Рысюхин, давайте – за жизнь!
Шрифт:
— Ну, от указания вас на обложке, как вокалиста на главной записи вам увильнуть не удастся!
Договор мы подписали, тираж сразу двести пятьдесят тысяч с оплатой мне в размере рубль двадцать за проданный экземпляр. Профессор пытался выбить рубль пятьдесят, но тут фирмачи встали в принципиальную позицию — мол, рубль пятьдесят и даже рубль семьдесят они могли бы дать под пластинку профессора, пусть и с кем-то, но вот кому-то, пусть и с профессорским вокалом, больше рубля дают только из глубокого и искреннего уважения к Лебединскому лично. Оркестрантам, включая Мурку, и Ульяне Неясытевой доля от продаж по договору не полагалась, они получали фиксированную ставку за запись плюс упоминание в выходных данных диска. Можно было бы обидеться за невесту или её подругу, но и себя профессор поставил в те же условия, более того — гонорар себе определил
На короткой дороге уже через пять вёрст уткнулся в снежный занос и не рискнул соваться дальше, развернувшись назад и поехав через Могилёв. На шоссе также случались снежные «языки» поперёк дороги, и даже участки, занесённые снегом на протяжении пары сотен метров. В одном из таких мест заметил съехавший с дороги небольшой грузовик на несуразно высоких и при этом узких колёсах, как оказалось — английской постройки, и помог вытащить его обратно на шоссе. Ха, у него двадцать две «лошади», а у меня — пятьдесят и полный привод! В ответ на многочисленные изъявления благодарности шофёра этого недоразумения, ответил с дедовой подсказки:
— Пустое, дорога — она одна на всех. Сегодня я вам помог, завтра — вы кому-то, потом кто-то поможет мне, так и сочтёмся.
Потом посмотрел на замёрзшего до синевы «коллегу» и, вздохнув, позвал его в салон — погреться. Так я держал в салоне температуру около пятнадцати градусов, только чтоб морозом в спину не тянуло от перегородки, но сейчас — включил обогрев посильнее и, усадив спасаемого в уголок, поближе к источнику тёплого воздуха, поставил чайник.
— Это откуда же такое чудо, если не секрет? И кто производитель — немцы, что ли?
— Немцы?! Не-не-не, эти бы накрутили такого, что включение чайника бы потребовало использования четырёх рычагов и пяти вентилей как минимум! Я с их техникой дело имел, могу сравнивать. Это чудо наше, отечественное!
— Да ладно! — он хотел добавить что-то ещё, но заметил, наконец, дворянский перстень (на улице я был в перчатках, а при работе с чайником рук он не видел) и осёкся. Плюс обратил внимание на фамилию Пырейникова на панели управления климат-контролем и задумался.
— А насчёт откуда… Есть поговорка: «Хочешь сделать хорошо — сделай сам». Вот и я сам себе собрал фургон для путешествий по своему вкусу.
Скепсиса в глазах собеседника добавилось, но вслух он ничего высказывать не рискнул, а я не собирался что-то доказывать. Минут через двадцать, согревшись и напившись чаю, он неохотно вышел на улицу и полез в высоченную холодную кабину своего агрегата, которая даже не была толком закрыта: между лобовым стеклом и крышей я с содроганием увидел щель минимум в ладонь шириной! Ужас! Пусть этому страдальцу нужно было в Смиловичи и в теории можно было до Червеня идти колонной — но ну его, с его двадцатью километрами в час, быстрее которых он не мог разогнаться с грузом! Я даже по такой дороге нормально держу тридцать пять. Но рассказы деда с оговорками вида «ехали не торопясь, под соточку» всё ещё вызывали странные ощущения.
Проезжая мимо Дубового Лога решил заехать, посмотреть, что там и как. Раз уж всё равно еду мимо. Ну, и в лавку гильдейского скупщика заглянул, на случай новой добычи, определить ядовитость или, наоборот, деликатесность. А там — новость! Та бригада, что шерстила окрестности и умудрилась наловить рыбки, услышала предупреждение о болотном хищнике и нешуточно возбудилась. Но не от страха, а от желания заработать и прославиться.
Ребята (и девчата) подошли к вопросу творчески. Они добыли заклинание, придававшее воде свойства перемороженной жидкости, готовой мгновенно схватиться льдом при любом резком возмущении. Достоинством и недостатком схемы было то, что она являлась скорее ритуалом, чем заклинанием, но благодаря этому слабые одарённые с уровнями от один и два до один и восемь смогли постепенно напитать его силой. Потом стали выманивать хищника, бросая около берега мясо на верёвке. Один раз попали в воду, вызвав срабатывание заклинания, но не расстроились — решили, что «зато проверили действие». Экспериментировали всячески! В ходе опытов выяснили, что «лужа» намного больше, чем кажется — две трети берега были не берегом, а сплавиной, плавающим на поверхности слоем корней и торфа. Они пробовали разные уловки и, наконец, добились успеха, заставив одного из кенгуранчиков зайти в опасную зону, причём в другой болотине. Рывок хищника был столь стремителен, что даже мгновенно образующийся лёд немного не успевал, так что «воротник» получился похожим на колокольчик или перевёрнутую чешку! Этот дополнительный груз и вызванное им сопротивление позволили наживке спастись, а охотникам — нанести удар. Хищник так же резко как атаковал отдёрнул голову — и снова намёрзший на шею лёд помешал ему, на сей раз — спастись. Пусть ледяная чашка раскололась, теряя обламывающиеся крошкой края, но остановила рывок и ошеломила монстра, вроде бы даже повредила ему шею, дальше же было дело техники — в конце концов, били же не в хвост, а в голову!
Когда монстра, изрядно тяжёлого, со всеми мерами предосторожности выволокли на поверхность, оказалось, что это была… черепаха[1]! Почти обычная болотная черепаха, только с более длинной чем у земных сородичей шеей и панцирем заметно более двух метров в длину. По предположению гильдейских, она большую часть жизни проводила в неподвижности в тине, выбираясь на охоту раз в несколько месяцев. В принципе, среднего кенгуранчика её должно было хватить минимум на полгода, так что на роль регулятора поголовья травоядных черепаха не подходила, и эта «вакансия» оставалась открытой.
Зверюга весила восемьсот тридцать килограммов, и из неё извлекли макр пусть нулевого уровня, но размером с кулак взрослого мужчины, что делало его близким к уникальному. Монстра и кристалл на специально присланном грузовике увезли в Минск для изучения и оценки, а охотники отправились ждать выплат, что обещали быть достаточно приятными. И что ещё приятно — мне, как владельцу изнанки, полагалась доля с этих выплат. Причём со мной заранее провели ряд бесед, чтобы я и думать не пытался об отмене этого налога — не поймут ни другие владельцы изнанок, ни сами охотники.
На правах первооткрывателей охотники назвали эту огромную черепаху «Панцирный хвататель». Честно говоря — не слишком удачно, это скорее на какого-то кальмара или осьминога похоже, с панцирем, а не на черепаху. Правда, тут же узнал, что вторым вариантом у них было «Стремительно-Смертельный Черепун» (почему не «черепах», если обязательно в мужском роде хотели?!) и задумался — а нормальное название, Хвататель, вполне себе даже приличное название…
Вторая бригада, что ходила в дальний рейд, спустилась по склону холма вниз и километрах в десяти наткнулась на ещё одну речку, размером примерно с нашу Ушу, за которой точно так же плавно поднимался вверх такой же пологий склон с точно такой же растительностью. Посоветовавшись, охотники пошли налево, вниз по течению и через два дня вышли ко впадению этой речки в большую реку, против течения которой вернулись к порталу. Ничего нового не нашли, ничего особенного не добыли, хоть, говорят, обстреляли какого-то зверя в реке, но не то не попали, не то добыча утонула.
А тут такая новость, под самым носом! Обидно им, наверное. Теперь просят разрешения поохотиться на черепах в окрестностях портала. А я только «за» — не хватало ещё, чтобы эти твари начали жрать моих людей, собирающих ягоды! Я бы предпочёл полностью очистить от «Панцирных хватателей» территорию как минимум километров на пять во все стороны. А лучше — на пятнадцать!
Проверил, как живут мои изнаночные «подданные» и как идёт строительство на «нуле», которое вскоре тоже встанет на паузу: ночные температуры ушли в устойчивый, хоть и небольшой, минус, дневные ещё держались на отметке плюс три-пять градусов. Заглянул ещё и в будущую усадьбу, но там отделочные работы были в разгаре, так что толком полазить по дому не удалось, из опасений запачкать дорожный костюм чем-нибудь не отстирываемым.