Рыцари
Шрифт:
— Больше ему не причинят никакого вреда, — бросив взгляд на брата, сказал он и широко улыбнулся. — Ты отлично выглядишь, Глориана. Ты счастлива?
Единственное, что удерживало Глориану от того, чтобы не броситься на Гарета и не вцепиться ему в глотку, так это только сознание, что ее нападение лишь позабавит его.
— А откуда ты знал, что именно Дэйн выпьет твое отравленное вино? — спросила она. — Если бы его выпила я, а Кенбрук остался в сознании, то, ты бы оказался в одной комнате с разъяренным быком!
Гарет вздохнул. В комнату входили слуги. Пыхтя и отдуваясь, они тащили тяжелые бочки, большой медный таз для купания и много других вещей.
— Ты ведь почти совсем не пьешь, — ответил Гарет, — а Дэйн любит вино, и я знал, что рано или поздно он откупорит и второй кувшин. Нам только повезло, что это произошло так скоро.
— Я никогда тебе этого не прощу, — холодно сказала Глориана.
— Как раз наоборот, — ответил Гарет со всей возможной мягкостью. — У меня есть основания полагать, что ты не только простишь меня со временем, конечно, но и будешь благодарна мне. — Гарет присел на корточки рядом с Дэйном и с братской нежностью коснулся основания его шеи, чтобы посчитать пульс. Глориана знала, что Гарет любит своего брата, как бы странно эта любовь ни проявлялась.
— Я думаю, через час он уже придет в себя, — сказал он, обернувшись к Глориане.
Слуги, которых привел с собой Гарет, занялись комнатой. Они принесли еду и питье, свежую одежду для Дэйна и Глорианы, поставили кипятить воду на специально принесенную жаровню. Одна из служанок, которую Глориана видела в замке, подошла к кровати и сняла смятое покрывало.
— Еще нет, — ответила она на безмолвный вопрос Гарета, который был задан простым поднятием брови.
Лицо Глорианы вспыхнуло.
— Может быть, — пробормотала она с горечью, припомнив слова Дэйна, — ты приведешь сюда свидетелей?
Гарет отвернулся, устыдившись, но через мгновение снова посмотрел в лицо Глориане. Во взгляде его горящих голубых глаз читалась решимость. Только сейчас Глориана поняла, какой же он упрямец, прямо как маленький серый мул аббатисы.
— Не испытывай мое терпение! — воскликнул он. — И не искушай меня, не то получишь то, чего просишь!
Глориана отпрянула от него. Она вдруг ясно осознала, чего именно она желает. Гордость не позволила бы ей доверить подобные мысли никому, кроме своего духовника. А правда состояла в том, что свободолюбивой Глориане вовсе и не хотелось покидать сейчас эту темницу. Она хотела остаться здесь, в башне, вместе с Кенбруком и разрешить все вопросы, касающиеся их обоих. Там, за башенными стенами, многое мешало им выяснить отношения. — А что сказал о моем исчезновении Эдвард? — выпалила она.
Гарет уже обернулся, чтобы уйти, но сейчас задержался на пороге.
— Бедняга, — ответил он грустно. — Он считает, что вы с Кенбруком помирились и уехали, чтобы отпраздновать воссоединение. Так что на его помощь вам рассчитывать не приходится, если ты именно это имела в виду своим вопросом. Признаюсь, такой поворот событий разбил мальчишке сердце, но он быстро утешился. Сейчас сэр Эдвард занят тем, что пытается утешить мадемуазель.
Слуги покинули комнату, за ними последовал Гарет, последними вышли солдаты. Дверь за ними захлопнулась, и Глориана услышала, как щелкнул замок.
Оглянувшись, она увидела, что в таз для умывания налили свежей воды, а рядом положили мыло и полотенца. Она снова опустилась на колени рядом с Дэйном и встряхнула его за плечи.
— Проснись, — сказала она строго и вместе с тем нежно. — Иначе я выкупаюсь, вылив на себя всю горячую воду, и тебе ничего не останется.
К ее удивлению, Кенбрук тут же открыл глаза. Если бы в этих бездонных голубых колодцах не читалось такое удивление, то Глориана решила бы, что Дэйн нарочно притворялся спящим, пока Гарет был в комнате.
— А, — протянул он, приподнимаясь на локте, — но ты же была раздета!
Глориана улыбнулась, радуясь, что Дэйн пришел наконец в себя. Сейчас она готова была простить ему любую колкость. Пропустив мимо ушей его замечание насчет одежды, она сказала с притворным сочувствием:
— Как вы страдаете, милорд, сначала этот удар по голове, потом обморок.
Кенбрук принял Сидячее положение, потом поднялся на ноги и стоял, покачиваясь.
— Это был не обморок, — сказал он убежденно. — Думаю, это была очередная ловушка Гарета. У вина был какой-то странный вкус даже для такого дрянного пойла.
— Твоя догадка верна, — ответила Глориана. — Тебе подсыпали снотворного. Теперь я склонна полагать, что Гарет сделал это не столько для того, чтобы обезвредить тебя, сколько для твоей же пользы. Он знал, что ты начнешь сопротивляться, и боялся, что тебя могут случайно ранить.
Пошатываясь, Кенбрук направился к тазу с горячей водой, скидывая по дороге рубашку, штаны и шерстяные носки. Раздевшись, он залез в воду. Глориана смотрела на него не мигая. Какое же у него было прекрасное тело, несмотря на то что грудь и правое бедро рассекали шрамы.
— Мы с тобой начали разговор, перед тем как ты потерял сознание, помнишь? — напомнила ему Глориана, подойдя к столу, на котором стояла корзина, полная свежих ароматных булок, пирогов и другой еды.
Кенбрук задумался, пытаясь припомнить.
— Ах да! — воскликнул он. — Ты как раз предложила мне себя, да так нахально, как какая-нибудь деревенская шлюшка. Я же, как добродетельный рыцарь, ретировался аж на другой конец комнаты, дабы уберечь тебя от непоправимой ошибки.
— Самодовольный ублюдок, — беззлобно ответила Глориана, вонзая свои крепкие белые зубы в медовую булочку.
— Прошу тебя, пойди сюда и потри мне спинку, прекрасная Глориана.
— Сам справишься, — беззаботно сказала Глориана, садясь за стол. В эту минуту ее больше интересовала медовая булочка.
— Было время, — произнес Кенбрук мечтательно, — когда женщины повиновались своим мужьям. Видно, времена меняются.
Глориана вспомнила о самолете, на котором прибыла в Англию, когда ее еще звали Меган Сондерс.
— Да, — согласилась она. — И ты даже не представляешь себе, что будет потом, после нас.