Рюриковичи или семисотлетие «вечных» вопросов
Шрифт:
Между тем, с первой половины XII века определяется сыгравший столь важную роль в становлении русской государственности «курс на северо-восток»… Что побудило Рюриковичей-Мономашичей к этому движению? Что называется, «на поверхности лежит» самое простое объяснение: Рюриковичи множились и, следовательно, имевшаяся система наследования владений (вотчинно-родовое право) не в состоянии была «обеспечить владениями» все новых и новых представителей «рода Рюриковичей». По-прежнему «престижным центром», «сердцем» их владений оставалась Южная Русь, Киев; вовсе не случайно один из первых «освоителей» северо-востока, известный Юрий Долгорукий, все свои помыслы и действия направлял на то, чтобы из дальних Ростова и Суздаля добраться до великого киевского стола. В конце концов ему это удалось и пробыл он на киевском княжении два года (примерно 1155–1157), до своей смерти… Кстати, оказался он на «окраинном» Ростово-Суздальском княжении именно потому, что был одним из младших сыновей Мономаха… Юрия Долгорукого считают основателем Москвы, хотя это поселение явно существовало задолго до него; скорее Юрий Долгорукий был первым Рюриковичем, подчинившим Москву, но об этом мы поговорим чуть позднее. А покамест отметим, что хотя Рюриковичи еще два или три поколения будут разрываться между естественным желанием закрепить свою власть на севе-ро-востоке и жаждой сесть на «престижный» киевский стол; однако движение идет. На северо-восток Рюриковичи «переносят» названия городов «престижного юга»; так появляются: в параллель Владимиру-Волынскому — Владимир-на-Клязьме, в параллель Переяславлю Южному — Переяславль-Залесский…
Выдающиеся заслуги в освоении северо-востока принадлежат старшему сыну Юрия Долгорукого, Андрею Юрьевичу, прозвание которого было — Боголюбский.
Этим князем мы можем даже и полюбоваться. Обнаружено захоронение, и найденный скелет считается именно его скелетом. Этот скелет был исследован патологоанатомом Д. Г. Рохлиным и принадлежит человеку, убитому посредством нанесения множества ран. Андрей Боголюбский страдал костным заболеванием каким-то, вследствие чего голова его постоянно была как бы задрана, что производило на современников впечатление «гордости». Антрополог М. М. Герасимов, известный своими «реконструкциями по костным останкам», «реконструировал» и скульптурный портрет Андрея Боголюбского. Получился старый человек, глядящий злобно и вместе с тем пытливо, в лице его явственно выражены монголоидные черты, что, впрочем, наверное, не так удивительно, ведь Андрей Боголюбский был сыном Юрия Долгорукого от брака с дочерью половецкого хана, называемого в русских летописях Аэпой. В своих беспрерывных военных конфликтах Андрей Боголюбский несколько раз опирался на половецкую помощь; вероятно, «бабкин род» оказал поддержку и его сыну Юрию (Георгию) Андреевичу…
Вся жизнь Андрея Боголюбского прошла в войнах, длительное время он был помощником своего отца. Даже самое первое упоминание об Андрее Юрьевиче в летописи связано с борьбой за киевский стол Юрия Долгорукого и его племянника Изяслава Мстиславича, нарушившего «лествичное» (родовое) право и занявшего престол в Киеве, когда были живы еще дядья, Юрий и Вячеслав; интересно, что по возрасту Изяслав был старше Юрия. Помимо войн за киевский стол и военных конфликтов, в процессе которых Андрею Боголюбскому удалось подчинить себе рязанских, смоленских, полоцких Рюриковичей; он с переменным успехом вел войны с волжскими болгарами, продолжая «борьбу Рюриковичей» за Волгу-Идыл. Несмотря на то, что Андрей Юрьевич ходил походами на Киев и разорил город, но киевский стол не имел для него такой притягательной силы, как, например, для его отца. Кто знает, какой переворот произошел в сознании этого человека (то есть Андрея, а не его отца); быть может, какую-то роль здесь сыграла и его связь с «материнским родом»; во всяком случае на юге он явно чувствует себя чужим; летопись сохранила его слова, обращенные к отцу: «…нам нечего делать в Русской земле…». Интересно, что «Русская земля» — это именно юг… Андрей решил создать свою «Русскую землю», не южную, а северо-восточную, не Киевско-Черниговскую, а Владимиро-Суздальскую. Он делает Владимир своим стольным городом, своим владением, которое он не намеревается покидать, переменять, уступать кому бы то ни было. Он закономерно становится «строителем и украшателем» своего города, призывая для этого южнорусских мастеров. В дошедших до нас сведениях об «устроении» Андреем Владимира явно видно его намерение противопоставить свою новую столицу Владимир «старому» великому столу, Киеву. Андрей желал, чтобы Владимир приобрел все внешние признаки стольного города, по его приказу был фактически создан детинец (кремль) Владимира, то есть город укрепился в качестве крепости; так же, как и в Киеве, во Владимире было построено двое ворот — «золотые» и «серебряные». В параллель Софии Киевской заложена была церковь Успения Богородицы, богато украшенный центральный, «столичный» храм, духовенству которого Андрей пожаловал земельные наделы и часть доходов со своих владений… Впрочем, с духовенством у него были сложные отношения; разумеется, он мечтал о «собственном», подчиненном духовенстве, об особой Владимирской митрополии; но духовенство, охотно принимавшее его милости, вовсе не желало находиться у него в подчинении. Православное духовенство, православная церковь все еще чувствовала себя на Руси независимым институтом, фактически свободным от института княжеской власти, власти Рюриковичей. Отсюда, например, конфликт Андрея Боголюбского с епископом Леонтием, которого он изгнал… Еще раз повторим, ведь это важно: Андрей Юрьевич желал создать совсем новое государство, новую Русь; в сущности, его политика закладывала основы создания и развития того русского народа, той русской национальности, которую мы имеем и ныне. Новое государство с новым великим столом должно было обретаться под особым божественным покровительством, отсюда легенда об иконе Богоматери древнего письма (якобы написанной «с натуры» евангелистом Лукой), которая сама сошла с церковной стены в Вышгороде (княжеской резиденции под Киевом), когда Андрей решил идти на северо-восток. Конь, на котором везли икону, остановился в одиннадцати верстах от Владимира, именно на этом месте князь приказал строить свою резиденцию — Боголюбово. Икона эта существует и ныне, известна под именем «Владимирской» и является одной из важнейших русских святынь… Предание о ее «желании» идти с юга на северо-восток было, по всей вероятности, написано духовными лицами по непосредственному «заказу» князя и затем распространилось в народе…
Однако в «своем» городе князь, похоже, не чувствовал себя в безопасности и предпочитал жить в укрепленном Боголюбовском замке. Там он и был убит…
Казалось бы, ничего удивительного нет в том, что феодальный правитель, претендовавший на абсолютизм власти, убит заговорщиками. Но именно в контексте истории Рюриковичей это убийство производит довольно странное впечатление. Такое впечатление чего-то из ряда вон выходящего оно произвело и на современников. Ослепление Василька Теребовльского было описано особо. Смерти Владимирского князя была посвящена «Повесть об убиении Андрея Боголюбского», прекрасное произведение древнерусской письменности, написанное живо, ярко, точными словами и выражениями, и содержащее множество ярких живых подробностей; так, например, описана внешность князя, и совершенно ясно, что это не калькированная с византийских описаний внешность, «приличествующая правителю», а живое описание реального лица. Андрей был приземистый и сильный (степняк, в материнский род пошел), волосы у него были рыжие и кудрявые… Мы узнаем, как происходило убийство, каковы были имена заговорщиков, непонятным остается лишь одно: зачем был убит Андрей Юрьевич, кому это было выгодно, причем, кажется, менее всего смерть его была выгодна его убийцам… Но кто же они были?..
Рюриковичи, невзирая на все свои распри и конфликты, кажется, все же ощущали себя единым, «избранным» родом; имели своеобразный «кодекс чести», согласно которому, например, убийство одного родича другим на поле битвы можно было и простить, а вот посадить в заточение уже было нехорошо. Рюриковичи (несмотря на «родовое право») были своеобразными «феодальными демократами», то есть в определенном смысле они все были равны между собой, «великий князь» было чем-то вроде почетного звания, право на которое легко захватывалось, но и легко утрачивалось. Стремление Андрея к абсолютной власти не могло нравиться, оно даже отмечается особо, как нечто не вполне обычное: «хотя самодержец быти»… Но все же явно не родичи-Рюриковичи убили Андрея, подобное убийство все же не было в традициях Рюриковичей… История с Васильком Теребовльским — едва ли «простое» проявление жестокости; скорее возможно вести речь о некоей «попытке возврата к древнему праву», согласно которому «младшие» должны быть подвергнуты ослеплению или оскоплению, эти увечья традиционно должны служить гарантом прекращения «излишних», «незаконных» претензий… «На новом витке», что называется, убийства, увечья, заточения ближайших родичей интенсифицируются «на пиках» абсолютистских устремлений Рюриковичей-Мономашичей: при Александре Невском и при последних Рюриковичах — от Василия Темного до Ивана Грозного. И сразу следует отметить, что и это — вовсе не какие-то «произвольные проявления жестокости», но закономерная практика всех правителей — «начинающих абсолютистов»; во всем мире, в Европе и на Востоке, они вынуждены прежде всего расправляться со своими ближайшими родичами, которые, согласно архаическим по отношению к абсолютистской форме правления системам наследования, увы, «имеют права»!.. Но в случае Андрея Юрьевича, о «подлинном», «зрелом» устремлении к абсолютизму говорить еще рановато; «феодальная демократия» Рюриковичей еще достаточно крепка… Нет, не Рюриковичи были убийцами Андрея Боголюбского, не по их инициативе был организован заговор…
Но погодите, для чего, в сущности, мы ищем убийц? Они же названы в «Повести об убиении». Кто же они? Это, что называется, «коренные местные жители», представители одного рода-клана Кучковичей: Яким (организатор, глава заговора), Петр, муж его сестры; ключник Анбал Ясин, Ефрем Моизич и другие. Но зачем они убили князя, какая им была от этого убийства «польза»? «Повесть» называет непосредственной причиной убийства желание мести. Андрей Юрьевич приказал казнить брата Якима Кучковича… Кстати, не совсем ясно, кто такой Петр — муж дочери Якима, или муж одной из его сестер? Дело в том, что на одной из сестер Якима женат… сам Андрей Юрьевич… Сколько сестер было у Якима? Была ли одна из них венчанной, «законной» супругой Андрея Юрьевича? Мог ли он ее «отпустить», «отдать» своему приближенному, Петру? Если не было венчания, то мог. Но пока оставим этот крайне проблематичный союз Рюриковича-христианина с язычницей. Мы еще к жене Андрея Юрьевича вернемся. А пока объяснимся относительно двух других участников заговора. Это Анбал Ясин и Ефрем Моизич, приближенные Андрея; по родству, вероятно, не принадлежавшие клану Кучковичей… Здесь необходимо снова немного отвлечься и сказать об институте «княжих милостников», то есть людей, находящихся при князе, людей, которых он приблизил к себе и которые живут его «милостями»; то есть перед нами некий отдаленный прообраз будущей (едва ли не времени Петра I!) служилой «прослойки». Для любого правителя-«абсолютиста» характерна неприязнь к знати его владений (особенно к собственным ближайшим родичам) и стремление окружить себя людьми незнатными, которые будут «во всем обязаны» ему; отсюда, кстати, впечатление странное «демократизма» правителей-«абсолютистов». Тот же Андрей Юрьевич имел нескольких сыновей, он пережил их всех, кроме Георгия (Юрия); и нет ощущения, чтобы он кого-нибудь из них особо приближал и готовил себе в преемники. Нет, под конец своей жизни (ему было лет пятьдесят пять — шестьдесят, по тем временам возраст преклонный) Андрей Юрьевич представлял собой классический тип «одинокою волка», старого «тирана», запершегося в своем логовище и совершенно справедливо не доверяющего никому и так и ждущего всевозможных козней и заговоров… Но кого-то он все же должен был приближать к себе, на кого-то ему необходимо было надеяться. Кроме Анбала Ясина и Ефрема Моизича, мы знаем еще двух его «милостников» — Прокопа и человека по прозванию Кузмище Киянин; этот последний — явно выходец с юга («киянин» — «киевлянин»); из южной Руси явно происходил и Ефрем Моизич, бывший, вероятно, знатного происхождения (он имеет «родовое», «отчее» прозвание — «с — ичем», лица незнатные не могли иметь подобного прозвания; «Моиз», «Моизий» — южнославянская форма общехристианского «Моисей», на северо-востоке — «Мосей»). Интереснее дело обстоит с Анбалом Ясином. В «Повести» Кузмище обзывает его «жидом» и пеняет ему на то, что тот явился ко двору князя в плохом платье, а ныне милостями князя носит дорогую одежду. Щекотливое «жид» в данном контексте означает, судя но всему, бранное слово, имеющее тот же смысл, что и в наши дни: «неправильный», «плохой», «человек неправой веры»; лицо иудейского вероисповедания не могло находиться при князе Рюриковиче в качестве ближнего, доверенного лица. Стало быть «жидом» Кузмище Анбала просто ругает, желая оскорбить. Указание на то, что Анбал некогда пришел в плохом платье, означает его незнатное происхождение. В отличие от Ефрема Моизича, и Анбал, и Прокоп, и сам Кузмище — «классические», что называется, милостники, обязанные своим «положением в обществе» и «имением» именно своей княжеской службе; все они — незнатного происхождения, не имеют «отчих», «родовых» прозваний… Самое время теперь вспомнить, что древнерусские тексты писались, что называется, «сплошняком», прописные и строчные буквы не различались в написании; таким образом, прозвания и имена собственные не выделялись на письме написанием с прописной буквы. Тогда что же такое «Анбал» и «Ясин»? Антропонимы, этнонимы? На что они указывают?.. Слово «анбал» очень нам знакомо в произносительном варианте «амбал» Из турецкого языка оно проникло в говор черноморских городов и означает в русском языке: «грузчик», «носильщик», «грубый здоровяк»… Но это значения поздние. В «Повести» слово «анбал» идет следом за словом «ключник», как бы дублируя его, или уточняя его смысл… Турецкий «амбаладжи», наш «амбал» и «анбал» «Повести» происходят от греческого «амбаларо» — «укладывать», «упаковывать». Таким образом, «анбал» в тексте повести — не имя собственное, не прозвание, но название должности. (Вспомним русское «укладка» — небольшой сундук.) Очевидно данному лицу поручалось ведать ценным имуществом (возможно даже, некими материальными знаками власти типа шапки, жезла, особых ювелирных украшений), находящимся под ключом. Наверное, подобное, очень доверенное лицо должно иметь и очень веские основания для измены своему господину, должно быть прельщено надеждами на некое еще более значительное положение свое в «аппарате власти». И, конечно, именно подобное лицо должно быть привлечено заговорщиками, особенно если их интересуют эти самые «материальные знаки власти»… Труднее разобраться с таинственным «ясин», тем более, что в «Повести» имеется глухое упоминание о том, что жена Андрея Юрьевича была «родом из яз». Некоторые историки (например, Ю. А. Лимонов в книге «Владимиро-Суздальская Русь. Очерки социально-политической истории»), полагают, что речь идет об «уроженцах Северного Кавказа» и даже точнее — об «осетинах»… Что же такое «ясин»? Попробуем предложить свою версию (консультация И. Ю. Марциной). Современное финское «ясен» — «член», «участник». Зырянское «iez» — «конечность», «член тела». Это «iez» («ез», «эз») родственно мордовскому «эрзя»… Вспомним — «родом из яз»…
Ведь северо-восток, куда устремляются Рюриковичи, поскольку им уже «тесно» на юге; вовсе не «пустынные земли». Так называемое «освоение заволжских земель» — это подчинение местных насельников, угро-финских племенных образований. Рюриковичи постоянно сталкиваются с мордовскими племенами и в своих походах на волжских болгар. Но мордовские племена — отнюдь не периферия владений «новых Рюриковичей»; даже вокруг Владимира, столицы Андрея Боголюбского, и в наши дни — целое гнездо угро-финских топонимов и гидронимов: Москва, Талдом, Яхрома, Протва, Икша, Яуза, Клязьма, Кучино… (Обратим внимание на корни «ма» и «ва», означающие «вода»)… По сути шло образование нового этноса, и в этом образовании значительную роль сыграли угро-финноязычные насельники северо-востока, впоследствии растворившиеся в среде «мигрантов» с южной Руси, преимуществом которых было явное превосходство в культурно-бытовой и военной организации…
В сфере «собственно государственной организации» «южнорусские мигранты» также превосходили угро-финнов, находившихся, судя по древнерусским источникам, на стадии только еще формирования института дружинного воинства с князем-полководцем во главе. Тем не менее, определенные отношения с местными правителями у Рюриковичей завязались. Один из них, принявший христианство и получивший имя Стефан, и владел укрепленным поселением Москва. Вероятно, в начале тридцатых годов отношения между ним и Юрием Долгоруким были союзнические, этот союз был скреплен, как положено, «династическим» в своем роде браком Андрея, старшего сына Юрия Долгорукого, и Улиты, дочери местного князька, резиденция которого (или одна из резиденций) находилась в уже упомянутой Москве. «Повесть» приписывает Андрею Юрьевичу еще одну, безымянную, супругу, ту самую, «родом из яз», поясняя, что она принимала участие в заговоре. Но учитывая все, о чем мы уже сказали, а также и то, о чем еще будем говорить, мы можем довольно смело предположить, что Улита и жена «родом из яз» — одно и то же лицо; то есть у Андрея Юрьевича была одна венчанная жена, и участие ее в заговоре вполне естественно: она принадлежала к роду-клану Кучковичей (но были ли сыновья Андрея ее детьми, мы знать не можем, они вполне могли быть сыновьями других его жен, невенчанных, но «по народному праву» вполне «законных»).
Отец Улиты и ее братьев носил прозвание Кучки. Что это за прозвание? На русский лад оно звучало как Кучк/о/а/. Означало же это прозвание тотемного зверя, мифического покровителя и родоначальника, священное животное. Сравним венгерское «Kutya», что и поныне означает «пес», «собака» (не в уничижительном и бранном смысле). А вот карельское «qutsu» — «щенок собаки»… А вот слова славянских языков, интенсивно контактировавших с угро-финскими диалектами: болгарское «куче», русское диалектное «кучко», известное разговорное — «кутенок»… Значит новокрещеный Стефан сохранял тотемное прозвание, указывающее на его «высокое происхождение» — «от священного зверя-прародителя»…
Примерно к 1147 году относится известное летописное известие о том, как «Гюрги» (Юрий Долгорукий) пригласил в Москву, на «обед силен», черниговского Святослава Ольговича. Исходя из этого известия, полагают Юрия Долгорукого «основателем Москвы». Можно предположить, что к этому времени Кучка уже «нейтрализован» посредством уничтожения, а Москва таким образом перешла во владение Юрия Владимировича.
Андрей Юрьевич интенсифицировал курс на «обособление» северо-востока и, значит, еще более нуждался в том, чтобы опираться на «местное население». Во всяком случае мы видим при нем сыновей того же Кучки. Одного из них он казнит. И вот тогда-то и происходит известный заговор…