Рыцари подземных магистралей
Шрифт:
И вдруг дверь в «дежурку» заходила ходуном. Удар следовал за ударом, колотили чем-то очень внушительным. От неожиданности Мутаков выпустил жертву, сделал шаг к центру комнаты, замер с открытым ртом. Грохот стих.
– Открывай, мент! – услышал сержант чей-то грубый окрик.
Мутаков запаниковал. Быстро метнулся к строптивой девке, снял с нее наручники, толкнул за стол.
– Сиди! – грозно нахмурив брови, приказал милиционер. – Только вякни что-нибудь лишнее! Враз упрячу на пятнадцать суток. У меня вон там видеокамера!
Мутаков показал на
– Видеокамера! – повторил сержант. – Зафиксировано, как ты оказала сопротивление при задержании. Тест на алкоголь у тебя положительный. И вообще, ты в городе находилась без документов. Так что помни: вякнешь лишнее – угодишь за решетку!
– Ну-ну, – скептически покивала головой задержанная, подперла голову ладонью. – Складно лепишь, мент. Иди, дверь открой. К тебе гости.
Сержант Мутаков поправил форму, придал лицу строгое выражение и щелкнул замком двери.
– В чем дело? – грозно спросил он.
И обалдел. За дверью стояли трое бритоголовых качков. Причем первый из них дубасил в дверь не ногой и не какой-нибудь бейсбольной битой. Он бил в створку кулаком.
– Где Лелька? – вместо объяснений поинтересовался амбал.
Не дожидаясь ответа, качок отбросил Мутакова в сторону, вошел в узенький коридор. Сержант при этом оказался приперт к стене.
– Лелька! – позвал здоровяк.
– Я тут! – радостно откликнулась девушка.
Качок, шумно выдохнув, повернулся к Мутакову.
– Пошли, мент! – сказал он. – Базар перетереть надо.
Сержанта втолкнули в комнату. Девчонка сидела, развалившись на стуле, закинув ногу на ногу. Все трое качков вошли в помещение следом за милиционером.
– Здорово, кукла! – один из вошедших поприветствовал задержанную Мутаковым пассажирку.
Он шагнул к столу, сочно чмокнул «жертву».
– Ну что тут, Леля? – грозно поинтересовался амбал, барабанивший в дверь. – Что за пожар? Вован нас дернул, блин, из бани. Без базару.
– Да вот! – девушка показала на сержанта. – Представляешь, Гога?! Эта сволочь меня на станции цепанула! Говорит, покажи документы.
– Не «покажи», а «покажите», – поспешил вставить слово Мутаков. – Я вел себя очень вежливо.
Он почувствовал, что дело принимает неприятный оборот. Очень неприятный. Но еще оставался шанс: «жертва» вспомнит о законе и тюрьме, промолчит обо всем, что происходило в дежурке.
– Да-а-а, – протянула Лелька. – Ты че, мент, тупой? Вежливо?! Ага! Забыл, как мне руку выкручивал?
– Он выкручивал тебе руку? – враз посуровел амбал.
Огромная лапища легла на шею сержанта.
– Если б только! – хихикнула девчонка. – Обе выкрутил! Наручники нацепил. А потом лапами под юбку полез. Сопел в ухо, весь трясся от кайфа.
– Лелька! – рыкнул амбал и побагровел. – Не сочиняешь, а? Известная любительница языком поработать. Один к тебе прислонится, другой... А мне вот – челюсть ломать...
– Да ты че, Гога?! – обиделась девчонка и даже привстала, махнула рукой. – У него ж запись!
Она указала на объектив компактной видеокамеры.
– Ты мне не веришь? Возьми пленку, любуйся! Там все должно быть. Я упиралась, он меня об стол шарахнул. Руки выламывал! Трубку в рот сунул!
– В рот?! Какую еще трубку?! – озверел Гога.
– Ну эту... дыхнуть чтоб... – объяснила Лелька. – А та покраснела. Хотя, ты ж понимаешь, я не пила сегодня. Вова не любит этого.
– Трубка? – Второй качок взял прибор со стола, дыхнул. – О! Красная! Слушай, мент! Так это ж разводилово, а не трубка! Она всякий раз краснеет, как дыхнешь. О! Еще раз! Да ты че, урод, на понты всех берешь?
Мутаков стоял красный, как трубка его собственной конструкции. Крыть было нечем.
– Не, я первый раз такое вижу! – недоуменно развел руки амбал Гога. – Чтоб мент... Беспредельщик... Не, ну всякое бывает, а? Ну ты прикинь! Мент! Беспредельщик! Даже у нас таких отморозков мочат! Болт! Что делать будем? Мочить?
У Мутакова перед глазами поплыли круги. Он с трудом заглатывал воздух, забыл даже про пистолет, лежавший в кобуре. А что пистолет? Качков трое, сержант не успел бы и притронуться к «пушке», как ему бы свернули шею.
Третий из бандитов все время, пока амбал Гога вел разбирательство, стоял у стены, наблюдая за происходящим. Теперь у него спрашивали совета. Неужто молчаливый был главным? И от его слова зависела судьба Мутакова?
– Мочить прямо в ментовке – беспредел, – отозвался Болт. – Чересчур круто. Кипеж подымется. Но обиду прощать нельзя. Опустим! И без мокрухи, и будет рот на замке держать.
Мутаков затрясся. Болт вынес приговор. Дело принимало не просто очень серьезный оборот. Дело принимало... Мозг сержанта отказывался продолжать мысль.
– Опустить в ментовке – еще больший кипеж подымется, – почесал затылок Гога. – Здесь видео, контроль всякий. Если кто узнает – нам труба. Цепных псов натравят.
– Значит, надо вывозить в лес, – равнодушно сказал Болт. – Опустим там.
В это время у него зазвонил мобильник. Мутаков пошатнулся, схватился за стену. Болт не шутил. Пока второй бандюк болтал о чем-то с развеселившейся девкой, а Гога стоял, почесывая квадратную челюсть, Болт разговаривал по телефону. И Мутаков отлично слышал, как тот объяснял кому-то, что «дело, в натуре, небольшое, на час-полтора. Одного лохана в лесопарковую зону вывести да на карачки поставить...» А потом Болт снова клялся, что через час-полтора он точно будет свободен.
Мутаков понял, что надо спасать положение. Пока не пришел конец.
– Мужики! – слезным голосом попросил он.
– Какие мы те мужики? – искренне удивился Гога. – Мужики – на лесоповале.
– Братва! Пацаны! – чуть не плача, Мутаков встал на колени. – Простите дурака! Ошибся! А? Ну, простите? Я извинюсь!
Он пополз вперед, к девчонке, принялся целовать ей руки, преданно глядя в глаза.
– Слышь, Болт! – позвал Гога старшего.
Тот на миг оторвался от телефонного разговора.