Рыжики для чернобурки
Шрифт:
Во второй половине ноября погода испортилась. На «Кленовый сироп» обрушился ураганный ветер, чуть не сорвавший дверку на чердаке, потрепавший деревья и сбросивший сломанные ветки на въездную аллею. Перепуганный Лютик спрятался в гнездо из одеял и подушечек, и отказывался выходить во двор даже когда ветер утих.
Валериан разминался, расчищая дорожки и убирая мусор, Адель отыскала мешок с мукой и пекла сладкие слоеные ромбики, которые называла «язычками». Слойки ели с чаем, в который добавлялась капля мёда с Медовика — в одной из сумок нашлась маленькая баночка, подаренная
Хорошо было сидеть на теплой кухне, хрустеть «язычками», смотреть, как в духовке поднимается очередная порция ромбиков, как плавится и запекается насыпанный на тесто сахар. Им не надо было никуда торопиться. Не надо было ни шпионить, ни воевать. Валериан привык, признал, что запах выпечки и топот Лютика прогнали хмурую настороженность дома, оценил добротный уют и задумался о том, что им тоже придется обустраивать свое жилище. Делить один дом с отцом он не хотел, давняя идея построиться на том же участке то нравилась, то не нравилась. Валериан рассказал о своих думах Адели и получил ответ:
— Лучше где-то неподалеку. Относительно неподалеку — чтобы можно было утром выходного дня погрузиться в машину, съездить, поболтать, пообедать и уехать, не наскучив. Я пожила на ферме, бесконечно сталкиваясь с Роем и Мораном, и скажу тебе: это не вариант. Даже в одном дворе можно друг другу мешать. Не только в доме.
Валериан вспомнил паству, приходящую к отцу за советами, не стал добавлять, что во дворе будет не провернуться, и перевел разговор в деловое русло:
— Надо выбрать: дом или квартира?
— Дом, — без раздумий ответила Адель. — Лютик привык много бегать на лапах, лучше это делать в собственном дворе, за высоким крепким забором, чтобы я за него не волновалась.
— Покупать готовый или строить? На готовый я смогу взять кредит. На стройку не дадут. Да и...
Он вспомнил фразу из последнего сна, посмотрел на Адель. Та пожала плечами:
— И как мы будем строить? Я в этом ничего не понимаю.
— Я тоже.
— Поищем подходящий, что-то переделаем под себя — поставим лишнюю дверь или снесем перегородку.
— Договорились, — закивал Валериан. — Доберемся до Ключевых Вод, и будем искать.
— Мне должны выплатить крупную сумму, — сказала Адель. — Зарплата Заболоцкой все эти годы переводилась на счет. Получу свои документы, получу доступ к счету, и можно будет выбирать что-нибудь приличное.
— И кровать, — подал голос Лютик. — Мне.
— А нам? — заинтересовалась Адель.
Лютик долго думал и расщедрился:
— А вам — раскладушку.
Валериан чуть с табуретки не рухнул от хохота — маленькое пронырливое чудовище явно вознамерилось держать их в черном теле, лишая возможности спать на кровати и отбирая добытых ежей и мышей.
Первого декабря, в первый день календарной зимы, Адель объявила начальству, что собирается заключить брак с капитаном Валерианом Кшесинским, сменить фамилию и переехать на постоянное место жительства в Ключевые Воды. Через день ей сообщили, что жизнь в Ключевых Водах, в связи с близостью к Лисогорскому воеводству, исключает возможность восстановления на официальной военной службе и ей придется жить по легенде до тех пор, пока она не переедет в другой, более отдаленный регион. Адель подтвердила выбор и снова получила приказание ожидать дальнейших распоряжений.
Валериана грызло чувство вины — получилось, что его предложение поставило жирную точку в карьере капитана Заболоцкой. Он заговорил об этом вслух и получил ответ:
— Выкинь это из головы. Они мне подберут какую-нибудь работу, что-нибудь придумают. А ходить под погонами и выполнять приказы я больше не хочу.
После этого разговора к ним потянулись гости — словно получили сигнал. Сначала приехал фургончик доставки продуктов, пополнивший опустевшие кладовки. Не успели они вскрыть все ящики и упаковки, как явился Тёма, предупредивший о своем визите звонком. Полар пригнал машину Валериана, оставленную возле больницы, и не просто пригнал — привез кучу вещей из его съемной квартиры.
— Ты отстранен. Квартиру оплачивает министерство, и с десятого числа туда вселят другого сотрудника. Я сказал твоим хозяевам, что вы с Адель ужасно заняты и доверили мне забрать твои вещи. Мне помогли, упаковали все в сумки и пакеты и погрузили в машину. Проверяй, потому что мы могли что-то упустить — не со зла, а в суматохе.
Валериан наскоро просмотрел вещи — политическая карта мира со стены никуда не потерялась — вручил Лютику пачку лотерейных билетов, купленных на почтамте больше месяца назад, заглянул в «Энциклопедию стрелкового оружия», убедился, что листья хорошо подсохли, и сосредоточился на новостях об Ильзе.
— Она запомнила тебя возле тоннеля, по цвету волос, когда разбила шлем выстрелом. Ты был юбилейной, сотой жертвой, ее личным достижением в карьере «лесного снайпера». Она была уверена, что ты не выживешь, и нешуточно удивилась, когда встретила тебя возле маслозавода. Да еще в компании бывшего мужа с сыном и новой супругой. Ильзе не решилась подойти поближе, смотрела на вас издалека, и пребывала в сомнениях, пока не столкнулась с тобой на ярмарке. Вот тут-то ее и переклинило. Она написала записку и сунула тебе в карман — в толкотне, щекоча себе нервы и проверяя, не отвернулась ли от нее удача.
— Точно! Записка! Кардамон и черный перец!
Валериан перелистал энциклопедию и вытащил салфетку с печатными буквами. «Выкарабкался? Молодец».
— О! — обрадовался Тёма. — Сохранилась! Отвезу, передам следователю, пусть добавит в дело. Как утверждает Ильзе, сначала удача была на ее стороне, а потом отвернулась — после записки ей начали отказывать в ночлеге, она переругалась почти со всеми товарищами по оружию, а когда решила тебя прикончить, то с огромным трудом уговорила курьера доставить винтовку на ферму Адели. Доказательств, что памятник разбила именно она, достаточно. Не удастся отвертеться внешней хрупкостью и словами, что она не поднимет кувалду. Она не человеческая женщина, она — оборотень, силы хватает. Ей добавят срок за вандализм, даже если она откажется от своих показаний — ее запомнили при покупке кувалды и фотоаппарата, а так же в киоске, где печатались фотографии разбитого памятника.