Рыжее знамя упрямства (сборник)
Шрифт:
– История повторяется, – заметил Корнеич. – Тридцать с лишним лет назад Сергей Владимирович Каховский, ныне весьма известный археолог и автор монографий, а тогда жаждущий справедливости Сережка, махнул из пионерского лагеря. Не поладил с начальником: тот имел обыкновение совать нос в чужие письма. И была погоня, и был скандал, и был хороший конец… Это – одно из событий, лежащих в истоках отрядных летописей…
– Кстати, когда Сергей приедет? Обещал ведь… – спросил каперанг Соломин. До сих пор он молча наблюдал события.
– Очень скоро, – охотно сообщил Корнеич. – Не исключено
Грузноватая Ольга умчалась с резвостью стрекозы, а Словко спросил у Рыжика:
– Как ты сюда добрался-то? – Он сказал это скомканно, потому что ощущал странную виноватость перед Рыжиком (да и другие, кажется, тоже).
Рыжик шевельнул под свитером плечами. На миг вскинул желто-серые глаза.
– Я сперва через лес. А потом по дороге на попутной машине…
– Ночью через лес? Я бы помер, – честно сказал Сережка Гольденбаум. Он имел право признаться в такой слабости, потому что был храбрым яхтенным матросом.
Рыжик объяснил очень серьезно:
– Я же не мог же помереть, потому что как бы тогда я добрался сюда?
– А что за попутная машина? – спросил Корнеич.
– Ой… – Рыжик торопливо встал. Взял Корнеича за руку. – Я забыл, пойдем…
За открытыми воротами базы серебрилась под солнцем иномарка, а ближе к мысу, уже на территории, стоял кругловатый и лысоватый дядя в пестрой рубахе. Смотрел с терпеливым ожиданием.
Рыжик подтянул к нему Корнеича (остальные стали поодаль).
– Вот. Это… он меня привез…
Дядя шевельнулся, и в этом движении ощутилось нечто строевое.
– Подполковник Смолянцев. Виктор Максимович.
Корнеич наклонил голову:
– Командир парусной флотилии "Эспада" Вострецов…
– Я смотрю, у вас тут целая морская держава, —сказал подполковник Смолянцев доброжелательно.
– Держава не держава, но кое-что есть… Спасибо вам за нашего барабанщика. – Корнеич левой рукой прижал к себе Рыжика, а правую протянул Виктору Максимовичу. Подполковник и старший флагман обменялись несколько торжественным рукопожатием.
– По правде говоря, ваш барабанщик сперва поставил меня в затруднительное положение, – добродушно сообщил подполковник. – Он с истинно офицерской прямотой проинформировал меня, что покинул лагерь без санкции начальства. С точки зрения логики и законности я должен был бы его доставить обратно, в заботливые объятия воспитателей. Но он заверил меня, что спешит к очень хорошим друзьям, которые справедливо решат, что с ним делать.
– Уже решили, – сказал Корнеич и потормошил на Рыжике ершики искрящихся волос. – В лагерь мы его в любом случае больше не отдадим. У нас есть правило: не делать дважды одну и ту же глупость… – (Рыжик благодарно шевельнулся.)
– Весьма отрадно. Значит, я могу быть спокоен за своего… попутчика?
– Стопроцентно… На всякий случай вот вам мои данные… – Корнеич из нагрудного кармана штурманки извлек визитную карточку.
– Благодарю. Тогда и я… – И подполковник полез в карман своих штатских джинсов…
Подбежала Ольга с брезентовой сумкой, ухватила Рыжика:
– Ну-ка,
И все, кроме Корнеича, двинулись за ними, к эллингу. Рыжик интересовал друзей больше подполковника в штатском. Ольга велела Рыжику:
– Садись… Мцыри.
Рыжик не знал, наверно, кто такой Мцыри, но послушно сел в тени эллинга на вкопанную скамейку. Ольга стала деловитой и строгой. Выдавила из тюбика на ладонь пахучую гусеницу, растерла в ладонях, растянула на Рыжике оранжевый ворот и принялась натирать ему шею, щеки, уши. Потом велела оказавшимся рядом Словко и Владику Казанцеву держать "обглоданного беглеца" за щиколотки – "чтобы конечности были прямые". И начала втирать мазь в коричневые изжаленные ноги, по всей длине. Рыжик заерзал:
– Щекотно…
– Терпи. А то скоро изведешься. Сейчас-то еще ничего, а к вечеру знаешь какая чесотка начнется… Не мог, что ли, одеться как следует, когда удирал?
Рыжик печально засопел.
– Джинсы в чемодане, а он на складе… Я натерся кремом "Тайга", он сперва помогал, а потом перестал…
– "Тайга" это муть на простокваше, – сказал Владик Казанцев. – Лучше всего "Антижало", помогает от любых кусачих тварей.
Кто-то среди окружавших возразил, что "Антижалом" только уключины смазывать, а вот есть жидкость, которая… Ну и так далее. Тут же разгорелся спор, какое средство самое надежное для защиты от комаров, мошки и оводов. Махали в воздухе руками и ногами, показывая, что на них вовсе нет следов от укусов. Только Рыжик сидел теперь не двигаясь и непонятно смотрел перед собой. Словко ладонями ощущал, как в тонкой щиколотке Рыжика твердым шариком колотится тревожный пульс.
Потом они с Рыжиком встретились глазами. И в глазах барабанщика было: "Теперь-то все хорошо, да… Но что будет дальше?"
"И дальше будет хорошо. Не бойся", – сказал ему Словко. Тоже глазами. Рыжик опустил веки, будто спрятал недоверчивость.
Словко и Рыжик не были друзьями. Да, в сентябре Словко с ребятами помог Рыжику управиться с колесом, затем они позвали мальчишку в отряд. Ну а дальше началась у каждого отдельная жизнь. Целый год учились в разные смены. В отряде встречались только по выходным и в каникулы, на общих сборах. Конечно, радовались друг другу, хлопали ладонью о ладонь в рукопожатиях, Словко порой спрашивал: "Как колесо?" Рыжик смущенно говорил, что "вертится"…
Словко не столько видел сам, сколько узнавал со стороны, что Рыжик всей душой – преданно и стремительно – врастает в жизнь "Эспады". В сентябре он успел обрести кой-какой опыт хождения на яхтах, научился управляться со стакель-шкотами. Осенью и зимой быстрее других новичков одолел морскую программу первого года и сдал зачеты на звание яхтенного матроса (а ведь, казалось бы, малыш еще, третьеклассник). Уже в ноябре ему закрыли кандидатский стаж. С нового года барабанщики начали учить его своему мастерству ("наш человек"), а на сборе в честь Весеннего равноденствия повзрослевший Юрик Сазонов передал Рыжику Кандаурову свой барабан. И вскоре Сережка Гольденбаум (человек, стремившийся к постоянной справедливости) заявил, что пусть ведущим барабанщиком будет не он, а Рыжик.