Рыжая 2. Дело одинокой канарейки
Шрифт:
– Н-да, пани Быстрова, даже не знаю, что вам сказать, – наконец изрек майор, захлопывая альбом.
Под его осуждающим взглядом Даша съежилась еще сильнее. Выдернув из коробки очередную салфетку, она громко всхлипнула, высморкалась и промокнула глаза – именно в такой последовательности.
– Спрашивайте, пан майор, спрашивайте. И не жалейте меня, я ведь все понимаю, я ведь свидетель…
Полицейский наклонился, вытащил из-под стола мусорную корзину и обшлагом рукава смахнул в нее ворох мокрых, измятых платочков.
– Спасибо большое
Допрашиваемая начала волноваться.
– Свидетель. А что? – ореховые, с зеленоватыми прожилками, глаза внимательно следили за каждым его движением. – Вы опять меня в чем-то подозреваете?
Вместо ответа, Томек посмотрел на противоположный угол кабинета, где висели большие деревянные часы:
– Смотри-ка, опять отстают, – он встал и подошел к часам. Открыв стекло осторожно подвинул минутную стрелку. – Пани Быстрова, мы ведь не в первый раз встречаемся в этом кабинете. Кое-какие выводы напрашиваются сами собой.
– Какие выводы? – еще сильнее разнервничалась Даша. – Вы же понимаете, что произошедшее чистая случайность. Я свидетель и не более того. Мир становится жестоким. Криминальным. Только при чем здесь я? Как и любого другого, меня окружают не только феи, но и преступники. Вы, к примеру, тоже часто сталкиваетесь с убийствами.
– Потому что я работаю в отделе по расследованию убийств!
– А я… Я просто свидетель!
Майор Томек прищурился:
– Относительно таких свидетелей, как вы, у меня давно существует собственная теория.
– Какая? – Даша принялась ерзать. Она действительно очень боялась, что полиция захочет связать убийство Макеева с событиями трехмесячной давности.
– Самая простая. Вы читали, ну или кино смотрели про всяких там сыщиц на добровольных началах? Я имею в виду мисс Марпл, миссис Флетчер и прочих малоприятных дам. С ними рядом еще постоянно совершаются преступления. Понимаете, к чему я клоню?
– Нет.
Даша действительно не очень понимала, о чем идет речь, но подозревала, что ни о чем хорошем.
– Существует масса понятных, я бы даже сказал «человеческих» мотивов для убийства: любовь, ненависть, деньги, зависть. Но мне кажется, что упускают еще один: скука.
– Скука?..
– Да, скука.
Рыжая глянула искоса:
– В смысле, по телевизору ничего интересного, не пойти ли кого-нибудь пристрелить?
С легким щелчком майор закрыл стекло циферблата. Полноватое, обычно добродушное лицо выражало крайнюю степень недовольства.
– Пани Быстрова, я знаю вас как облупленную. Ваше любимое занятие – изображать из себя невинную жертву, превращая серьезное расследование в балаган.
– А… А вы не допускали мысли, что так оно и есть на самом деле?! – предъявленное обвинение шокировало.
– Нет, не допускал. – Комиссар вернулся на рабочее место. –
Ну это уже было слишком:
– То есть, что бы ни произошло в этом мире – преступником все равно буду я? – холодно поинтересовалась она. – По-вашему, я убиваю своих знакомых исключительно ради того, чтобы немного скоротать время и показать оставшимся в живых, какая я умная и проницательная?
Майор поднял большой палец:
– Прекрасная мысль. Если рядом с кем-то регулярно совершаются преступления, то логично предположить, что именно он, этот человек, их и совершает. Или же, – последовала многозначительная пауза, – провоцирует к их совершению.
Резко придвинувшись, Даша схватила со стола ручку:
– Хорошо, пан майор, ваша взяла! В чем я должна признаться? Дайте бумагу, я все подпишу и дело с концом! – голос дрожал от обиды. – У меня все равно деньги закончились, так хоть за казенный счет несколько лет поживу. Заодно и вам спокойнее будет. Если, конечно, половина заключенных, сидящих со мной в одной камере, не переубивает другую половину. Тогда останется только расстрел.
– У нас смертная казнь отменена, – с заметным сожалением протянул Томек.
– Наемся крысиного яда. Мне, знаете ли, с подобными талантами тоже жить неохота. Вас устраивает такой вариант?
Комиссар задумался. В наступившей тишине часы тикали неожиданно громко и как-то недобро. Словно последние минуты на свободе отсчитывали.
– Ну хорошо. Допустим, я посчитаю, что и на этот раз произошло досадное совпадение, – с нажимом на слово «допустим» произнес Томек. – Допустим, ваш знакомый случайно пришел в тот самый банк, где вы случайно имеете счет и, совершенно случайно, решил совершить там разбойное нападение. Или же сам подвергся разбойному нападению. Ровно в ту самую минуту, когда вы туда случайно пришли…
– Что значит – допустим?! Разве кто-то из присутствующих видел у меня оружие в руках? Да меня саму чуть не убили! Я понятия не имела, что Макеев находится в Чехии. Мы с окончания университета не виделись.
– Не знаю, не знаю, – в интонации полицейского звучал откровенный подтекст. – Почему так получается, что стоит вашим знакомым появиться в Праге, как сразу же происходит убийство?
От неожиданности Даша потеряла дар речи.
– Да как вы… Да что вы… Это что, единственные преступления в Чешской Республике за все время, пока я здесь живу?!
– Ладно, – Томек раздраженно приподнял ладонь, – оставим это. Лучше скажите: убитый узнал вас?
Допрашиваемая колебалась:
– Мне показалось, что да, – она сделала вид, что вспоминает. – Но потом он стал нести какой-то бред, совершенно точно не имеющий ко мне никакого отношения.
– Например?
Откровенно врать было нельзя – толстого счетовода уже наверняка допросили. И тот вполне мог слышать и понять их разговор. Но и рассказывать обо всем во всех подробностях она не собиралась.