Рысюхин, ты что, пил?
Шрифт:
— И жернова, и фундаменты — всё экономия. Найдём мы, куда твои дар применить, не сомневайся даже — найдём!
— Вот-вот, куда-нибудь да приткнём, как треснувший чугун, не выбрасывать же! Папа, ты пойми — Твердь это стихийное направление! Для мага-стихийника «двоечка» в потенциале это ни о чём, максимум — бытовые заклинания, и то так-сяк. У стихийника всё начинается только с «трёшки», минимальный уровень профессиональной пригодности, так сказать! Меньше — это вечный «помощник ассистента», макры в оборудовании менять да на зарядку относить! Я расходы на учёбу лет пятьдесят отрабатывать буду!
— Так, прекрати истерику! Не гневи Рысь — дар у тебя по потенциалу один из сильнейших в семье, грех большего желать! И про направление его тоже не спеши горевать — это пока только предварительно и не точно. Будем думать, будем работать и, даст
В общем, оставшееся время провели в спокойном разговоре на семейные и хозяйственные темы и в планах на будущее. Вернувшийся пан Януш выглядел довольным и благодушным. Он рассказал, куда и к кому подойти в Приёмной комиссии, к какому столу нести документы, указал ни в коем случае не упоминать вслух его имя и вопрос денег, никому не подмигивать и вообще вести себя «как все», кто нужно — уже ждут бумаги с нашей фамилией. Да, ещё сказал обязательно объехать территорию и заходить через главные ворота, чтобы слухов не было. Так мы и поступили: объехали, оставили Воронка и повозку под присмотром охранников и сдали все нужные анкеты, подписав все нужные прошения и соглашения.
Переночевать решили прямо здесь, в общежитии для поступающих и сопровождающих лиц. Меня оставили в номере, охранять вещи где я, перенервничав, и уснул. А отец с Нутричиевским пошли отмечать «это дело» в местном трактире, но с нашей семейной выпивкой. Вернулся отец уже затемно, уставший, но довольный. Я лежал, не подавая вида, что проснулся — не хотел разговоров. Папа подошёл, посмотрел на меня и тихонько сказал:
— Эх, Юрка! Хороший ты у меня пацан вырос! Всё мы с тобой сделаем, что нужно, не сомневайся!
У меня почему-то защипало в носу…
[1] Супрематисты, конечно же. Огромный, кстати говоря, вклад внесли в само создание и развитие такого понятия, как промышленный дизайн. Но Юра таких слов не знает.
Глава 5
Выехали мы из Буйнич довольно таки поздно: утро не у всех было добрым и подзатянулось. Ехали неспешно — и трясёт меньше, и Воронок недостаточно отдохнул, а до Рогачёва расстояние около ста вёрст, можно сделать в первый день короткий переход до Быхова, а уже во второй — нормальный. Оттуда чуть больше пятидесяти километров до Бобруйска, где мы с отцом задержимся на сутки, а конь отдохнёт, как положено. В этом городе, хоть он формально и такой же райцентр, как наши Смолевичи, попечением местного владетеля Боброва из обширного и обеспеченного семейства или даже, можно сказать — клана известных на всю Империю строителей Бобровых, был построен большой зверинец, имеющий как лицевую, так и изнаночную части. Причём некоторые изнаночные твари выставлялись на лицевой части мира, но ненадолго — как только начинали слабеть, служители тут же утаскивали их «вниз» для отдыха. При зверинце, куда многие титулованные особы не гнушались отправить какую-нибудь новую, доселе невиданную зверюгу, имелись гостиница (дороговатая, правда) для людей и конюшни для их верховых и упряжных животных, где можно было заказать услуги ветеринаров, гарантирующих полную проверку здоровья, лечение, если нужно, и полный отдых за одни сутки. Воронок наш подобное обхождение уж точно заслужил.
Хороший, простой и понятный план — казалось бы, что могло пойти не так? И, наверное, всё бы так и было, если бы не батино смурное состояние. Прямо возле ворот на выезде с гостиничной территории на тракт мялся какой-то однодворец[1]. Ну, а кто ж ещё, если одет как крестьянин, пусть и зажиточный, но со старой саблей на боку — чтобы не перепутали, стало быть, уважающего себя шляхтича с простолюдином. Увидев нас, он подскочил к коляске:
— Уважаемые господа, вы, я слышал, собираетесь в Бобруйск?
В воздухе появился слабый, но отчётливый запах неприятностей.
— Допустим, так, — осторожно ответил папа.
— Юзеф Подрепейницкий, шляхтич герба «Репейник» из Вишнёвки, что под Бобруйском. Панове, если вы окажете честь взять меня в попутчики, то я могу показать вам короткую дорогу до Бобруйска. По расстоянию — как отсюда до Рогачёва, даже чуть меньше. Дорога в основном через лес, по тенёчку, и не такая тряская, как мощёный тракт до Быхова.
Этот прохиндей мигом «срисовал» состояние отца и очень грамотно вернул пассажи про тенёк и тряску, это да. Тем временем тот продолжал:
— Я понимаю, мы с вами до сего дня не были знакомы, и вы вправе подозревать меня даже и в злом умысле. Но я клянусь Репейником, что не замышляю ничего вам во вред, только хочу добраться домой. Кроме того, за меня могут поручиться мои свояки из местной охраны.
Те самые свояки тем временем подтянулись поближе и начали уверять в полной благонадёжности возможного попутчика. Тот согласен был ехать на козлах и править экипажем, тем более, что только он знал дорогу — при условии, что его сабля будет лежать в коляске, дабы не позорить статус недостойной шляхтича работой. Будь отец в форме — он, скорее всего, смог бы отцепить этот репей, а так был не в состоянии спорить и согласился. Как я понял позже, у него был и иной резон. Стоило только проехать километров пять-шесть и выехать за границы деревни, где Быховский тракт ушёл влево, к Днепру, как отец оживился:
— Юра, достань-ка с холодка бутылочку нашего светлого! И человека угости.
Ну, да, понятно — самому пить с утра, пусть даже с лечебными целями вроде как не пристало, а вот угостить попутчика и с ним продегустировать фамильный продукт уже совсем другое дело. Хоть по сути и одно и то же.
Я приподнял задний край полога, чтобы добраться до большого холодильного ящика.
— Ух ты, и правда — холодненькое! Это как это?
Батя начал рассказывать про новинку. У нас в городе недавно такие шкафчики делать начали, Пырейникова младшая привезла идею, а дед заинтересовался и решил тряхнуть стариной. Правда, сделал на продажу совсем немного, не торопясь ваяет в своё удовольствие по одному ящику в неделю, причём двух одинаковых не найдёшь: всё что-то экспериментирует и меняет. В нашем, к примеру, поставил воздушный винт, от отдельного макра запитанный, который воздух гоняет. Арктических холодов в ящике не добьёшься, конечно, но даже в самую жару внутри всё остаётся прохладным. Так этот ящик у нас дома стоит, но на кой его там оставлять, если мы оба здесь вот, а бабуля его баловством считает — зачем, мол, нужно, если ледник есть, который энергию не потребляет? Батя специально для поездки придумал, как закрепить холодильный шкаф лёжа, вместо оригинального кофра — и, я вам скажу, на редкость полезная и удобная штука получилась! Денег, конечно, это удовольствие стоит, но не слишком много: одного накопителя из ископаемого макра хватает на двое-трое суток, в зависимости от температуры снаружи и количества продуктов внутри. Стоит такой в Смолевичах рубль у всё тех же Пырейниковых. Сын у старика, Пырейников-младший, по потенциалу до единички недотянул немного, свитки делать не может, даже этикетки нам или «живые» открытки, на которых картинка шевелится, но макры оружейные и накопители обрабатывать в состоянии. Где он заготовки берёт, точно неизвестно, сплетни пересказывать не хочу, но для моего револьвера один заряд стоит пятьдесят копеек для верхнего ствола и семьдесят для большого нижнего.
Револьвер у меня знатный, дед под заказ сделал заранее, чтоб внукам дарить, вот только внук у него всего один оказался, я. Сверху обычный ствол длиной двадцать пять сантиметров, к нему сзади приставлен крутящийся барабан, в который заранее можно забить пять зарядов с пулями. Специальная качалка поворачивает барабан на одну позицию и сдвигает его на сантиметр вперёд, надевая на ствол. За счёт этого, как отец объяснил, зарядная камора и ствол строго на одну линию ставятся, без перекоса, и сила от взрыва макра наружу не вырывается. Для этого в передней части каморы сделаны на конус. Калибр пулевого ствола тринадцать миллиметров — старый вариант в полдюйма при переходе на метрическую систему «округлили» в большую сторону. Ствол нарезной, с тремя нарезами, пули использую колпачковые — так-то их пока через весь ствол пропихнёшь, замаешься, а в камору чуть ли не просто пальцем пропихнуть можно до упора.
А под этим стволом ещё один, вместо шомпола, с отдельным спуском. Он получается короче верхнего, потому как и на продольные движения барабана место надо, и зарядная камора часть длины отбирает. Этот ствол гладкий, охотничьего двенадцатого калибра, если не больше, под усиленный заряд с картечью. Жуткая вещь получается! Если вблизи, пока картечь не разошлась, то в доске-сороковке дыру пробивает — мой кулак спокойно пролазит. А если на расстоянии метров семь-восемь и больше, пятно получается такое, что даже целиться толком не надо. В общем, или на многочисленную мелкую дичь или на особо вёрткую. Или на крупную тварь, как последний шанс, в упор если бить.