Рысюхин, давайте – за жизнь!
Шрифт:
— Я так понимаю, вы унтер Семёнов?
— Да, а вы, ваше благородие?.. — это он перстень разглядел, перчатки-то я, копаясь внутри, снял.
— Рысюхин, Юрий Викентьевич. Изготовитель и пока ещё формальный владелец этого аппарата. Проверяю перед продажей, не забыл ли где-нибудь что-то не нужное новых владельцам, а заодно — не сломалось ли что-то. Как я понимаю — вам быть шофёром фургона? Присоединяйтесь, вдвоём проверка пройдёт быстрее.
Оказалось, унтер не знал и половины нычек и функций имеющегося оборудования — не то Мурлыкин до него не донёс информацию, не то Семёнов не понял. В общем, с пользой провели время, нашёл кое-что из Машиных вещей, остававшихся тут ещё с лета (растеряша, понимаете ли!) и показал будущему шофёру много интересного, а заодно и
Ведомство выплатило за автомобиль шестнадцать тысяч триста сорок два рубля тридцать девять копеек — опять эта фирменная казённая дотошность. Правда, в другой ведомости стояло почти девятнадцать тысяч, но на мой немой вопрос Мурлыкин ответил также молча: тяжело вздохнул, заскрежетал зубами и закатил очи горе. Ясно всё с ним. Подписал всё, что требовалось и оставив бумаги тестю, который тоже не сам станет бегать по инстанциям, поехал дальше. Конечно, продать фургон Лопухину, воспользовавшись его экзальтацией, было бы выгоднее по деньгам, во всяком случае — сиюминутно, но неверно. Да и с патентованием целой кучи технических идей мне бы тогда никто не помог.
В Дубовом Логе из зримых изменений на лице были только увеличившийся карьер и появившийся усадебный дом, но в нём ещё шли отделочные работы — боюсь, что к Новому году строители не закончат. И это даже успокаивает — строители, которые не срывают сроки это, по словам деда, какой-то нонсенс, или плохо замаскированные инопланетные агенты. На «нуле» стояли две оговорённые башни (но от одной из них явно была только коробка — будут доделывать уже постфактум) и цокольные этажи четырёх остальных. Также в наличии было здание, закрывающее один из проёмов между башнями — там размещались склады, используемые пока строителями для собственных нужд. Ещё был построен первый этаж центрального здания, в котором оборудовали в том числе и комнаты для размещения первых официальных жителей моей изнанки.
Осмотрев всё, и оговорив с имитирующим смущение Суслятиным необходимость доделок (список отдельным листом) подписали акт приёмки работ первого этапа и договор на продолжение работ — но с наступлением весны, за исключением отделочных работ внутри помещений и строительства на изнанке до наступления там холодов, они продолжались. Нет, конечно, у строителей были варианты бетона, который можно заливать даже при температуре минус сорок, плюс «особая, строительная магия», как говорит дед (и при этом ржёт, время от времени поминая какого-то Дэвида Блейна), но земляные работы в холодное время года дороже почти вдвое, а бетон, рассчитанный на мороз в сорок градусов — в два с половиной раза дороже обычного. Оно мне надо?! «Вот чтобы да — так таки совсем даже нет» — опять же, дед, причём произносит это с характерным таким акцентом, как у Шпиннермана, монстра пуговок и подкладок, не к ночи будь помянут.
Отправив Суслятина в Минск — этот хитрый тип «упал на хвост» Беляковым, которые сперва встретили его с поезда, а теперь повезут до вокзала в Смолевичах, пошёл знакомиться со своими первыми людьми на изнанке. На эту роль среди приехавших в Викентьевку сговорили очередного армейского отставника, младшего унтер-офицера одного из двух пехотных полков, стоявших в Бобруйске, с женой и двумя детьми: сыном девятнадцати лет и дочкой семнадцати. Одарёнными они не являлись, потому должны были постоянно носить на себе защитный амулет — на случай, если поставленный строителями защитный купол по каким-то причинам откажет. В их обязанность входило вести учёт уходящих за купол и возвращающихся искателей, следить за тем, чтобы те не безобразничали в округе, и вообще присматривать за хозяйством.
Поскольку здесь уже формально было моё экстерриториальное владение, причём пока я не заключил вассальный договор с Империей, её законы здесь вроде как вообще не действовали, я спокойно вооружил своих людей как холодным, так и огнестрельным оружием, разве что, для приличия, оговорив запрет на его вынос с изнанки. Для оружейной комнаты я закупил (а Егор Фомич забрал после доставки в лавку и привёз сюда) целый небольшой арсенал: казнозарядную винтовку под унитарный патрон калибром шестнадцать миллиметров[2], которая могла стрелять как нормальным патроном с макром, так и дорогим пороховым, барабанную винтовку того же калибра и дульнозарядный штуцер, наподобие тех, что получило ополчение в Викентьевке, только в приличном состоянии. Также приобрёл два армейских револьвера калибра тринадцать миллиметров, пусть они и считались (да и были, откровенно говоря) устаревшими и не шли в сравнение с моим. Из холодного оружия были три копья-рогатины, клевец, две армейские же шашки и артиллерийский кинжал-бебут.
Отставник сразу уцепился в знакомое — револьвер и шашку, сын его выбрал вторую шашку и штуцер. Вообще-то он «облизывался» на барабанную винтовку, но батя не дал. Пришлось сделать отдельный акцент на то, что правило «никто не выходит из помещения без оружия» распространяется на всех, да, и «на эту сикуху тоже», и на все случаи, даже если «только на минуточку вот туточки рядом». Рассказы о том, как я около Викентьевки наткнулся на тварей третьего уровня, и как «в одном ВУЗе» внезапно пропал защитный купол прямо посреди торжественного мероприятия вроде бы убедили в серьёзности правила, но там оно видно будет. Отдельно показал ядовитые травки — правда, две из трёх на картинках, потому как не сезон, и рассказал про печень местного гуся, хоть они и откочевали куда-то после завершения сезона «мясной ягоды». Разрешил отстреливать одного кенгуранчика в месяц для собственного потребления. Взрослое, но не старое животное весит килограммов восемьдесят, из которых тридцать пять–сорок — чистое мясо и съедобный ливер, плюс кости на бульон, вполне весомый приварок на семью, более того, уверен, что часть мяса они будут продавать в трактир. Рассказал, что ещё есть интересного в этой добыче, что можно будет продать в гильдейскую лавку.
Лавка, кстати, работала уже неделю, и там даже был какой-никакой оборот: две охотничьих команды сделали по короткой, однодневной ознакомительной вылазке, после чего одна ушла в дальний рейд, её возвращения ждали сегодня-завтра, а вторая продолжала изучать ближайшие окрестности. Я, вместе со своим смотрителем, Иваном Силантьевым, заглянул к гильдейцам и провёл экспресс-анализ добычи на наличие токсинов и съедобность. И нашёл ещё одну ядовитую заразу: ящерица длиной сантиметров двадцать, пару которых отловили в одной из болотин и принесли на оценку, была ядовитой буквально вся! Но, судя по строению челюсти, являлась насекомоядной, не брезгуя и фруктами-ягодами. Похоже, яд тут, и правда — механизм самозащиты. Тем более, что ящериц, пока ловили, изрядно напугали перед смертью.
Эти ребята (я про охотников) даже рискнули забросить сеть в реку, умудрились как-то сделать это с берега, и даже наловили местной рыбы, три вида. Второй раз забрасывать не решились, поскольку, по их словам, переданным скупщиком, «в речке что-то зашевелилось». Одна рыбка — похожа на крупного вьюна, длиной сантиметров тридцать, но с длинными игольчатыми зубами в несколько рядов, одна — похожа на щуку, но с чешуёй, как у зеркально карпа, а третья — натуральная плотва, отличий которой от земной не просматривалось, за исключением насыщенного энергией мяса. Все три рыбки были съедобными, но жабры «вьюна» и печень (опять печень!) «щуки» содержали токсины. Насмерть вряд ли отравишься, но, простите, понос себе такой ухой обеспечить можно.
Представитель гильдии с благодарностью записал полученные от меня данные, причём даже не пытался сомневаться в них, стало быть — правильно проинструктирован перед отправкой на новое место службы. Вроде как все обязательные дела закончены, можно и нужно ехать дальше, но… Ну, не могу я так! Своя, моя собственная изнанка, с постоянным порталом, а я на неё нормально и не был даже! Решившись, вернулся на изнанку и кликнув с собой отставника с сыном, собрался на выход из купола — и посмотреть, чем поздняя осень отличается от ранней или от лета, и, возможно, поохотиться. Узнав про охоту, Силантьевы отпросились перевооружиться, и через пару минут вернулись: отставник — со штуцером и кинжалом, его сын — с копьём, револьвером и своим ножом.