Рыцари веры
Шрифт:
Ни подписи, ничего, что бы говорило о личности отправителя. В том, что это писала женщина, он почему-то не сомневался. Откуда знает его адрес? И почему с ним на «ты»?
Задумчиво глядя на экран, набрал отдел программистов, попросив проверить, откуда пришло письмо.
Арсеньева… Это же её помощница погибла при пожаре, засветившись перед этим на экране телевизора с перчатками. Во время интервью её показывали крупным планом. Оператор уделил внимание тому, как она нервно сжимала перчатки в руке. Это позволило знающим людям рассмотреть кружево
А что, если перчатки не сгорели при пожаре и это был совсем не несчастный случай? Просто птица покрупнее заметала следы, отводя от себя подозрения. Намёк на участие в этом Кристофа всё менял. Богдан ощутил потребность самому разобраться в этом деле. Похоже, придётся задержаться в России.
***
Трель звонка разносилась за запертой дверью, и мне никто не спешил открывать. В этот раз я волновалась намного сильнее, чем тогда. Раньше от Кирилла мне нужна была только помощь, а сейчас он сам.
Мы не пошли с Сашей в клуб, весь вечер просидели у меня, вспоминая прошлое и кушая мамины пироги. На следующий день, застав утром на кухне пританцовывающую мать, которая готовила завтрак, совсем не удивилась её новости насчёт путёвки в Тунис, подаренной отцом.
Это заставило меня задуматься. Похоже, я оказалась не в параллельной реальности, как подумала вначале, а действительно вернулась в прошлое. Первым моим порывом было броситься к Кириллу и убедиться, что он жив, но вспомнила про его Барби и сдержалась. Я же не знаю, когда именно они расстались. Разве станет легче, если приду и застану её у него? Зато я знала, когда он точно будет дома один и разбежится со своей пассией. Оставалось только ждать. Каюсь, один раз не сдержалась, одолжив у соседа Димы телефон и позвонив по знакомому номеру. Мне хватило просто услышать его голос.
А ещё я написала письмо Богдану, рассказав об Арсеньевой и упомянув Кристофа. Адрес почты я помнила, а для отправки письма воспользовалась специальным почтовым сервисом, чтобы не светить свой ящик. И понятное дело, отправляла я его не из дома.
Дни идут своим чередом. Аделаида Стефановна жива и носит на руке браслет. События подстраиваются под ту реальность, которую я знала. Так Саше очень захотелось прогуляться по Красной площади, а потом мы с ней поехали на Воробьёвы горы, где посидели в приятном ресторане, но уже без Богдана с Кристофом. Никакого ограбления квартиры Лебедевых не было. Только в день, когда случилось нападение, у Аделаиды Стефановны произошёл сильный приступ и её забрали в больницу. Саша позвонила родителям, и они прилетают.
Нажала ещё раз на звонок, слушая длинную трель. Сегодня я собиралась ждать до победного.
"Он дома!» – говорила себе, но было страшно как никогда. Это же я люблю его, а он ничего не помнит. Сложится ли у нас? Простит ли он и отпустит прошлое? Ведь сейчас не нужно меня спасать и защищать.
Я настолько ушла в свои мысли, раздираемая сомненьями, что не услышала шагов и звука открываемого замка.
– Кир, – горло сжало, и я не могла произнести и слова. Всё как тогда. В одном полотенце, только из душа и удивлённый.
– Кристина?! – меня точно не ждали. посторонился он. – Проходи.
Я зашла на деревянных ногах. Наверное, это судьба, но момент повторяется: он закрывает дверь, я задеваю его бедром, полотенце сползает, автоматически ловлю его и мои руки прижаты его торсу.
– Кристина, определись. Ты меня одеваешь или раздеваешь, – хмыкает Кирилл, а дальше всё идёт не по плану.
У меня сдают нервы. Это же Кирилл! Вот он, живой!!!
– Ольховский, какой же ты дурак! – вырывается у меня, и я сдергиваю с него это дурацкое полотенце. – Раздеваю!
Толкаю ошарашенного к стене и, наплевав на всё, целую. Мне жизненно необходимо ощутить его губы, обнять, погладить грудь, где нет и следа ранений. Как же я его люблю! И каждым своим поцелуем, прикосновением, говорю ему это.
Он только на миг растерянно замирает, а потом меня сжимают до треска в рёбрах и поцелуи становятся такими, что подгибаются колени. Я плавлюсь в его руках, ужасно соскучившись. Даже не представляю, как я раньше жила без него.
– Останови меня! – шепчет Кирилл.
Его руки уже давно у меня под одеждой и единственное, чего мне хочется – продолжения . Неважно где, в коридоре, в ванной, в спальне… Лишь мысль о том, что тогда в самый пикантный момент заявится его бывшая и всё испортит, заставляет меня разочарованно застонать и отстраниться.
Попытаться, по крайней мере, так как Кирилл не отпускает, глядя на меня затуманенным взглядом.
– Не успеем, – с сожалением говорю ему. – Сейчас сюда твоя Барби за вещами заявится, и скандал устроит.
При упоминании бывшей, его взгляд приобрёл осмысленность и протрезвел. Забавный у нас сейчас вид. Он голый, моя одежда в беспорядке, губы горят. Встретились, одноклассники. Это для меня он парень и любимый, а Кирилл не видел меня несколько лет.
– Что ты о ней знаешь?
– Кир, иди оденься, а то я за себя не ручаюсь, и всё тебе расскажу. Только не спрашивай, на каких колёсах я сижу.
Отодвинув его, одёрнула на себе одежду.
– Я на кухню, сделаю нам кофе.
– Там…
– Ремонт сделан, – закончила за него. – Не беспокойся, я знаю, где что лежит.
– Откуда? – подозрительно сузил он глаза.
– Ольховский, оденься. Я понимаю, что Барби бывшая, но вот нечего её в полотенце встречать! А она сейчас заявится.
– Серебрянская, ты в себе?
– Нет, – честно призналась ему, – нам нужно поговорить.
Когда Кирилл зашёл на кухню, я как раз следила за кофе. Решила заварить в турке покрепче. Оглянувшись на него, оценила вид в домашних брюках и обтягивающей футболке. Он был таким родным. Хотелось обнять, прижаться к нему и никуда не отпускать.