Рыцари темного леса
Шрифт:
— Я приходила, Лло, но ты был не готов. А о том, что случилось теперь, ты не жалеешь?
— Нет. И никогда не буду жалеть.
— Это хорошо. Теперь одевайся и ступай назад к своим рыцарям.
— Я не могу видеть этого человека, — потемнел он. — Я думаю, что убью его, если увижу.
— Ты не сделаешь этого, ты сильный. Поверь мне, Лло — мне кажется, что с этой стороны я знаю тебя лучше, чем ты сам.
Он встал, ежась от холода, и Ариана, чувствуя, что его настроение изменилось, молча последовала за ним к костру. Он быстро оделся и пошел к своему коню, привязанному у ближней березы, но оглянулся и спросил с внезапной усмешкой:
— Не угодно ли госпоже поехать со мной?
Она натянула штаны и рубашку, подхватила сапоги с ножом и подбежала к нему.
В деревне он ссадил ее, а сам вернулся к пещере. Все остальные рыцари сидели внутри. Лло спешился и привязал коня. Никто не промолвил ни слова, когда он вошел в их круг и сел напротив герцога.
— Лло Гифс, — сказал он, протягивая руку.
— Роэм. Очень рад, — сказал новый рыцарь, крепко стиснув его ладонь.
— Теперь мы все в сборе, — сказал Лемфада. — И должны приготовиться к битве. Нуада понесет наше знамя во все лесные селения, Морриган с Решетом поищут союзников около Пертии. Королевская армия готова выступить. Дней через десять они пойдут к нашим южным границам, и нам надо встретить их во всеоружии.
— Сколько у нас людей? — спросил Роэм.
— Сейчас около двухсот, но их число растет с каждым днем. Никогда еще талант Нуады не применялся с большей пользой.
— У короля шесть тысяч солдат. Две тысячи кавалеристов, шесть пехоты, полторы тысячи лучников и пятьсот разведчиков, хорошо знающих лес. С двумя сотнями и даже с тысячей вам против них не устоять.
— Главное, чтобы король думал, что у нас большое войско — остальное приложится, — сказал Элодан. — Лемфада говорит, что окружил лес заклятием, которое королевским провидцам преодолеть не под силу. Король не узнает ничего, кроме того, что пятьсот его конников перебиты. Не думаю, что он сразу явится сюда со всем своим войском. Он вышлет разведчиков и будет продвигаться медленно. А мы этих разведчиков уберем.
— Это похоже на правду, — сказал Эррин, — но нельзя же тянуть до тех пор, пока король не умрет от старости. Рано или поздно должно состояться решающее сражение.
— Должно, — согласился Элодан, — но лишь тогда, когда это будет выгодно нам. До тех пор мы, как слабая сторона, будем наносить удары, где только возможно, и сразу отходить — пусть думают, что нас в десять или двадцать раз больше, чем есть на самом деле. Мы же все это время будем расти.
— Не будем забывать и о продовольствии, — подал голос Лло. — У нас в лесу полно дичи и овец, а десяти королевским тысячам будут подвозить продовольствие с юга. Надо заслать им в тыл дружину, которая будет нападать на обозы. На пустой желудок много не навоюешь.
— Эту дружину возглавлю я, — вызвался Роэм. — Это мое герцогство, и я знаю в нем все дороги. Дайте мне пятьдесят человек. Мы будем кормиться тем, что добудем сами, и вынудим их отойти назад.
— Ты будешь там один, — предупредил Лемфада. — Мы не сможем оказать тебе помощи.
— Не бойся за меня, Оружейник. Умирать я пока не собираюсь.
— Хорошо, — решил Элодан. — Отбери свою полусотню сам и обучи ее. У тебя впереди десять дней.
— А нам, остальным, что делать? — спросил Мананнан.
— Ваш час еще придет, — глядя в сторону, сказал Лемфада.
Морриган сидела под звездами, осаждаемая живыми до боли воспоминаниями. Ее любовь к Самильданаху осталась где-то в другой жизни, когда мир был юн и невинен. Шесть лет, прожитых ею в Вире, утопили эту невинность в крови и разврате. Она не могла вспомнить в лицо всех мужчин и женщин, с которыми делила постель. Ярче всего ей помнился вкус амбрии и сила, которую та вливала в ее тело. Мананнану она сказала, что Самильданах бросил ее, но это было не совсем так. Брошенные в водоворот удовольствий, они расстались по обоюдному согласию, ища новых встреч и впечатлений.
Мананнан говорил, что любит ее, но на самом деле любит ту, какой она была раньше. Она вздрогнула от ветра, прилетевшего со снежных вершин.
Военачальник умер быстро. Его тело съежилось, его жизнь перешла в нее, он не понял даже, что умирает. От него остались только кожа и кости. Скоро ли ей снова понадобится пища? Через день? Через два?
Решето храпел у костра. Омерзительный коротышка! Она пообещала себе, что следующим будет он. А потом кто? Мананнан? Лло Гифс? Или какая-нибудь невинная жертва, как тот, с больным коленом?
Неужели жизнь ей так дорога, что с ней нельзя расстаться?
Морриган хорошо знала ответ. Конечно же, дорога. Видеть, слышать, дышать и чувствовать — как можно отказаться от всего этого?
— Что, не спится? — Решето сел и почесал голову. — Проклятые вши — ничего их не берет.
— А мыться ты не пробовал?
— Язва. Чего ты там сидишь?
— Думаю.
— Ты совсем никогда не спишь, что ли? Откуда же ты силы берешь?
— От мужчин, Решето. Сейчас, к примеру, они на исходе.
— Выходит, и ты иногда пошутить способна, Морриган, — ухмыльнулся он. — Мне сдается, я начинаю тебе нравиться. За чем же дело стало? Поди сюда, и я малость подкреплю твои силы.
— Смотри, как бы я не поймала тебя на слове.
Он зевнул и встал помочиться у дерева. Она отвернулась.
— К кому мы едем-то? — спросил он.
— К старосте по имени Буклар. Он должен тебе понравиться. Свое королевство он построил на крови, как и ты. Поэтому, думаю, Элодан и дал мне тебя в провожатые. Как по-твоему, согласится Буклар послать своих людей в армию Лло?
— Кто его знает. Если он думает, что король для него опасен, то пошлет. Если полагает, что ему ничего не грозит, будет выжидать — и когда в других деревнях не останется воинов, он нападет на них и заберет себе их земли.
— Тем желательнее, чтобы он помог нам. Без него и другие старосты не дадут нам людей.
— Это точно. — Решето стал натягивать сапоги.
— Я думала, ты хочешь меня.
— Хотел, да ты не попросила. Светает уже — пора трогаться.
Самильданах стоял у гроба, глядя на лицо своего самого старого друга. Гнев прошел, и внутри образовалась великая пустота. Он знал, что любил Карбри как брата, но это было давно — до их похода, до Вира, до наступления нового века. Теперь он не находил в себе этой любви. Все, что он видел, был бледный труп со сложенными на красном панцире руками.