Рыцари
Шрифт:
Кенбрук уселся на другую половину кровати, тяжело вздохнул, снял сапоги и потянулся. Глориана вытянулась, застыв на простынях. Она не смела закрыть глаза, как бы ей ни хотелось. Она устала, и ей жутко хотелось спать. Но тело ее дрожало от желания, томила неизвестность.
Дэйн скользнул под одеяло. Кровать заскрипела под его весом. Хотя они и лежали довольно далеко друг от друга, Глориана поняла, что он раздевается. Кажется, вот он снял с себя рубашку и штаны.
— Спи, Глориана, — сказал он, хотя и не мог видеть ее лица — ночь была безлунной — и догадаться
От этих слов Дэйна Глориана покраснела, но не от злости. Она не хотела говорить об этом, но не удержалась.
— Я слышала, как женщины стонут и кричат, — прошептала она взволнованно.
Дэйн вздохнул:
— Если даже я и сдамся на милость твоих чар и расчет моего братца окажется верным, ты не будешь кричать, а если и будешь, то не от боли или страха. Обещаю тебе.
Щеки Глорианы вспыхнули. Может быть, это всепоглощающая темнота придала ей смелости, подумала Глориана.
— А что… что мне надо будет делать?
Кенбрук отрывисто рассмеялся. Глориана почувствовала, как он повернулся к ней.
«Он голый!» — подумала она. Если бы только у нее хватило смелости протянуть руку и дотронуться до него.
— Тебе, — ответил он весело, — нужно будет только принять меня.
При мысли об этом она едва не потеряла сознание. То место внутри нее, предназначенное для того, чтобы принять мужчину, болело от вожделения.
— А это… это не будет больно?
Он потянулся к ней и слегка дернул за растрепанную косу.
— В первый раз, — сказал он тихо, — может быть немного больно. — В его голосе не было ни насмешки, ни удивления, и Глориана была ему за это благодарна. — Но, конечно, я заранее подготовлю тебя, и, думаю, тогда ты будешь испытывать только удовольствие.
Глориана долго молчала. Потом наконец тихо сказала:
— Мне так любопытно.
— Ты просишь меня доставить тебе удовольствие, Глориана?
Она облизала пересохшие губы.
— А ты бы сделал это? Если бы я попросила тебя.
Дэйн рассмеялся:
— О да! Желание Гарета сегодня не исполнится, но немного просветить тебя я бы не отказался.
Глориана дрожала. Либо Пресвятая Дева не услышала ее молитв, либо Глориана была прирожденной грешницей.
— Я думаю, мне бы хотелось узнать… — сказала она.
— Тогда вставай, — приказал Дэйн. — И раздевайся. Женское тело необычайно сложный и утонченный инструмент. Чтобы извлечь из него музыку, я должен касаться струн, как менестрель, играющий на лире.
Сладкий трепет пробежал по телу Глорианы, и она подчинилась Дэйну. Поднявшись с кровати, она сняла с себя платье и рубашку. Вопреки ее ожиданиям Дэйн не остался лежать на кровати. Он встал и зажег другие лампы, кроме уже горевшего на столе ночника. Комната постепенно осветилась.
Глориана застыла возле кровати, стесняясь своей наготы.
— Я не думала, что ты станешь зажигать лампы, — прошептала она.
— Мне необходимо видеть тебя, — просто ответил Кенбрук, на котором не было ничего, кроме панталон. — Я должен знать, приносит ли моя ласка наслаждение.
Чтобы не упасть, Глориана ухватилась за резное изголовье кровати.
— Иди сюда, — сказал Дэйн. Глориана колебалась всего одно мгновение, а потом медленно двинулась к нему, выйдя на свет. Он медленным оценивающим взглядом окинул ее тело.
— Ты необычайно красива, — сказал он хрипло.
Глориана вспомнила о поцелуе и о всех тех неизведанных дотоле чувствах, которые он пробудил в ней. Если бы не тот поцелуй, ее желание, может быть, не было бы таким сильным.
— Ты не возьмешь меня?
Дэйн покачал головой.
— Нет, — ответил он, — но я дам тебе наслаждение, которого ты жаждешь.
— Это нечестно, — услышала Глориана свой голос. — Я обнажена, а ты остаешься одетым.
Без всякого стеснения Дэйн развязал шнурки на своих панталонах, и они упали к его ногам. Ногой он отбросил их в сторону. Его мужское естество поднималось до самого пупка.
У Глорианы перехватило дыхание.
— Я не знаю… смогу ли я вместить такое, — сказала она.
Дэйн хохотнул и приблизился к ней, положив руки ей на плечи.
— Не стоит беспокоиться об этом, — сказал он. — Когда и если придет наше время, ты с легкостью примешь меня. Природа обо всем позаботилась.
Внезапно ей захотелось убежать, но Глориана знала, что не сделает этого ни за что на свете.
— Ты поцелуешь меня?
— Обязательно, — сказал Кенбрук. Взгляд его, однако, был обращен не на ее рот, а на маленькие упругие груди с затвердевшими сосками. Дэйн медленно протянул руки и взял ее груди в свои ладони, нежно коснувшись кончиками пальцев розовых возвышений, словно ласкал хрупкое сокровище.
Глориана даже не подозревала, сколько наслаждения может принести это прикосновение.
— Это только начало, — сказал Кенбрук, лаская соски сначала большими пальцами, а потом ладонями.
Дрожь пробежала по жаждущему телу Глорианы. Она откинула голову, закрыла глаза и с легким криком выгнулась навстречу прикосновению этих мужских рук, пробудившему в ее теле столь потрясающий отклик.
Дэйн сжал ее маленькие груди, не сильно, но крепко. Ей вдруг вспомнилось его сравнение женского тела с прекрасным музыкальным инструментом. Ее плоть, разбуженная умелым прикосновением, пела. Глориана дышала все чаще и чаще и начала тихонько стонать.
Кенбрук поднял голову, и его настойчивый рот нашел ее податливые губы. Он поцеловал ее, не прекращая ласкать. Глориана была слишком ошеломлена, слишком увлечена новыми ощущениями, рождавшимися в ее теле. Она не открыла глаза и даже не попыталась ответить на его поцелуй.
Сначала поцелуй был легким, затем страстным. Дэйн за бедра притянул ее ближе. Ее груди были прижаты к его твердой мужской груди, жесткие кудрявые волосы дразнили ее набухшие соски. Инстинктивно она ухватила его за плечи и попыталась прижать его к себе. На себя. В себя.