Рыжие волосы, зеленые глаза
Шрифт:
— Увлечение пройдет, вот увидишь, мы еще сделаем из нее отличную стряпуху.
Но Мария терпеть не могла кухню, и, когда заставляли стоять у плиты, ее начинало по-настоящему тошнить.
— Учись перемешивать крем медленно, не торопясь, все время в одном направлении, а то будут гузки, — говорила ей старуха.
— Сгустки, бабушка, — поправлял ее Антарес, фанатичный приверженец точности.
— Какая разница? Главное, чтобы крем был хороший, — уклонялась от критики старуха.
Бабушкина кухня славилась по всему краю, но сама она, когда стряпала, не пробовала на вкус ни
— Прокатишься со мной? — пригласил Мистраль.
— Не могу. Родные заругают, — вздохнула она.
— Я для них всего лишь никчемный лоботряс, верно?
— Им не нравится, что я с тобой встречаюсь, вот и все, — ответила Мария, умолчав об упреках, которыми осыпали ее родители всякий раз, когда Мистраль появлялся вблизи усадьбы. Будь поклонником Марии сын хозяина гостиницы, у них не нашлось бы возражений. Но сын «Специалистки», бедной женщины, частенько совмещавшей обед с ужином, был не парой их Марии. Для них не имело никакого значения, что Мистраль был героем каждых воскресных состязаний по мотокроссу или картингу, что он уже завоевал множество трофеев, что местные газеты писали о нем как о надежде автомобильного спорта. Для них Мистраль был всего лишь подручным механика. Мария, их единственная дочь, хоть и была без царя в голове, заслуживала чего-то большего. Мистраль знал, что семейство Гвиди придерживается невысокого мнения о нем, и ему было обидно.
— Я хочу тебя поцеловать, — сказал он, пытаясь ее обнять.
— Прекрати, — Мария отстранила его и отступила на шаг, чтобы он не мог ее достать, хотя ей хотелось того же, чего и ему. — Увидимся во вторник.
— Во вторник меня здесь не будет, — возразил Мистраль, — я уезжаю, Мария. Буду работать в Модене. — Его глаза загорелись восторгом.
— Что за работа? — спросила девушка.
— Та же, что и здесь, только лучше. Я буду работать у Сильвано Ваккари, он готовит машины для ралли. Он мне предложил хороший заработок. А главное, я смогу делать то, что мне больше всего нравится: работать с моторами.
Марии вдруг показалось, что Мистраль далеко от нее, словно он уже уехал.
— Когда же ты решил? — с трудом проговорила она, еле сдерживая слезы гнева и обиды.
— Все случилось вчера вечером. Я специально приехал, чтобы тебе рассказать.
— И когда ты вернешься? — Мария изо всех сил старалась казаться спокойной.
— Не знаю. У меня будет много работы, да и подучиться не мешает. Но я буду иногда навещать маму, а заодно и тебя повидаю, — объяснил он.
У Марии были весьма смутные представления о гоночных автомобилях, зато она отлично понимала, сколь привлекательны и опасны городские женщины. Внутренний голос подсказывал ей, что этот красивый парень, который ей так нравился, потерян для нее навсегда.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — Мистраль подошел поближе и приподнял ей лицо за подбородок.
Мария вдруг стала замкнутой, холодной и безучастной. Такое с ней бывало в детстве, когда в гости приходил кто-нибудь из подружек. Она радовалась приходу подруги и была счастлива, принимая ее, но, когда та собиралась уходить, вообще переставала ее замечать, словно изгоняя отступницу из мира своих привязанностей. Вот и сейчас она решительно оттолкнула руки Мистраля от своего лица, посмотрела на переливающиеся в свете полуденного солнца кроны тополей, потом перевела взгляд на пыльную дорогу, словно видела ее впервые.
— Убирайся к черту, — сказала она холодно.
Мистраля задела эта неожиданная реакция. Он хотел объяснить, что не забудет ее, что прощается не на век, но Мария, не дав ему времени на ответ, стремительно направилась к дому. Она услышала за спиной «Мы еще встретимся, Мария!», но прошла, не оборачиваясь, через автостоянку, обогнула дом и вернулась к бабушке. Лила и Москино шли за ней, виляя хвостами.
— Он уехал, верно? — догадалась старуха, глядя на опечаленное лицо девушки. — Бог даст, вернется, — добавила она.
Мария, не сказав ни слова, поднялась к себе в комнату, закрыла дверь и, бросившись на постель, зарыдала.
3
Адель Плувен считала, что воскресный вечер пахнет счастьем. Она хлопотала на кухне, занятая приготовлением запеченной говядины, традиционного воскресного блюда в ее родном Провансе. Ее сын сидел у стола под окном, погруженный в чтение книг и журналов по автомобилизму. Телевизор на комоде транслировал в пустоту какое-то ни одному из них не интересное обозрение.
— Готово, — радостно объявила Адель. — Накрывай.
Мистраль отложил свои журналы и покрыл стол белой скатертью с типично романьольским набивным рисунком: петух, кисть винограда, кувшин. Расправив скатерть, он аккуратно расставил тарелки, приборы и бокалы.
Адель принесла на стол дымящийся глиняный горшок с мясом, гренки с сыром и аппетитный овощной салат.
— Куда пойдешь вечером? — спросила она сына.
По воскресеньям Мистраль обычно проводил вечер с друзьями, вместе c ними ходил в кино или на дискотеку. Все остальные вечера он торчал в сарае за домом, возясь с двигателем своей малолитражки.
— Побуду здесь, — ответил он, накладывая себе на тарелку нежного, вкусного мяса.
— Ты не заболел? — встревожилась Адель.
— Я бы хотел с тобой поговорить, — сказал он, не поднимая глаз от тарелки.
— Поговорить о чем? — насторожилась она. Такого предложения от сына ей никогда раньше не доводилось слышать.
— Ну, например, расскажи про mas [11] , где ты родилась.
Адель родилась в Провансе, на ферме, где работали на виноградниках ее родители, земля и виноградники принадлежали хозяину, забиравшему половину всего урожая. Они были арендаторами и делали всю работу по выращиванию и сбору винограда.
11
Хутор, сельский дом на юге Франции ( фр.).