от чистого сердца, махал встречающим рукой, порой даже находил в себе силы натянуто улыбнуться и посмотреть в сторону очередного фотоаппарата или кинематографической камеры. Лидер октябристов смотрел на толпу, вспоминая далёкие февральские дни. Может быть, там, на площадях, толпились те же люди, что и сейчас? Вдруг кто-то участвовал в манифестациях и погромах? Кто из стоявших здесь людей оказался связан с военно-промышленными комитетами, с рабочей группой? О своём детище Гучков вспоминать не очень любил: тогда он чуть не выпустил безумие на улицы Петрограда. Но порой, долгими ночами или на заседаниях Совета министров, он думал: а что было бы, не останови Кирилл сползание к хаосу? Смогли бы они насадить порядок? Смогли бы они довести войну до победного конца? Не нанесли бы удар по государству? Ведь Михаил отказался брать на себя власть, и если бы Николай не отрёкся в пользу Кирилла, то правительство само стало бы многоголовым властителем, точно как Директория во Франции…Что было бы? Что?
— Александр Иванович, — Милюков этак легонько потряс Гучкова за рукав. — И ещё журналисты не верят, что министры работают на благо народа! Даже в поезде Александр Иванович не имел ни секунды свободного времени: всё трудился, трудился, трудился над планом демобилизации. И он столь грандиозен, что надо собраться с мыслями, дабы о нём рассказать!
По толпе прошла новая, грандиозная волна: Милюков улыбался, довольный воздействием своих речей. На лицах людей с лёгкостью можно было прочесть восторг. Сам военный и морской министр не ожидал, что слова коллеги окажут такое воздействие на публику.
И, вполголоса, обращаясь к Гучкову, лидер кадетов добавил:
— Вам бы выспаться не мешало, Александр Иванович. Журналисты хотят знать, что там у нас с планами демобилизации…
— В самом скором времени мы… — к счастью или к несчастью, Гучкову договорить не дали.
— Мы вернём людей домой и, главное, дадим им работу, землю! Девять десятин земли, замечательной плодородной земли, в просторной, вольной Сибири! Для тех же, кто захочет получить профессию, которая сможет прокормить не хуже, чем земельный надел — откроются двери новых университетов, школ и училищ! Мы дадим бесплатное начальное образование каждому! Мы возвеличим Россию, сделав её богатейшей и величайшей державой!
— УРРРА!!! — Гучкову показалось, что сам небосвод задрожал от мощи этого крика.
"Господи, спасибо, что эти люди незнакомы с либерал-демократической и коммунистической партиями! Они ещё верят обещаниям власть имущих! Аминь!" — Кириллу приходилось очень громко думать: даже мыслей своих он не слышал средь криков "Ура!".
Жандармы, нёсшие канаты в руках в качестве ограждения, кое-как смогли проторить дорогу Великому князю. Тот, улыбчивый, радостный — и с потемневшими глазами — пожимал руки господам министрам.