Рюрик
Шрифт:
Из крепко сжатых губ юноши вырвался слабый стон, ресницы зашевелились, губы задёргались нервно.
– Жив, - проговорил норманн, - он жив… Нет, не решусь я в таком положении поднять руку на слабого, беззащитного. Норманны с беззащитными не воюют… Но как же быть? Оставить их тут - тогда их захлестнёт волна, разве оттащить подальше? А что, как вдруг они очнутся? Ведь они могут выдать меня? Ну, да будь что будет… Из-за Вадима я стараться не стал бы…
Знаю я их, этих старейшинских сыновей… Если бы он один был, не задумался бы я его назад в озеро спустить, Избора жалко… Ради него только и оттащу их, а там пусть
Рулав, напрягая все силы, отволок по отмели тела обоих юношей и положил их на такое место, куда не достигал прибой.
Потом он, ещё раз взглянув на Избора, поспешно скрылся в гуще кустарника.
Х. МИЛОСТЬ НЕВЕДОМОГО БОГА
Просите и дастся вам.
Разразившаяся внезапно буря так же внезапно и стихла.
Ветер перестал завывать, рваные тучи быстро уплыли вдаль, выглянуло солнышко и залило ярким, весёлым светом и успокоившееся озеро, и прибрежный кустарник заповеданной рощи.
Роща в мгновенье оживилась и наполнилась массою звуков. Затрещали в воздухе стрекозы, защебетали выпорхнувшие из густой листвы птички, дятел принялся за свою бесконечную работу, словом, всё как будто воскресло, ожило; только два тела, оттащенные Рулавом в купу кустарника, по-прежнему были неподвижны.
Уж не ошибся ли старый норманн, заметив признаки жизни в Изборе? Может быть, огляделись его старые очи? Не ослышался ли он, приняв слабое завывание ветра за стон, вырвавшийся из груди юноши?..
Нет, не ошибся он… Ни очи, ни слух не изменили ещё старику…
Всем телом вздрогнул вдруг Избор и открыл глаза… Первые мгновенья юноша не мог даже сообразить, где он находится, жив ли он или на другой, замогильный, мир смотрят его очи? Как странно кружится у него голова, какая тяжесть чувствуется во всем теле…
Нет, он жив, кругом все знакомые места - вот плещет Ильмень в своих низких берегах, вот и чайки носятся над его успокоившейся поверхностью.
Жив, слава Перуну!
Взор Избора остановился на безжизненном теле его товарища. Новая забота! Старейшинский сын доверился ему, не побоялся вместе с ним пуститься в челноке по бурному озеру, и вдруг теперь он мёртв… Что скажет его род? Что скажет старик отец Вадима? Никто из них не поверит, что Избор сделал все, что мог, только бы спасти Вадима от неминучей смерти. Погибая сам в волнах разбушевавшегося Ильменя, он, захлёбываясь мутной, грязной водой, нырнул вслед за опускавшимся на дно Вадимом, поймал его, лишившегося уже чувств, крепко-крепко схватил и не выпустил из своих могучих объятий даже тогда, когда и сам потерял сознание…
Никто не поверит этому… Вот он - труп Вадима…
Но, может быть, он ещё жив? Может быть, и он только потерял сознание и ещё можно его вернуть к жизни?
Эта мысль озарила Избора, придала ему силы и заставила забыть свою собственную слабость. Он быстро вскочил на ноги, наклонился над Вадимом и, поспешно разорвав одежду на груди, приник ухом к сердцу. Прошло несколько томительных минут. Как ни чуток был Избор, как ни привык он различать каждый шорох, биения сердца всё-таки не было слышно.
Он уже стал терять
Что про него подумают, что скажут про него, когда он вернётся один и передаст в род Володислава страшную весть о гибели единственного сына родового старейшины? Как будет убиваться его старуха мать!..
Да и никто не поверит, что он, спасшись сам, не мог спасти товарища, которого сам же вызвался перевезти через озеро…
Не поверят, скажут, что бросил Избор Вадима на погибель…
Он ли не старался?
Ведь он вплоть до последней минуты не выпускал его. Только уже на суше разжались его руки, но поверит ли этому кто?
Неужели на всю жизнь оставаться опозоренным?
И как он решился, зная седой, грозный Ильмень, пуститься по нему перед бурей?..
Избор с тоской взглянул на распростёртое тело старейшинского сына. Он уже не сомневался, что Вадим мёртв, и, придя к этому убеждению, в первый раз огляделся вокруг.
Где это он?
Да, никак, он в заповеданной роще, в роще, посвящённой громовержцу Перуну!
Так и есть… Как же они сюда попали? Ведь каждому, кто в эту священную рощу ступит, смерть грозит. Горе дерзкому! Служители Перуна такого поругания их святых не допустят. Ничья нога по священному лесу ступать не должна, иначе разгневается грозный бог и нашлёт страшные бедствия на все племена славянские…
Потому так строго и охраняют служители Перуна священную рощу.
А что такое Перун-то в самом деле?
Знает Избор, что у норманнов не Перун вовсе, а Один. Он куда могущественнее славянского бога. А то вот ещё что рассказывали: есть народы, которые в неведомого Бога веруют. Сходил на землю Единый Сын этого Бога. Он совсем не то, что Перун или Один, - заповедал любить всех. Он наказывал и за" каждое зло добром платить. А как это сделать? Нельзя этого совсем… Меня обидели, и я за это отомстить должен; на мести весь свет держится; дай только обидчикам волю, житья от них не будет, кто сильнее, тот и прав. А Тот Единый Сын неведомого Бога убить себя Сам дал злым людям и, когда Его эти злые убивали, Свою смерть им простил.
Добрый Он, кроткий, говорят, был, никого никогда не обидел. Одним словом Своим мёртвых воскресал, а славянский Перун этого сделать не может.
Разве попросить Его, чтобы вот он теперь в беде помог? Про воскресших по Его слову мёртвых верные люди сказывали. Быть может, Он Избору и окажет милость Свою.
Долго задумываться Избор не любил.
– Единый Сын неведомого Бога! воскликнул он, опустясь около Вадима на колени.
– Я слышал о Тебе, Ты был добр и милостив, окажи теперь милость Свою бедному варягу. Говорят, что Ты велел прощать обиды врагам своим; обещаю Тебе простить зло врагу моему заклятому, сделай только, чтобы Вадим, сын старейшины, воскрес!
В благоговейном ожидании поник молодой варяг головою. Он ждал чуда и в то же время сомневался в нём.
Вдруг он выпрямился, глаза его широко раскрылись от изумления, он глядел на Вадима и не верил себе.
Потом он жадно приник к левой стороне его груди.
Казалось ему, что Единый Сын неведомого Избору Бога совершил чудо.
Молодой варяг ясно слышал, как билось сердце старейшинского сына.
XI. ВЕРОЛОМСТВО