Рыжики для чернобурки
Шрифт:
Волк оказался тем самым приятелем по имени Анджей, который звал Валериана устраиваться на работу в ключеводскую полицию, названивал ему вечерами и запятнал себя каким-то порочащим поступком — каким именно, Адель не выяснила. Волчонок с елочкой, важно представлявшийся Власом Анджеевичем Розальским, был его единственным и горячо любимым отпрыском. Влас Анджеевич — в отличие от отца — являл собой образец солидности, в драки не лез, а пирог ковырял вилкой.
Отец Мельхор, вернувшийся с обеденной службы, тяжело вздохнул при виде перепачканных Валериана и Анджея, велел им срочно привести себя в порядок и садиться пить чай.
Анджей неожиданно оживился и сказал, что оленей знает — это единственное место в окрестностях Ключевых Вод, где растут рыжики.
— Мы с женой туда два года назад ездили, полторы корзины собрали. Мне сослуживец шепнул, у него тесть неподалеку живет. Ворота не закрываются, в ограде проломы. Народ пронюхал, что поросль пожарище затянула, лазают за грибами, пользуются ничейным.
— Придется первым делом ограду восстанавливать, — нахмурился Валериан. — У меня уже кипит. Какие-то чужие волки едят мои рыжики!
— Валерек, не торопись, — проговорил отец. — Такая стройка дорого обойдется. Надо подсчитать. Глупо до старости на кредит работать.
— У меня есть накопления, — сообщила Адель.
Анджей наградил ее задумчивым взглядом, посоветовал:
— А вы еще новогодних лотерейных билетов купите. Вдруг какой-то приз получите. Мы вот купили шесть штук. Всем по два. Влас собрался розыгрыш по телевизору смотреть. Сказал, что купит себе фотоаппарат, если что-то выиграет.
— О, мы тоже купили, — оживился Валериан. — Лютик, ты их не выкинул?
— Нет, — Лютика явно удивило такое предположение. — Я ничего не выкидываю. Всё пригодится.
Наверное, Камул с Хлебодарной сговорились и решили впихнуть в последние дни года побольше событий — чтобы ни Валериан, ни Адель не посмели жаловаться на скуку. Анджей с Власом, прежде чем отбыть домой после чаепития, пригласили их в гости. Не на саму Ночь Изгнания — Эльга успела первой — а на первый или второй день нового года. Знакомый Эльги сказал, что нужно срочно ехать и смотреть участок с оленями и рыжиками, потому что у Управления архитектуры появился заинтересованный покупатель, а папа Валериана неожиданно заявил, что они должны обменяться браслетами в уходящем году — он, мол, возьмет грех на душу и совершит обряд без официальных бумаг из мэрии.
Было ли это очередное видение или просто старческое опасение, что незакрепленная ячейка общества может развалиться, Адель решила не выяснять. Дом ей хотелось смотреть сильнее, чем меняться браслетами. Причина была банальна: слышимость в родовом гнезде Кшесинских была великолепной — спасибо тонким перегородкам — из-за чего половая жизнь практически сошла на «нет», и это ее чрезвычайно огорчало. Но и предаваться бурной страсти под покашливание жреца Мельхора не получалось. Вот такое обидное «всё хорошо и нехорошо» сразу. На ферме Морана не было красивых комплектов белья, чтобы поиграть в соблазнительницу, а здесь были, но с играми не складывалось.
Валериан, чувствовавший себя виноватым, развил бурную деятельность. Простил Анджея — Адель так и не выяснила, за что — позвал его свидетелем, который подаст браслет, и заодно пригласил на скромную церемонию супругу Розальского и Власа Анджеевича. Адель решила поискать помощи там, где ей уже повезло, и пригласила в свидетели Эльгу. Разумеется, вместе с Брантом, Айкеном, няней и младшими детьми — только лошадей не попросила к часовне притащить, потому что это был бы перебор.
Лютик чрезвычайно обрадовался — не церемонии, на которой он оставался без подарка, а встрече с Власом Анджеевичем. Сказал, что они поиграют в домино и напьются компота. Адель спросила, планируется ли любование какими-нибудь сокровищами, и получила ответ: «Нет». Лютик считал, что Власу достаточно повторного взгляда на свой подарок и осеннюю елку.
В «Еловый бор» поехали в день обмена браслетами — рано утром, разгоняя предрассветную мглу фарами. Лютик не пожелал одеваться, выпил чашку молока, превратился, свернулся на заднем сиденье пушистым рыжим комочком и снова заснул. Ехали, переговариваясь вполголоса.
— Отцу это не нравится, — сообщил Валериан. — Он вчера вечером задержал меня во дворе и долго убеждал, что мы должны строиться на нашем участке. Прихожане, мол, помогут, и котлован под фундамент, и стены выложат. Я ответил за нас обоих — сказал, что дом будет только нашим. Немного вспылил. Сказал, что не хочу, чтобы потом паства кирпича в стенах пересчитывала и хвасталась друг другу, кто больше уложил.
Адель вспомнила, что перед ужином от Валериана веяло нешуточным раздражением. Ответила:
— Правильно. И — без обид, но нам надо куда-то съезжать. Каждый чих слышно. Это, мягко говоря, напрягает. Если строить дом, нам придется жить всем вместе до лета, если не до осени. А я выдержу еще месяц, не больше. Потом взвою.
— Да я уже вою, — буркнул Валериан. — Он бесконечно ходит проверять, как спится Лютику. Только думаешь — всё затихло, можно... и тут топ-топ-топ.
— Надо это как-то осторожно провернуть. Чтобы обойтись без ссоры и не озвучивать причину вслух, — проговорила Адель. — Выкрутимся, что-нибудь придумаем. Это нужно решать после праздников, после Йольских ночей. Бежать прямо сейчас — глупо.
Знакомый Эльги дожидался их возле старого поста дорожной полиции. Помигал фарами, выглянул из машины, крикнул:
— Езжайте за мной. Тут недалеко, через пятнадцать минут будем возле ворот.
Солнце уже поднималось: ярко-розовый рассвет раскрасил сумрачное небо, ненадолго прогоняя тьму, собирающуюся с силами перед самой длинной ночью в году. Они проехали мимо заснеженных полей, расчерченных лесополосами, миновали селение, в котором перекрикивались петухи и дымились печные трубы, и свернули на дорогу с еле заметной колеей — не сезон, нет желающих собирать рыжики
— Смотри! — Валериан прищурился, посигналил от избытка чувств. — Смотри, башни! А на них олени! Как классно! Они целые. Только отчистить надо.
Адель, не особо разбиравшаяся в архитектуре, после сказанного Эльгой слова «пилон» представила себе что-то вроде маленькой тумбочки. Слово «башни», произнесенное Валерианом, куда больше соответствовало истине. Олени стояли на плоских крышах, поддерживаемых колоннами. Пилоны были высокими, массивными, с арками входов. Один олень смотрел на дорогу, встречая гостей суровым взглядом, второй — в сторону, где когда-то располагался дом.