Рысюхин, ты что, пил?
Шрифт:
— Только раздавать их солдатам будет в корне неверно, да и они не имеют права брать что-либо у посторонних, тем более — гражданских. Были бы они моими подчинёнными — раздачу организовывал бы я. Теперь же придётся передавать унтеру, с моего одобрения, поскольку он откомандирован в моё распоряжение. А уже он раздаст солдатам.
Подождав, пока майор допьёт своё пиво — сам за это время тоже сделал пару глотков из вежливости и за компанию, после чего вернул на место и пробку, и бутылку — мы с ним пошли к, как выяснилось — фельдфебелю. Интендант представил нас друг другу и, дав согласие на «премирование» демонстративно отошёл в сторону. Подозвав унтера и одного из шоферов, которые не участвовали в погрузочных работах, я передал им как пиво, так и бочонок, с наказом отдать
В среду было душно и парно, в воздухе висело тягостное предчувствие — явно собиралась гроза. Егор Фомич Пробеляков, кандидат в управляющие, всё же приехал. Бабушка совместила собеседование со вторым завтраком, за столом во вроде как непринуждённой обстановке расспрашивая возможного будущего работника обо всём, что её интересовало.
Меня сперва удивило, что она, такая рьяная поборница традиций и соблюдения сословного статуса, собирается садиться за один стол с простолюдином, но она растолковала мне «большую разницу»: во-первых, слуги рода стоят выше обычных безродных, во-вторых, усадила она его не за «господский стол», а на кухне (что мы и сами тут частенько едим — на нём не написано), а в-третьих, никакой «совместной трапезы» нет и в помине, чашка чая считается за «знак вежливости» и должно, по идее, служить разрешением для приглашённого продолжать есть. А вот как только она отставит чашку в сторону — он, по этикету, обязан тут же отложить приборы и прекратить еду.
Ох уж этот этикет ох уж эти тонкости…
Первым, ожидаемо, возник вопрос про фамилию и степень свободы кандидата.
— Род Беляковых ещё в прошлом веке принял вассалитет и вошёл на правах младшей ветви в род Зайцевых, переселившись куда-то под Смоленск. Наша семья на новом месте была не нужна, и глава тогда ещё самостоятельного рода Беляковых напоследок освободил моего предка от клятвы служения, даровав при этом право на использование полученной фамилии и, соответственно, на покровительство тотема. Уже три поколения мы живём сами по себе, в роду регулярно рождаются одарённые и, надеюсь, в ближайшие годы мы заслужим благосклонность нашего бога и если не в следующем поколении, то через одно кто-то получит нерукотворный перстень.
— Достойная цель.
Минут тридцать бабушка, словно забыв про свой чай, гоняла Егора Фомича по всем аспектам и особенностям промысла. В какой-то момент она, не прерывая разговор, поставила чашку на стол и отодвинула в сторонку — Пробеляков тут же отложил в сторону нож и вилку, заслужив едва заметный одобрительный кивок. Я тоже задал несколько вопросов, отложив остальной разговор на дорогу. Наконец, предварительное решение было принято, и я подвёл итог:
— Пока могу сказать, что вы нас устраиваете. Осталось выяснить, устроят ли вас объём и характер работы. Предлагаю объехать будущее заведование и осмотреть всё на месте.
Строго говоря, согласие было даже не формальностью, а, скорее, проверкой на адекватность — никто, находясь в здравом уме, не согласился бы руководить невесть чем.
В дороге речь ожидаемо зашла про виски. Я ещё раз, уже напрямую, рассказал всё, что знал (неведомо откуда) про этот напиток, вызвав бурную реакцию спутника:
— И всего-то?! А мы же, с подачи хозяина, чего только не вытворяли с этим торфом и ячменём!
Далее он половину дороги до Алёшкино делился наболевшим, ничуть не обижаясь на мой смех. Что там мой — порой даже Семёныч на козлах тихо трясся, сдерживая себя.
А вот в Алёшкино меня ждал не самый приятный сюрприз. Работники после моего вчерашнего визита сегодня меня явно не ждали и позволили себе излишне расслабиться. Нет, ничего критичного, наподобие пьяного полового или испорченного сусла, но мелких недочётов и недоделок была масса, плюс некоторые нарушения гигиены. Раздав люлей, познакомил работников с будущим, «если он согласится работать с такими раздолбаями», управляющим провёл ему экскурсию по всем зданиям, после чего мы двинули дальше. В Курганах нас всё же накрыла гроза, на территорию трактира «Прикурганье», который все местные упорно именовали «корчма», въезжали уже под первыми каплями ливня. Непогода продолжалась до позднего вечера, вынудив нас заночевать в гостевых комнатах данного заведения и отложить визит на винокурню до завтра. Благо, возможность такого поворота событий оговаривалась, и бабушка не будет волноваться зря.
За ужином Егор Фомич вновь вернулся к вопросу о виски:
— Хочется, понимаете ли, всё же выгнать эту виску, хотя бы для того, чтоб наконец уже забыть о ней!
— Виски, не «виска», мужского рода и не склоняется, паразит. А что до желания… Тут у нас, помимо трёх перегонных кубов промышленного, так сказать, объёма есть две малых установки. Одна — фактически обычный самогонный аппарат, только с нагревом браги на водяной бане, старинный, объём два мерных ведра, то бишь — двадцать четыре литра. Вторая — современная, на шестьдесят литров браги, со своим малым ректификатором. Используем для всяких экспериментов, пробной выгонки и для производства малых партий продукта «для себя». Оба этих аппарата — в вашем распоряжении в свободное от основной работы время. Ячменя в Алёшкино тоже хватает, вот если захотите из кукурузы выгнать — тут уж сырьё поискать придётся.
Егор Фомич, по итогам поездки, предложение работать на нас принял. У меня возник вопрос о том, где он жить собирается, и что при этом будет с семьёй.
— Спасибо, что заботитесь об этом. Вообще наш род, если позволите так называть всё семейство Подбеляковых, обитает в местечке Руденск, под Пуховичами. Там же живут жена и двое детей, мальчик и девочка. Скоро ждём третьего. Я пока поищу съёмное жильё, возможно — комнату, а позже определимся.
— Пока будем заняты передачей дел — предлагаю вам пожить у нас дома, в гостевой комнате. Это будет удобно в первую очередь для меня и для работы. Потом я бы посоветовал, хотя и не буду настаивать, снять или купить, если средства позволяют, дом в Алёшкино. Деревня большая, зажиточная, со множеством промыслов. Там даже есть своя школа-четырёхлетка, попечением барона Шипунова. И вам меньше времени на дорогу тратить. Ну и, разумеется, можете останавливаться в комнатах нашего трактира без какой-либо оплаты.
Подбеляков оказался действительно знающим и толковым специалистом. Ему понадобилась неделя на то, чтобы принять у нас с бабушкой дела — при том, что сам я, вроде как с детства будучи причастным, потратил втрое больше времени и ещё не со всем разобрался. За эту неделю он один раз проехался по будущему заведованию с Семёнычем, а после — ещё раз, уже сам и со списком конкретных вопросов. Надо сказать, что среди старых работников он быстро сумел поставить себя главным, даже без помощи моей или бабушки, всё решил сам.
Июль пролетел в хлопотах и заботах, как будто его и не было. Наш «зодчий-кровопивец», именуемый Яков Наумович, наконец-то закончил «стройку века» в виде моего парадного костюма, и я смог завершить формальности по вступлению в права главы рода, а именно — съездить в губернскую Геральдическую палату и губернское же Дворянское собрание. При том, что вопрос о назначении главы рода определяется исключительно божественной волей, а чиновникам этих заведений нужно лишь провести решённый без них вопрос по учётным книгам — в Геральдической палате я потратил полтора часа, а в Собрании — все три! Там я поблагодарил себя за привычку возить с собой изрядную сумму наличности, поскольку оказалось, что в Собрании нужно «оплатить банкет по случаю вступления в права главы рода». Что характерно, моё присутствие на оном не требовалось, только подпись в журнале регистрации пожертвований, что должно было подтвердить законность побора. Отдав двести пятьдесят рублей остался с тремя рублями монетами, едва на дорогу обратно. Как удалось подсмотреть в книге, не титулованные выделяли от двухсот до трёхсот рублей (потому и выплатил «по среднему»), а вот бароны уже от пятисот до тысячи! Графов на развороте не было, а листать сей манускрипт мне никто не позволил.