Рыцари комариного писка
Шрифт:
– Я не прикалываюсь, - возразил он, - я правда ненормальный. Ну, прикинь сама: какой нормальный человек будет по доброй воле приезжать в концлагерь, как на курорт?
– В этом-то, - сказала она, продолжая раздеваться, - как раз ничего ненормального нет. Тезоатега это не совсем концлагерь. В любом случае, мы уже три недели, как приехали оттуда обратно в Масайи. А у меня только еще сильнее срывает крышу.
– Ну, - выдвинул он следующую гипотезу, - может, это потому, что я живу, как турист.
– Что-что ты сказал?
–
Саби, между тем, избавилась от последнего предмета своей одежды: полосатых черно-серебристых трусиков, приняла позу роденовского мыслителя и объявила:
– Я не врубилась.
– Это просто, - пояснил Мефо, - нормальные люди воспринимают свой дом, свой город, вообще, все то, что вокруг них, как рутину, в которой нет ничего интересного. А я, как турист, заранее уверен, что вокруг много всего интересного. Благодаря уверенности, я всегда, или почти всегда, и во всем, или почти во всем, вижу это интересное.
– И людей, которые вокруг, ты тоже воспринимаешь как турист? – спросила она.
– Да, и людей тоже, - сказал он, прошелся по комнате, и остановился около столика, на котором стояла игровая доска «Теотлеко» (на языке ацтеков - «возвращение богов»), с позицией пробной партии примерно на середине игры.
– Мефо, а ты, правда, считаешь, что это ненормально? Ну, твоя жизнь.
– Саби, какая разница, что я считаю? Нормальный человек, это тот, который средний, у которого средние взгляды, и средние желания. У меня это другие взгляды, и желания, следовательно, я ненормальный. Вот как все просто.
Изложив этот силлогизм, Мефо сделал ход на доске, посмотрел, что получилось, потер ладони от импульса интеллектуального удовольствия, и уселся в кресло. Подумал еще немного, и добавил к уже сказанному:
– Можно сказать, что это моя профессия: быть ненормальным. Вот, придумал игру для военной академии. Министр сказал: игра абсолютно ненормальная, и это то, что надо!
– Ты сам себе противоречишь!
– возразила Саби, - Если быть ненормальным, это такая профессия, за которую даже платят, то, значит, быть ненормальным это нормально!
– Нет в этом противоречия, - в свою очередь возразил он, - я ведь не говорил, что быть ненормальным, это ненормально.
– Вот! – воскликнула она, - Вот от таких вещей у меня срывает крышу! Кстати, а в чем прикол этой игры? Ну, этой «Теотлеко».
Мефо многозначительно поводил ладонью над своей головой и ответил:
– Прикол в том, что у нормальных настольных игр доска неизменна. А в «Теотлеко» ты можешь сделать ход, меняющий доску. Взять какую-то клетку с краю, и приделать ее к другому краю. И к середине игры доска может стать вообще кошмарной формы.
– Да, действительно, прикол. Ладно, я пойду в душ. А ты, если будешь варить кофе, то, пожалуйста, свари и на мою долю.
– Прямо сейчас!
– ответил он, - Только ты не плескайся слишком долго, иначе остынет!
– ОК. Я на десять минут, - сказала она, и исчезла за дверью ванной.
…
Когда она вернулась в комнату, кофе действительно был готов, и даже налит в особые кустарные керамические чашки, похожие на маленькие тыквы со срезанным верхом (в таких чашках напиток дольше сохраняет тепло, и вообще, кустарное - симпатичнее).
– Спасибо, - сказала Саби, и слегка хлопнула ладошкой по спине Мефо, который успел включить компьютер, и сейчас разглядывал дюжину картинок на широком мониторе.
– Никаких проблем. Мне нравится варить кофе для красивых девушек. Когда красивая девушка пьет кофе, она становится доступнее для интеллектуальной эксплуатации.
– Ну, - отозвалась она, осторожно язычком попробовав кофе (еще слишком горячий).
– Вот, - пояснил 3D-художник-дизайнер, и постучал пальцем по экрану, - это дюжина потенциальных хищников неба в шестом поколении. Надо выбрать самый зверский, и породить от него невообразимо-зверского хищника седьмого поколения.
Саби очень внимательно посмотрела на экран, и через несколько секунд презрительно фыркнула.
– И это называется «хищники неба»? Полный отстой! Какие-то серебристые ромбики с крылышками, какие-то унылые треугольники, и какие-то фигни для игры в дартс. Вот, последний - забавный, похож на цыпленка, жаренного под прессом. Но это ни фига не хищники. У тебя каких-нибудь других хищников нет?
– Есть, конечно, - ответил Мефо, и вытащил на экран следующую дюжину самолетов.
– Wow!
– воскликнула Саби, - Мне нравится третий, вроде сюрикена в кино про ниндзя, восьмой, который как ксолокво примерно, и десятый, наподобие летающей тарелки.
– Э-э… Ксолокво, это что?
– Ты что, в детстве не слышал эту индейскую сказку? – удивилась она.
– Нет, я же вырос во Флориде.
– А! Я опять забыла, что ты родом из США. Короче: это летучая жаба-крокодил.
– Звучит круто, - оценил он.
– Так вот, - сказала она, - про нашу жабу-крокодила даже у Лавкрафта есть небольшой рассказ: «Тварь на крыше». Только там названия «ксолокво» нет, и дело происходит в соседнем Гондурасе, но эта летучая жаба-крокодил общая у Никарагуа и Гондураса.
– Минутку. Это у того Лавкрафта, который про Ктулху?
– Да, у того самого. А теперь скажи: эта штука, которая на картинке, она откуда?
Мефо Грач выдержал актерскую паузу и торжественно произнес:
– Это истребитель из воздушного флота расы сайлонов.
– Какой-какой расы?
– Расы сайлонов, - повторил он, - из TV-сериала «Звездный крейсер Галактика».
– А! Я же смотрела. Слушай, Мефо, а эта металлическая жаба может летать реально?
– Конечно, - ответил 3D-художник, - даже вопрос так не стоит: может, или нет. Она по определению будет летать. Она назначена истребителем седьмого поколения.