Рыцари удачи. Хроники европейских морей

Снисаренко Александр Борисович

Зарук

Две эти бателлы очень похожи, но все же различия есть.

Расположенная в центре судна, она несла на своем косом рее, составленном из двух деревь­ев, парус дау. В конструк­ции зарука просматривают­ся некоторые древнеегипет­ские черты, и составной рей - хорошее подтвержде­ние тому. Да и румпельное управление посредством двух бортовых «штуртросов» за­ставляет вспомнить страну фараонов.

Довольно близка к заруку арабско-индийская бател­ла (бател). Возможно, она появилась как результат развития этого типа дау. Главная ее особенность - наличие сплошной палубы Две

эти бателлы очень похожи, но различия все же есть палуба-площадка - ахтердек. На ахтердеке часто размещалась музыкальная команда, старавшаяся скрасить громом своих бараба­нов и пронзительным визгом раковин однообразие мор­ской службы. Эта какофония служила также сигналом прибытия в порт или выхода в море - как у римлян. Арабская бателла разнилась от индийской тем, что ее мачты имели разный наклон вперед: грот - до двадцати градусов, бизань - до шести. У индийской же бателлы обе мачты были параллельны, и угол их наклона не превышал шести градусов. И та и другая несли паруса дау, причем у индийской бателлы рей грот-мачты был постоянно развернут к правому борту, а бизань- мачты - к левому, что поз­воляло ей при смене галсов делать поворот оверштаг или фордевинд по выбору (позднее так стали оснащать и другие дау, например тони).

Паттамар.

Самбук.

Нечто среднее между заруком и бателлой представлял собой бирманско-индийский очень вместительный паттамар, часто использо­вавшийся как лесовоз. Ма­лые паттамары были беспа­лубными или полупалубными, большие (грузоподъемно­стью в двести-триста тонн) имели полную палубу и вы­сокий ахтердек, обе мачты были наклонены вперед не менее чем на двадцать градусов, а реи составлялись из нескольких деревьев, при­чем их длина была пропорциональна длине самих мачт, то есть бизань-рей был короче грота-рея ровно на треть. Особенностью паттамара было то, что его палуба состояла из отдельных хорошо пригнанных друг к другу щитов, свободно покоящихся на массивных бимсах, и была съемной. Можно только удивляться тому, что эти высокомореходные грузовики использовались лишь в малом плавании вдоль Малабарского берега!

Каждый тип дау имел свои достоинства и свои не­достатки. Но самым популярным типом, при всех его изъянах (где их нет!), был самбук (самбука, санбук), чей силуэт явственно напоминает сильно увеличенную кхалиссу. Эта популярность помогла самбуку не заме­тить течения времени, его можно повидать и в наши дни у всех побережий Индийского океана. При длине свыше двадцати метров и ширине около пяти водоиз­мещение самбука достигает восьмидесяти тонн, а грузо­подъемность - пятидесяти (есть и маленькие самбуки, берущие на борт пятнадцать-двадцать тонн груза, и средние - от двадцати до тридцати). Острые обводы и низко сидящий корпус делают самбук одним из самых быстроходных судов этого класса, способным разви­вать скорость до одиннадцати узлов. Его кормовой набор, острый в подводной части, постепенно расширяет­ся и кверху от ватерлинии становится плоским, почти транцевым, предоставляя огромное поле деятельности художникам, специализирующимся по раскраске судов. Общая палуба изящно прогибается начиная от носа и переходит незаметно в настил кормовой каюты. Грот-мачта, установленная в районе мидель-шпангоута, и би­зань имеют одинаковый, примерно десятиградусный на­клон вперед и несут на своих сильно скошенных состав­ных реях паруса дау. Позднее такие паруса или похо­жие на них назовут латинскими.

Паруса дау управлялись фалами и шкотами, спле­тенными из волокон кокосовых орехов и вымоченными в воде. Корпус конопатился кокосовым волокном, пропи­танным шахаму - смесью извести и китового жира или древесной смолы, а сверху часто покрывался слоем акульего жира. Дерево пропитывали растительным мас­лом, предохранявшим от гниения и коварного древоточ­ца теридо. Скорость этих суденышек достигала в сред­нем четырех узлов, а обычным сроком их службы было одно-два столетия, в зависимости от типа и способа по­стройки. Дау везли в своих обширных трюмах перец, имбирь, кардамон, шелк, драгоценные камни и жем­чуг - из Индии, золото и слоновую кость - из Афри­ки и Мадагаскара, гвоздику и мускатный орех - из Индонезии, жемчуг - с Бахрейнских островов, рубины, топазы, голубые сапфиры, корицу и белых слонов - с Цейлона, золото и алмазы - с Зондского архипелага, камфору - с Борнео, пряности - с Молуккских остро­вов. Все это вместе можно было увидеть в гаванях Басры или Сирафа. Начиная с IX века они регулярно плавали на Яву, уверенно открывая навигацию в ноябре и закрывая ее в апреле, когда приходит пора юго-за­падных муссонов.

Арабские моряки не знали понятия долготы, зато широту определяли довольно точно путем измерения угла положения Полярной звезды с помощью особо­го, известного только им прибора. Птицы указывали им путь к берегу, пока в Китае они не заимствовали изобретенный, вероятно, в III веке «чи-нан» - указа­тель юга (так китайцы называли компас). Арабы зна­чительно усовершенствовали его, и это дало новый тол­чок развитию арабского мореходства. По крайней мере с X века арабские капитаны, как полагают, пользовались картами, хотя твердых доказательств этому нет. Картографические привязки бы­ли ориентированы на «пуп Земли» - Мекку, и поэто­му на арабских картах мир как бы перевернут: север у них внизу, а юг вверху (на юг были ориентированы и стрелки арабских компасов). Такими же были ранние кар­ты испанцев и португаль­цев, заимствовавших этот принцип у мавров. А в VII веке арабы довольствовались образом мира в виде ги­гантской птицы с головой в Китае, хвостом в Алжире, сердцем в Аравии, Месо­потамии и Египте, правым крылом в Индии и левым в Средней Азии. Звезды пятнадцати созвездий увле­кали арабские корабли к каждому перу этой пти­цы, ко всем сторонам гори­зонта, и везде, куда они их приводили, арабы основы­вали свои фактории, а иногда и города. В наиболее часто посещаемых иноземных портах права мусульман­ских купцов отстаивал арабский кади, выступавший также и их судьей в различных спорах. В

конце VIII века китаец Ду Хуань публикует пространные «Замет­ки о посещенных странах», вполне способные служить лоцией на трассе Гуанчжоу - Басра.

Зеркально-симметричное изображение созвездия Воро­на в книге ал-Суфи (903-986).

Хорошо известный Синдбад из сказок «Тысячи и одной ночи» являет собой собирательный образ араб­ских купцов VIII века, а семь его путешествий при­открывают завесу над маршрутами того времени. Не­сомненно, Синдбад бывал в Индии, на Яве, Цейлоне и Суматре, заплывал в Южно-Китайское море. Возможно, ходил он и в Африку. Цейлон (Остров Обезьян) он посетил дважды, угодил в плен к пиратам и был ими продан торговцу слоновой костью. В Острове Людоедов нетрудно узнать Суматру, эта слава сохранялась за ней еще долгие века, как и название Страна Золота (наряду с Малаккой): говорили, что правитель Суматры еже­дневно бросал в дворцовый бассейн слиток этого металла. Михраджан, к которому попал Синдбад,- это искаженное индийское «махараджа», но отсюда преж­девременно делать вывод, что речь идет здесь об Индии. Возможно, что Синдбад добрался гораздо дальше - до Индонезии: Островами Махараджи называли в те вре­мена Яву и Малайский архипелаг. Оттуда он мог привезти и кокосовые плоды. Кокосовое масло и копра доставлялись с Кокосовых островов, камфора - с юга Китая и Японии или с Тайваня; перец - из муссонных областей юго-восточной Азии и Индии, корица - с Цейлона, Молуккского архипелага, из Китая, Лаоса, Вьетнама и Индонезии, алоэ - из Африки и Мадага­скара, хотя оно есть и на юге Аравийского полу­острова. В сказке о Синдбаде часто употребляется выражение «мы плыли из моря в море, от суши к суше, мимо островов». Однако это вовсе не означает, что его маршруты пролегали по исхоженным вдоль и поперек современным морям южного полушария. Во времена Синдбада, да и значительно позднее, понятие «моря» было несколько иным, близким к понятию антич­ной эпохи. Например, нынешнее Южно-Китайское море делилось арабскими географами на семь морей, самыми опасными из которых считались Кундран и Канхай, славившиеся своими тайфунами.

Где-то на юго-востоке находилось еще одно море, известное по упоминаниям некоторых источников. В сказках «Тысячи и одной ночи» его называют Морем Гибели. Корабли там подхватывала и уносила куда-то, откуда они уже не возвращались, гигантская птица Рухх, или Рох («ветер»: так арабы называли вне­запные тайфуны). Вот что рассказывает об этом море своему пассажиру-купцу капитан арабского судна: «Мы сбились с дороги в тот день, когда против нас поднялись ветры и ветер успокоился лишь на следующий день утром. И мы простояли два дня и заблудились в море, и с той ночи прошел уже двадцать один день, и нет для нас ветра, который бы снова пригнал нас туда, куда мы направляемся. А завтра к концу дня мы достигнем горы из черного камня, которую называют Магнитная гора (а вода насильно влечет нас к ее подножию), и наш корабль распадется на части, и все гвозди корабля полетят к этой горе и пристанут к ней, так как Аллах великий вложил в магнитный ка­мень тайну, именно ту, что к нему стремится все железное. И в этой горе много железа, а сколько - знает только Аллах вели­кий, и с древних времен об эту гору разбивалось много кораблей...» Все, конечно, вышло так, как он предсказы­вал. «И мы не заснули в эту ночь,- жалуется купец,- а когда настало утро, мы приб­лизились к этой горе, и воды влекли нас к ней силой. И когда корабль оказался у подножия горы, он распался, и все желе­зо и гвозди, бывшие в нем, вылетели и устремились к магнитному камню и застря­ли в нем, и к концу дня мы все кружились вокруг горы, и некоторые из нас утонули, большинство потонуло, а другие спаслись, но что спаслись, не знали друг о друге, так как волны и противный ветер унесли всех в разные стороны».

Арабский "купец". Миниатюра.

Видно, корабль этого капитана попал в район Зонд­ских островов, где наблюдается сильная магнитная аномалия. Прилегающую к ним часть Южно-Китайско­го моря и сегодня называют Морем Дьявола, уподобляя плавание в нем плаванию в районе Бермудского тре­угольника. Несомненно одно: арабские моряки про­кладывали свои трассы далеко от Басры, где был цент­ральный рынок их товаров, и от Сура, где строились их корабли. И самыми рядовыми, привычными были для них рейсы в Индию. Само имя Синдбад - это искажен­ное «синдхупати» (властитель моря). Так индийцы, а вслед за ними и арабы, называли судовладельцев. В сказках «Тысячи и одной ночи» Синдбад Мореход дей­ствует рука об руку с Синдбадом Сухопутным: арабские корабли трудились рука об руку с сухопутными кара­ванами, выполняя одну и ту же задачу. Великий кара­ванный «шелковый путь» между Ближним и Дальним Востоком арабы продублировали «морским шелковым путем», связавшим Персидский залив с Южным Кита­ем. Путь из Сохара - крупнейшего их порта (в нынеш­нем Омане) до Поднебесной империи занимал три года, и примерно два из них приходились на торговые опера­ции в промежуточных портах.

Морской труд высоко почитался в Аравии из-за великих трудностей, поджидавших моряков на их пути. Но это была их работа, их профессия. Тот же, кто не при­надлежал к их числу, всегда предпочитал хорошо наез­женные сухопутные дороги, хотя и они тоже не гаранти­ровали безопасности путешественникам. В книге, напи­санной внуком эмира Кабуса для своего сына Гилан-шаха и представляющей собою свод житейской муд­рости XI века, ее автор Кей-Кавус дает совет, как должен вести себя благоразумный мусульманин, ког­да обстоятельства вынудят его пуститься в дальние края: «Если в путешествии по суше заработаешь поло­вину на десять, то не пускайся в море ради одного на десять, ибо в морском путешествии барыш по щико­лотку, а убыток по горло, и не нужнр, гоняясь за малым, пускать на ветер большой капитал. Ведь если на суше случится несчастье, так что добро погибнет, то, может быть, жизнь-то останется. А на море угроза и тому и другому - добро можно снова нажить, а жизнь нет. Море сравнивали также и с царем: сразу все достается, но сразу все и теряется». Примерно так мы могли бы предостеречь завсегдатая игорного дома!