Рысюхин, это можно пить?!
Шрифт:
— Эээ…
— Преувеличиваю немного, конечно. Но отвлекается — это факт, и припугнуть этим для пользы дела можно. Неужели до плановой остановки дотерпеть невмоготу?
Разобравшись с этим, я пошёл передавать командиру дружины свой взрывоопасный груз. Честно сказать, немало нервов попортил, пока вёз, пусть и упаковал всё как следует, амортизируя, как только можно, и разложил по разным ящикам, чтоб если что — то хоть всё сразу не рвануло бы. И всё равно, пока ехал — от страха не раз сердце заходилось, не за себя — за сидевшую рядом Машу. А ну, как на очередном ухабе толчка хватит для того, чтобы детонатор взвёлся? И на следующем — толчка хватит на «бабах»? Это при том, что я был уверен, что упаковка позволяет совершенно безопасно уронить ящик с высоты два метра на бетон, а у меня ещё и ящики на мягком лежат.
Встретился, передал, обсудили учёбу дружинников и результаты стрельб с новой взрывчаткой. Надо сказать, что тренировались новоявленные миномётчики в основном в свёртывании, развёртывании
— Страшная вещь у вас, Юрий Викентьевич, получается. Против пехоты, пожалуй, намного опаснее, чем артиллерийский снаряд того же калибра. Мало того, что вес взрывчатки в нём намного больше, так ещё и взрывается она почти на поверхности земли, а не зарывшись в грунт, отчего и ударная волна идёт шире, и осколки летят почти горизонтально. Некоторые в буквальном смысле траву косят!
Проняло его только сейчас, потому что мины, начинённые опилками с селитрой, взрывом разрывало на пять-шесть крупных кусков и горсть мелочи, размером от хлебной крошки до чечевичного зёрнышка, а у аммонала бризантность куда как выше, так что помимо хвостовика, как правило отлетающего целиком, хоть и в помятом виде, получалось от пяти до десяти осколком крупных, граммов по пятьдесят-семьдесят, и несколько сотен весом от полутора до десяти тех же граммов. И вот они-то и прошивали сугробы да косили кусты на изнанке так же, как, я надеюсь, будут косить тварей. Приговорили всю первую партию, опилочную, перевести в разряд практических боеприпасов, предназначенных для учёбы. А что ещё с ними делать? Даже в качестве пристрелочных, несмотря на густой чёрный дым, не используешь, потому как масса отличается на половину килограмма от боевой, потому и баллистика выходит совсем иная. Разве что на хвостовик утяжелитель надевать, в виде разъёмного кольца? Пожалуй — не стоит овчинка выделки, проще и надёжнее сделать специальный пристрелочный боеприпас, подмешав во взрывчатку для него какой-нибудь краситель, контрастный для большинства природных фонов, например — ярко-синий. Если таковой существует, с учётом того, что не должен сгореть при взрыве.
— Надеюсь, нам не придётся применять их против другого противника, но если такое случится — то и изнаночных тварей осколки эти косить будут не хуже. А что до сравнения с нормальной пушкой — да, соотношение веса взрывчатки к весу корпуса у нас выше, но это означает, что осколков — меньше, им не из чего получаться. Плюс точность у нас хуже, мы имеем скорее средство засыпать, силами полубатареи, в том числе за счёт высокой скорострельности, определённую площадь, чем попасть в малоразмерную цель. Например, положить мину под конкретный куст нам сложно, пушкарям — сущая ерунда. Зато мы можем забросить подарочек за гребень холма, внутрь оврага и так далее, причём в такие места, куда ни одна гаубица ни за что не дотянется.
Что под «так далее» подразумевается «за стену, за здание, внутрь окопа» и прочие вещи, которые я не хочу даже проговаривать вслух, Иван Антонович прекрасно понял, судя по посетившей его задумчивости.
— Так что здесь получается такая сложность, что имеющиеся Уставы по части применения полевой артиллерии нам подходят очень слабо и лишь в некоторой своей части. Придётся наставления составлять для себя самим. И таблицы стрельбы — тоже, под это дело вам предстоит не одну сотню мин выпустить. И нужно, наверное, постоянный полигон себе подобрать и обустроить надлежащим образом.
Обсудили и таблицы стрельбы, а также их заведомую неточность. В качестве метательного заряда использовались макры, растительные, разумеется, такие же, как в ружьях большого калибра, только в большем количестве. Точнее, на один полноценный ружейный макр шёл десяток «заготовок» — кристаллов, обрезанных «в размер», но без соответствующей огранки, такие получались намного дешевле. Но каждый макр, пусть на совершенно мизерную величину, но отличался от других по общей мощности, скорости детонации, фугасности и так далее, а когда их в одном заряде десятка полтора-два, то разброс между этими зарядами по реальной силе метания получался до десяти-пятнадцати процентов между худшим и лучшим, так что таблицы, составленные «по среднему» заведомо будут врать в большинстве случаев. Ну, или обеспечивать рассеяние по глубине поражаемой территории, если так приятнее звучит. С пороховыми зарядами в мире деда всё было гораздо проще в этом отношении, тут и говорить не о чем.
В армии для артиллерии использовали так называемые «артиллерийские» макры, которые резались из растительных кристаллов более высокого уровня, но мне они были в принципе не доступны, приходилось изгаляться по рецептам прошлого века.
Кроме разброса по характеристикам, с макрами была и другая проблема — с их покупкой. Как уже упоминалось, я мог приобретать
Нет, конечно, если бы я заказал — а это сырьё продаётся только под заказ, не существует лавки, куда можно зайти и купить ведро необработанных макров — пару центнеров сверх нормы то мне, возможно, и продали бы. Или нет. Но на карандаш взяли бы точно, чтобы при случае спросить профессионально вкрадчивым голосом: а зачем оно мне? Один раз ещё можно, наверное, списать на усиленные тренировки дружины и проводимые для неё учения, но мне одного раза мало. И связываться с разного рода контрабандистами категорически не хотелось исходя из опасности возможных последствий. С моим везением — почти неизбежных последствий. С другой стороны, готовых оружейных макров я мог покупать хоть на все деньги, буквально зайдя в оружейную лавку, но три или даже три с половиной рубля за винтовочный и пять–шесть за «усиленный», с учётом необходимого количества — это получалось очень дорого. Но, чует моё сердце, так и придётся поступить, отправляя фабричные заряды в арсенал для стрелкового оружия, а все сырые перегоняя в «болванки» — благо, это и едва обученные «нулёвки» могут делать, правда — на специальных, особым образом зачарованных, столах, чтобы макр при повреждении не рванул — шанс на такое был невелик, но всё же был. Я вообще мог их штамповать одним касанием пальца, причём как обрезать слишком большие, так и дополнять за счёт обрезков слишком мелкие, но у меня других дел хватает. Причём таких, с которыми рабочий минимальной квалификации, которого я буду подменять, точно не справится.
Больше в субботу ничего сделать не успел — на улице стемнело, потом подали ужин, а после него я всё же завёл давно откладываемый разговор с супругой, насчёт того, как так получилось, что я один из всех не знал о предполагаемых причинах нашего приглашения на Новогодний бал. Правда, результат оказался неприятным, отчасти болезненным и, надеюсь, поучительным для обеих сторон. Я постарался донести до Маши, что меня важно, что происходит вокруг и по какой причине, но абсолютно всё равно, как на это отреагировали многочисленные знакомые и незнакомые, а уж тем более то, во что они при этом были одеты. Зато она натыкала меня носом в то, что моя привычка пролистывать и игнорировать светскую хронику в газетах не просто изжила себя, а стала глубоко вредной. Моя привычная с детства точка зрения: «где они, эти титулованные особы, и где я, у них своя жизнь, у меня своя» стала, мягко говоря, чушью. Просто потому, что я сам теперь — внезапно, да — стал той самой «титулованной особой», пусть и по нижнему разряду, хотя и это спорно, скажем так — не самому нижнему. То есть, свой статус барона я, получается, так до конца не осознал и не прочувствовал, и это плохо — в академии ладно, там все (или почти все) считаются просто студентами, но вне её если стану вести себя не сообразно титулу, то могу получить проблемы. И, да — в светской хронике, что в столичных газетах, что Великого княжества, то есть, минских, что в могилёвских — буквально везде было или то интервью, или его пересказ, или выдержки из него. Если бы я в октябре читал «светскую» колонку своего «Могилёвского вестника» то неизбежно узнал бы и о рассказе Великой княжны, и о причинах быстрого раскупания пластинок с «зимними» песнями.
Сам дурак, как оказалось. Ну, тем проще было мириться, после того, как оба были вынуждены признать свой промах. Но мне ещё придётся приучать себя к мысли, что те самые «они» и мы с Муркой — это один класс, одна социальная группа. Звучит как бред, если честно, но я уже пользуюсь некоторыми баронскими привилегиями — хотя бы при уже упомянутой сегодня покупке сырых растительных макров.
Утро началось с кофе, а вот продолжилось инспекцией изнанки. Там стояла середина декабря, температура днём держалась на уровне минус три — минус пять, по ночам до двенадцати, но в среднем каждые дней десять случалась оттепель. Из-за этого рыбалка на Умбре встала: у берегов лёд был толщиной сантиметров пять-семь, но дальше встречались внезапные пятна с толщиной один-два сантиметра, над участками с быстрым течением, а середина реки и вовсе ещё не замёрзла. Получалось так, что ни пешком на лёд не выйдешь, ни на бывшем понтоне на воду. Хотя про понтоны это я зря — их вытащили на берег и затащили в зимовочные сараи. Точнее, ангары построили вокруг вытащенных на берег судёнышек. Ходившие к Щучьей разведчики сказали, что там лёд крепче и через недельку можно будет попробовать протащить сетку между двумя прорубями. Но пешком туда «гулять», да ещё с сетями — это особый вид извращения, а извращенцы мне не нужны, так что прокуренный пикап будет проветриваться на рыбалке. Да и второй, который Маше временно передаётся, тоже можно и нужно использовать в хозяйственных целях.