Рюрик
Шрифт:
Жрец откашлялся и начал рассказ. Говорил он медленно, растягивая слова, но все слушали, затаив дыхание.
– А отступника Избора в мелкие клочья изорвал волхв, вот и одежда его, в крови его смоченная, - говорил служитель Перуна.
– Только всего и нашли мы на том месте, куда нас Володиславов сын, Вадим, привёл.
– Да, может, им пригрезилось!
– послышалось восклицание.
– Эй, замолчи, - нашёл нужным вмешаться жрец в последние слова сомневающегося, - не смей произносить хулы на Перуна. Вот если бы отец Велемир услыхал!.. Ох, последние дни наступают, слабеет вера, падает, а вместе с ней и народ
Никто не обратил особенного внимания на эти слова.
Вся молодёжь в роду Володислава была на стороне Избора.
Старики же и пожилые были взволнованы той частью известия, которая относилась к появлению перынского волхва.
Все они чувствовали в нём какую-то ложь, понимали, что рассказ о гибели Избора далёк от истины, но высказать этого не решались. Велемир всё-таки был сила. Но как бы то ни было, Избора жалели.
Вдруг толпа заволновалась вся сразу, как один человек. Все обернули головы по направлению к лесу и напряжённо глядели туда.
На опушке леса один за другим показались несколько всадников.
– Кто-то едет к нам, - произнёс старейшина Володислав, тоже обративший внимание на эту группу.
– А я скажу тебе кто, - вмешался примолкший было жрец, - едет к тебе, княже, отец Велемир, служители Перуна с ним и среди них сын твой, Вадим. Встретить готовься гостей дорогих.
– Сын, Вадим, ненаглядный мой!
– воскликнула Богумила и кинулась с крыльца навстречу всадникам.
С глубоким почтением расступился народ пред старым жрецом Перуна в то время, как обрадованная мать со слезами радости на глазах обнимала дорогого ей сына.
– Привет вам, - важно и степенно проговорил Велемир, когда с помощью нескольких жрецов ему удалось сойти с коня, - привет и радость, старейшина славянский, дому твоему, и вы радуйтесь.
Он простёр над благоговейно склонившей головы толпой свои руки…
– Милость великого Перуна посетила этот род!
– воскликнул Велемир. До сих пор никто не выходил целым из заповедной рощи, но если Вадиму удалось покинуть её невредимым, стало быть, он угоден богам! Нечестивец же, бывший с ним, погиб, потому что осмелился произнести хулы на Перуна… Да будет так со всяким, кто осмеливается нарушать заветы старины… Разойдитесь же мирно по домам и помните, что всякий будет наказан, как Избор!..
Теперь Вадим мог быть совершенно спокоен. Сам верховный жрец Перуна признал его невиновность, и никто не осмелится после этого назвать его ослушником богов… Вадим был вполне уверен в гибели Избора, хотя в то же самое время никак не мог понять, что за чудовище такое видел он в заповедном лесу.
Но это скоро перестало занимать его. Мало-помалу он начал забывать об Изборе; никакие угрызения совести не мучили Вадима. Он чувствовал себя вполне правым. Мал посредством своих чар показал ему его врага, правда, врага только в далёком будущем, но ведь нет человека, который не стал бы в настоящем заботиться именно об этом будущем. И Вадим позаботился. Он уничтожил опасного человека и был вполне уверен, что так, а не иначе должен был поступить на его месте всякий…
Варяжка между тем готовилась опустеть.
Удальцы с берегов её собирались в дальний путь. В Новгороде у Гостомысла были скандинавские гости-купцы, возвращавшиеся из Византии в свою страну холодных скал и фиордов, и славянские варяги уходили с ними.
Сам Гостомысл
Это было уже не первое отправление удальцов с Ильменя за Нево, и поэтому ни в Новгороде, ни в приильменских родах никто особенно не интересовался уходящими.
В назначенный день драхи скандинавов подняли паруса и стали один за другим отваливать от берега. Ладьи варягов ждали уже их, чтобы в некотором отдалении следовать за ними.
Из какого-то странного любопытства Вадим явился в Новгород посмотреть на проводы.
Вот ладьи и драхи подняли паруса, убрали весла и быстро пошли вперёд.
Когда первая ладья проходила мимо Вадима, из груди его вырвался невольно крик…
Среди ильменских варягов он увидал того, кого считал уже мёртвым, Избора…
Вадиму показалось, что видит сон… Он кинулся было к лодке, чтобы нагнать уходящих, но ладьи шли так быстро, что об этом и думать было нечего…
"Неужели Избор жив?
– думал Вадим.
– Ведь это его я видел на первой ладье…"
Ужас объял старейшинского сына…
XV. СПАСЁННЫЙ
Да, это был действительно Избор… Вадим не ошибался…
Он был бледен, лицо его осунулось, под глазами были видны тёмные круги, но всё-таки он был жив…
В этом никто не мог сомневаться!..
Как же он спасся?
Старый Рулав, оттащив тела обоих юношей от отмели, где их захлестнули бы волны, сам спрятался в гущу кустарника. Любопытство подстрекнуло старого норманна посмотреть потайно, что будет с юношами, когда они очнутся и увидят себя в роще Перынского холма.
К тому же Рулав был в некотором роде философ и в данном случае рассуждал так:
"Вот не суждено погибнуть этим молодцам и не погибли… Орудием же их спасения Один выбрал меня. Я оказал им немалую услугу, стало быть, со временем когда-нибудь и они мне окажут… Почём знать, на что они мне могут пригодиться? Этот Вадим может укрыть меня от жрецов, а с Избором можно набрать дружину из его товарищей и вместе с ними уплыть к берегам родной Скандинавии. Судьбы Одина неисповедимы… Может быть, он и послал мне сегодня такой случай, чтобы я воспользовался им".
Размышляя так, старик внимательно наблюдал за всем происходившим на берегу.
Он видел, как очнулся Избор и с каким вниманием ухаживал он за Вадимом.
"Славный мальчик!
– думал норманн.
– В рядах наших дружин он был бы могучим и храбрым берсекером [18] , а здесь его никто и замечать, беднягу, не хочет!"
Рулав заметил, как горевал Избор, отчаиваясь в спасении своего товарища, и довольно отчётливо расслышал его смиренную просьбу к Единому Сыну неведомого ему Бога…
18
Берсекеры– отчаянные храбрецы из скандинавов, отбрасывавшие в боях щиты и кидавшиеся на врагов с короткими мечами, чтобы победить или умереть. Берсекеранг– такого характера ратный подвиг.