Рыльце в пушку
Шрифт:
— Ты, наверное, шутишь, Таня, — слегка заикаясь, чего раньше я за ним не замечала, пробормотал Дмитрий Александрович.
— Я совершенно серьезно говорю, к сожалению. Расследование я закончила. Преступник найден, — на этих словах я все же отвела глаза в сторону, потому что не могла выдержать цепкий и тяжелый взгляд своего клиента.
Мне показалось, что Ильин сейчас набросится на меня с криками, что я сама все подстроила, обвиняя меня в некомпетентности и тому подобном. Я бы даже не обиделась на него. Мало ли что может случиться с нервами у человека после такой новости. Мало кому понравится слышать, что его любимый ребенок — убийца,
Складывалось ощущение, что человек ушел в себя, причем настолько глубоко, что возвращаться не собирается вовсе. Все правильно, если нет больше смысла в жизни, только это и остается слабым личностям. Но, надеюсь, Дмитрий Александрович окажется сильнее, чем выглядит. Я молчала, позволяя ему осознать страшные известия. А что я могла еще сделать?
После пяти минут изматывающей тишины Ильин-старший неожиданно твердым голосом произнес:
— Расскажи, как все произошло.
Я была не рада такой просьбе. Рассказывать в подробностях означало бы бередить совсем свежие раны. Но Дмитрий Александрович посмотрел на меня таким взглядом, что я поняла: хуже ему уже не будет.
— Когда вы мне рассказали, как поделили наследство, я сразу поняла, кто настоящий убийца. До этого я подозревала Олега Никифорова, уж больно темной лошадкой он мне казался. Да и вел себя странно. Так что можно сказать, я занималась не тем, кем надо.
Ильин глубоко вздохнул. Я даже не представляла, каково ему сейчас. Один за другим судьба нанесла ему жестокие удары, как бы испытывая на прочность. Но почему именно его? Как мне кажется, он сделал зла людям намного меньше, чем кто-либо другой.
Дмитрий Александрович на меня не смотрел, как бы желая, чтобы я не останавливалась и продолжала рассказ.
— В общем, схема довольно проста. Из-за огромного наследства, которое Кирилл, вероятно, не хотел делить с сестрой, он и решился на убийство. Сначала ему показалось, что все прошло незамеченным и он останется безнаказанным. Но неожиданно появился Максим, который откуда-то узнал обо всем. Откуда — так и осталось загадкой. Сын Надежды Сергеевны хотел за свое молчание получить деньги, причем, я думаю, большие. Кирилл, видимо, решил не поддаваться на шантаж, а избавиться от свидетеля таким же образом, как и от сестры. И ему это удалось. Он накачал Максима наркотиками, заставил написать предсмертную записку с признанием в убийстве Полины и полагал, что все снова пройдет как по маслу. Но тут появился еще один свидетель — старушка-соседка Антонина Федоровна, которая видела убегающего Кирилла в день мнимого самоубийства Павлова. Она потом опознала его.
Я замолчала. Дмитрий Александрович даже не моргал, а все смотрел и смотрел на стену, как будто она могла дать ему ответ, почему его сын оказался преступником.
— Вот, собственно, и все. Подробности мы узнаем на суде, — решила я закончить свой монолог.
Мы посидели молча минут пять. Я не знала, куда себя деть, мне почему-то было неловко, что все так получилось. Ильин не того от меня ожидал, а я практически разбила ему сердце. Хотя при чем здесь я? Я ни в чем не виновата. Я просто выполняла свою работу. Все, что зависело непосредственно от меня, я выполнила, причем более-менее хорошо. И не надо забивать себе голову чужими проблемами, так и свихнуться недолго.
Дмитрий Александрович неожиданно встал и вышел из каминной. Я осталась на своем месте. В доме было тихо. Я вдруг подумала, что, наверное, когда шли приготовления к так и не состоявшейся свадьбе, тут было намного веселее. Теперь тут никто скорее всего жить не будет.
Ильин-старший вернулся так же неожиданно, как и удалился. В руках он держал конверт, который протянул мне.
— Это твой гонорар, Танечка, — с грустью в голосе проговорил он. — Некрасиво получилось все, но ты в этом, конечно, не виновата. Очень рад был с тобой познакомиться.
Мне стало не по себе. Деньги брать не хотелось, причем первый раз в жизни, хотя я знала, что заслужила их. Я пересилила себя и взяла конверт.
— Что вы собираетесь делать дальше? — задала я неуместный, но тем не менее очень интересовавший меня вопрос.
Дмитрий Александрович избегал встречаться со мной взглядом. Он сел обратно на свое место и задумчиво произнес:
— Даже и не знаю… В Тарасове точно не останусь, а что будет дальше — жизнь покажет…
Если честно, я не представляла, что бы делала сама, оказавшись в его ситуации. Наверное, уехала бы отсюда подальше, чтобы не вспоминать всех произошедших ужасов, и вела бы затворническую жизнь до конца своих дней. Возможно, он тоже так сделает, а может, и нет.
Я поднялась:
— Ну, мне пора…
Ильин не возражал. Ему надо было сейчас побыть одному. Хотя иногда в таких ситуациях лучше, чтобы кто-то был рядом, поддерживал своим присутствием, тогда не так сильно будет чувствоваться одиночество. А Дмитрий Александрович действительно остался один. За каких-то несколько дней вся его семья развалилась. Все, что было для него самым главным и важным, сейчас уже не существует. Ни один адвокат не сможет помочь Кириллу избежать положенного наказания, и поэтому отец не увидит своего сына еще очень долго. Если вообще когда-нибудь им доведется все-таки встретиться.
В дверях я неожиданно столкнулась с Ксенией. Даже моих небольших познаний в медицине достаточно, чтобы сказать: слишком рано она вышла из больницы. Девушка бросилась мне на шею, как старой подруге.
— Танечка, какое горе… — и она разрыдалась.
На этот раз слез было много, и они казались искренним выражением человеческих чувств. Честно говоря, я сейчас не поняла, что она имеет в виду. Поэтому выжидательно на нее уставилась. Дмитрий Александрович удалился, оставив нас наедине. Ему сейчас и своих проблем хватает, на его месте любой человек разрыдался бы похлеще Ксении. Но девушка настолько увлеклась своими рыданиями, что не замечала моего недоуменного взгляда. Сквозь завывания и непонятные бормотания мне все-таки удалось разобрать отрывки фраз:
— Что же мне теперь делать, как жить? Бедный Олег…
Наконец-то я поняла, что причиной ее слез была автокатастрофа, в которую попал Никифоров. Я подключила все свое актерское мастерство, столь необходимое в подобных критических ситуациях.
— Да, я уже слышала, это ужасно, — начала я, чтобы хоть как-то успокоить Богданову. Но что-то мне подсказывало, и совершенно справедливо, надо признаться, что ей мои слова не помогут, а скорее наоборот — еще больше заставят страдать. Но молчать, как партизан, в этом случае тоже было бы некрасиво и неуместно. Выбрав из двух зол меньшее, я продолжила в том же духе с надеждой на то, что Ксения в конце концов выплачется и немного успокоится. Мой план полностью оправдался минут через пять.