Рыжий кот в темной комнате
Шрифт:
Тут у Надежды мелькнула какая-то мысль, но быстро удалилась в глубину сознания.
Дальше случай с бывшим мужем, который явился нежданный и незваный. Конечно, для малознакомых соседей девушка, может, и не сильно изменилась. Но муж, даже бывший, уж как-нибудь жену свою узнает.
Стало быть, никак нельзя было допустить их встречи. Прочитав записку, девица в панике звонит своим подельникам (Надежда это слово не очень любила, но в данном случае иначе не скажешь, потому что дела творятся явно криминальные) и сообщает о визите мужа. Те записывают номер его мобильного и говорят,
Теперь можно объяснить и внезапную вежливость соседки, и ее хорошее отношение к коту. Просто другая женщина, другой характер…
Бейсик легонько тронул хозяйку когтями за ногу – дай колбасы-то…
– Тебе нельзя, – ответила Надежда, но все же отрезала кусочек.
Кот брезгливо понюхал колбасу, потом поглядел на Надежду с легким удивлением: и как можно такое есть? После чего нехотя лизнул и сделал шаг в сторону.
– Не хочешь – я выброшу, – сказала Надежда ему в спину, – а то мыши заведутся.
Кот немедленно схватил кусок и быстро проглотил не жуя.
– То-то… – протянула Надежда.
Далее мысли ее потекли безрадостно. Ну, уверилась она, что девица все же не та, но что из этого следует?
Да ничего, потому что все равно неясно, для чего все это нужно? Кому понадобилось подставлять другую девицу вместо настоящей Веры? И самое главное: кому понадобилась сама Вера – бедная молодая женщина из провинции, без квартиры и без работы? А вот интересно, за что ее уволили из музея в Плескове? Скорей всего просто по сокращению штатов…
Надежда вздохнула и убрала пустую чашку в раковину. Она понятия не имела, что теперь предпринять. В полной прострации она походила по квартире, машинально перекладывая вещи, выдвинула ящик кухонного стола, где хранились всякие мелочи – открывалки, ножницы, две свечи, на случай если внезапно отключат электричество, пакетики семян… Надо разобрать ящик, подумала Надежда, и тут в руку ей сама впрыгнула бумажка.
Билет. Не на трамвай, не на балет, не в кино и не в цирк. Билет в музей. Угу, тот самый билет, что приклеился к домашнему тапку. Билет валялся на полу в той квартире и случайно попал к Надежде.
«Музей чертей» – было написано на билете, адрес: Чертогонский переулок, дом восемь. «Музей работает с десяти до восемнадцати, выходной – воскресенье».
И цена – пятьдесят рублей.
– Так-так… – протянула Надежда, внимательно разглядывая билет. Она просмотрела его на свет и даже понюхала, за что получила ехидный взгляд кота – что, мол, ты там можешь унюхать, с твоим-то обонянием?
– Но-но, – обиделась Надежда, – ты у нас тоже не собака-ищейка.
Билет явно имеет отношение к Вере Мельниковой, не Раиса же в музей ходила. И не бабушка. А если детей водили, то тогда было бы два билета… К тому же льготных. И вообще бабушка у Михайловых очень аккуратная, квартиру содержала в чистоте и, уж наверно, перед тем как сдавать, вымыла все там и подмела. Билет остался от новой хозяйки.
Потому что Вера работала у себя в Плескове в музее. И тут тоже музей. Зачем-то она в него ходила… А может, не она, а кто-то из тех двоих мужчин…
– Так, сегодня у нас какой день? – спросила Надежда у кота.
И, не дождавшись ответа, сообразила, что вторник. Стало быть, музей открыт. И нет ничего плохого в том, что она съездит туда и посмотрит, что это за музей. Что такое, в самом деле, всю жизнь в Петербурге прожила, а понятия не имеет, что в городе есть Музей чертей. Стыдобища, честное слово…
Успокоив таким образом свой внутренний голос, который твердил ей, что следует выбросить билет и заняться собственными делами, Надежда мигом собралась и ушла, наказав коту быть умницей и не хулиганить, а иначе по приходе спросится с него по всей строгости.
Через некоторое время Надежда Николаевна села в подходящую маршрутку. Проехав Исаакиевскую площадь, она попросила водителя остановиться возле Чертогонского переулка.
– Какой такой Чертогонский? – переспросил смуглый джигит. – Моя не знай такой переулок! Скажешь, когда надо, мамаша!
За мамашу Надежда обиделась. Обычно в общественном транспорте ее называли дамой, в крайнем случае женщиной. А от этого вот дождалась… Ну, что с него взять, он по-русски плохо понимает… Надежда искательно оглядела пассажиров, и тут же сухонькая сгорбленная старушка в вязаном оранжевом беретике сообщила, что Чертогонский переулок будет сразу за Главным почтамтом.
Надежда Николаевна вышла из маршрутки, перешла дорогу и свернула в злополучный переулок. Вдруг навстречу ей из темной подворотни выскочил небритый мужик в растянутых на коленях тренировочных штанах и застиранной майке. Вытаращив на Надежду дикие, желтые, как у мартовского кота, глаза, он прохрипел:
– Не ходи туда, женщина! Я тебе исключительно как родной сестре говорю – не ходи!
– Это вы мне? – удивленно проговорила Надежда, опасливо отступая. Вокруг, как назло, не было ни души.
– А кому же? – Мужик еще придвинулся, обдав Надежду запахом застарелого перегара и сырого мяса. – Тебе, тебе, женщина! Как своей родной сестре говорю – не ходи!
– Да куда же мне не надо ходить?
– Сама знаешь куда! – Мужик перешел на интимный, доверительный шепот: – Знаешь-знаешь, по глазам вижу!..
Тут из-за спины мужика появилась приземистая, коротко стриженная женщина в зеленой бесформенной куртке с воротником из чего-то кудлатого, розового и синтетического. Ловко ухватив мужика за локти, как опытный спецназовец хватает правонарушителя, она оттащила его обратно в подворотню, при этом сурово выговаривая:
– Опять, козел нестриженый, с катушек сошел? Опять приключений на свою больную голову ищешь? Давно в Скворечнике не был? Так это я тебе быстро организую! Мне перевозку психическую вызвать – это плевое дело, меня там уже прямо как родную знают! Мне там уже годовой абонемент оформить предлагали!