Рыжики для чернобурки
Шрифт:
«Лучше я три порции запеченной куплю», — подумал Валериан и перешел к бочкам с раками — поглазеть. Варить раков хотелось еще меньше, чем жарить рыбу.
Он гулял, заходил в кафе-палатки, чтобы погреться, болтал с коллегами, обсуждал сводку происшествий, читал ориентировки. К вечеру, накупив мягких игрушек, встретил огненное семейство возле машины, отвез домой, утром снова доставил на ярмарку, столкнулся с Эльгой, Айкеном и Брантом, которые шли проведать лошадей, и, после свидания с копытными, отправился на экскурсию по городу, чтобы посмотреть на мозаичные панно и фризы.
Записка нашлась в кармане куртки в обед, когда Айкен возжелал магнитик на холодильник из
«Выкарабкался? Молодец».
Валериан машинально понюхал записку. Кардамон и черный перец.
«Нет-нет-нет. Я не рехнулся. Ту салфетку я убрал в книгу вместе с кленовыми листьями. Это что-то новенькое».
Он спрятал находку, выгреб мелочь, поделился с Брантом, кивнул Айкену, одобряя выбор магнитиков. Пряный запах встревожил. Голова закружилась, словно он балансировал на краю крыши многоэтажного дома — без страховки, без надежды на развернутый батут. Раздумья о том, мог ли написать записку кто-то из бывших любовниц, прервал вызов по рации. Участковому инспектору срочно требовалось вложить копию протокола о бытовой драке в чью-то папку, и Валериан, заверив Эльгу, что завтра в десять утра явится к южным ярмарочным воротам, чтобы идти на фестиваль, откланялся.
По дороге в инспекторский кабинет он еще раз понюхал записку — запах перца вызывал мурашки на спине и загривке, возникало острое чувство опасности, как будто попал под прицел. Бросив машину рядом с входом, он прошел по коридору, поздоровался с коренастым рыжим лисом, отпер кабинет и настрочил акт приема протокола. Папка нарушителя нашлась в одном из шкафов. Валериан подшил бумаги, пожелал удачи заторопившемуся по своим делам полицейскому и развалился в инспекторском кресле.
«Проверь, — шепнул внутренний голос. — Ты уже тут. Протяни руку и узнаешь. Хватит прятаться от реальности».
Он подбросил на ладони связку ключей, и — сразу же, не позволяя себе передумать — отомкнул сейф. Замок гулко щелкнул, раздался противный скрип несмазанных петель. Семь папок с красными кружками, семь дел лисиц, находившихся на особом контроле, по-прежнему лежали на нижней полке. Валериан вытащил стопку и положил на стол.
С фото в первой папке на него посмотрел чернявая незнакомка, хозяйка швейной мастерской. В мастерской собирали гранатометы из деталей, поставляемых медовыми медведями. При облаве лисица застрелила полицейского, но была отправлена под домашний арест, потому что в одиночку воспитывала сына. Во второй папке обитала блондинистая домохозяйка, снайпер, мать двоих детей. На третьем фото была запечатлена сестра снайпера, часовых дел мастерица, изготавливавшая взрыватели для бомб и имеющая трехлетнюю дочь.
Адель — чуть моложе нынешней, коротко остриженная — взглянула на него с фотографии в четвертой по счету папке. Валериан тронул надпись на внутренней стороне картонной обложки: «Особо опасна, может оказать вооруженное сопротивление», и поднес к носу перченую салфетку, чтобы сосредоточиться на сухих казенных строчках.
Он не ошибся. Адель О’Хэйси (добрачная фамилия Заболоцкая) была его ровесницей. На год младше.
Адель Заболоцкая родилась в поселке городского типа Лесной Лисогорского воеводства — небольшом населенном пункте, расположенном возле одноименной железнодорожной станции. Главной достопримечательностью поселка был самый крупный южный засолочный завод, специализировавшийся на переработке грибов и овощей. Заболоцкая покинула отчий дом в восемнадцать лет, успешно сдала вступительные экзамены в общевойсковое командное училище в Волчьем Степном воеводстве и без нареканий проучилась до четвертого курса, выбрав специализацией снайперское дело. С Артуром О’Хэйси, сыном чернотропского террориста Морана О’Хэйси, Адель познакомилась, совершая отпускной вояж по родному воеводству — летом, в Лисогорске, возле «Зеркальных». Вероятно, знаменитая двойная статуя Камула и Хлебодарной, накрытая витражным куполом, одарила огненную пару нитью привязанности. Оставшееся время отпуска Адель провела вместе с Артуром, осматривая мозаики в Чернотропе.
О помолвке они не объявляли. Адель отбыла в училище, а через три месяца была отчислена в связи с утратой доверия. Командование выбрало пункт закона «д-1», выставив причиной отчисления «непринятие военнослужащим мер по предотвращению и (или) урегулированию конфликта интересов, стороной которого он является». В деле имелась пометка — Адель задержали при передаче методических материалов по обучению снайперскому делу курьеру из Чернотропа. И она, и курьер избежали суда — командир предпочел замазать грешок, чтобы не портить репутацию училища.
После отчисления Адель уехала в Чернотроп, где сочеталась браком с Артуром О’Хэйси и взяла его фамилию. Зиму молодожены провели в городе, снимая квартиру, а поздней весной переехали на семейную ферму, под крыло Морана, отбывавшего домашний арест. Сведения о годах жизни Адели до суда, приговорившего её к пятнадцатилетнему заключению, были крайне отрывочны. Судя по косвенным данным, она активно применяла полученные в военном училище знания — участвовала в операциях против правительственных войск в качестве снайпера.
Адель была арестована во время атаки на газохранилище. Снайперы страховали террористов-подрывников, размещавших взрывные устройства возле патрубков газгольдера, и, при отступлении, наткнулись на группу быстрого реагирования. Адели, если так можно выразиться, не повезло — информацию о готовящемся взрыве кто-то слил. После череды экспертиз, выявивших отпечатки пальцев Адели на одной из изъятых винтовок и сопоставления пуль, суд признал её виновной в совершении серии преступлений с террористическим умыслом, но не утвердил приговор о покушении на убийство правоохранителей и мирных граждан. Могли дать пожизненное, однако не удалось доказать, что из этой винтовки был застрелен или ранен кто-то из людей или оборотней — сопоставили только повреждения объектов типа инкассаторского вагона, армейского грузовика и автомобиля охраны одного из видных государственных деятелей.
Валериан наскоро перебрал в уме все военные операции, в которых принимал участие в последние годы, и пришел к выводу, что как минимум трижды мог попадать в поле зрения оптического прицела Адели. Минимум. А то и больше. Винтовка у неё наверняка была не одна. Пятнадцать лет для беременной лисицы и сроком-то не считались — недаром адвокат не стал опротестовывать приговор, добиваясь смягчения. Что говорил волк, которого Валериан замещает? «С тех пор, как закон о правах детей приняли, все лесные снайперши себе ребенка про запас рожают, прежде чем винтовку в руки брать». Пара амнистий по случаю праздника, и Адели снимут домашний арест до того, как Лютику исполнится четырнадцать.