Ржевская мясорубка. Время отваги. Задача — выжить!
Шрифт:
Твоя мама».
Милая, добрая, чудная моя мама! Как жаль, что нет со мной Юрки, обязательно прочел бы ему, — уверен, он порадовался бы вместе со мной.
Не успел насладиться маминым письмом, как позвонил комбат, вызывал к себе, срочно. Я отправился на компункт. Коростылев был краток:
— Следующей ночью к нам прибудут полковые разведчики и саперы. Штабу нужен «язык». Мы должны их прикрыть. Выдели пятерых солдат с двумя пулеметами. Лично возглавишь операцию. Если понадобится, вас поддержат артиллерия и минометчики.
Вернувшись в окопы, я тут же собрал взвод. Объяснил поставленную задачу
— Кто пойдет со мной?
Все молчали. Я спокойно ждал. Первым отозвался — подумать только! — Маврий.
— Я пойду, — уверенно прозвучал его голос.
За ним вызвались еще семеро. Я выбрал пятерых: Маврия, опытных бойцов — Володю Герасимчука и Тангиза Юматова, и двух пулеметчиков, один был детдомовец, хороший паренек, во взводе его называли «сиротой казанской»; второй — девятнадцатилетний Сергей, был из рязанских, любил присказку: «У нас в Рязани грибы с глазами»; как-то он рассказал мне, что есть у него невеста, ждет его.
К началу операции пришли разведчики, их, как и нас, шестеро, во главе — лейтенант Павел Чернов.
— Почему вы выбрали именно наш участок? — сразу спросил у командира.
— Тут три обстоятельства, — сказал лейтенант. — У блиндажа, на который мы нацелились, слабая охрана, практически один часовой. Во-вторых, справа от него довольно большое болото, а слева холмистый рельеф. И в-третьих, примерно в двадцати шагах от блиндажа траншея круто поворачивает, что нам удобно. На этом повороте — пост второго часового, он каждые одиннадцать минут уходит за поворот и через тот же промежуток возвращается. Кроме того, каждые полчаса участок обходит патруль: два солдата и унтер-офицер, но они не в счет, — мы должны управиться со всем за одиннадцать минут, до возвращения второго часового.
— А наша задача?
— Главная ваша задача — прикрыть нас, когда мы будем выбираться с «языком». Я вам обрисую ход операции. Выходим все вместе. Ввиду их переднего края мы уходим вперед, а вы расходитесь двумя группами — метров на семьдесят друг от друга, закрепляетесь и ждете нашего возвращения. Мы делаем свое дело и начинаем отходить. Дальше — самое сложное. Через пять-шесть минут второй часовой обнаружит труп и пропажу, поднимет тревогу, и немцы непременно попытаются вернуть украденного живым или мертвым. Вот тут вступаете в дело вы. Главное — не дать фрицам выбраться из окопов: малейшее шевеление — открывайте огонь. Группа с пленным пойдет мимо вашей правой точки, на ней должен быть командир, то есть вы. Как только увидите наших, начнете их прикрывать. Я тем временем пойду к левой точке — ваши ребята прикроют наш выход. Как только доберемся до них, я подам вам сигнал, и все вместе двинемся к окопам. Если успеют нас взять в кольцо, не выбраться ни нам, ни вам, — они, сволочи, обложить умеют.
— Значит, исход операции зависит от согласованности наших действий. А как вы будете брать «языка»?
Лейтенант улыбнулся:
— У нас это дело налажено. Наша группа доберется до первой траншеи и тоже разделяется на две. Трое — я и еще двое, дождавшись прохода патруля и второго часового, заберутся в траншею, уберут часового возле блиндажа и заберут тепленького фрица. Трое других в это время держат под контролем поворот траншеи со вторым часовым. Мы передаем фрица наверх ребятам, и они уходят в тыл, мы их прикрываем и тоже отходим. Вот и все. Самое непредсказуемое — возвращение, тут вы нам и поможете.
Лейтенант представил нам своих «охотников», как называли себя разведчики:
— Это наш Петя-петушок, — он приобнял за плечо невысокого круглолицего подростка. — Ему восемнадцать. На счету два «языка». Имеет орден Красного Знамени. Он у нас всегда в группе захвата. У парня невероятно зоркие глаза, как у рыси, и мастерски владеет холодным оружием — ни одного лишнего движения.
Рядом с Петей стоял плечистый украинец Мыкола, огромный и мощный, как чугунный монолит, глядел на меня своими бледно-голубыми глазами и улыбался по-детски. Произнес он всего одно слово: «Зробым», — как бы успокаивая нас. Третий разведчик, Андрей, — тоже крепыш. Ему девятнадцать. Представляя его, лейтенант рассказал:
— Однажды притащил сразу двух пленных: на одном плече Ганс, на другом — Отто. Мужик что надо! Только вот гордыни в нем многовато. А это Шурик, — Чернов кивнул в сторону высокого, стройного парня с пышной шевелюрой. — Стреляет с закрытыми глазами. Любимец всех полковых девчат!
Пятый «охотник» — Семен, лицо у него обветренное, грубое.
— Ему бы на боксерский ринг, — гордо сказал лейтенант, — от одного вида соперник рухнет. А на фронте этот парень, как изволит выражаться, занимается «ловлей бабочек».
Я пробыл с разведчиками недолго, часа два, мы смотрели на них с восхищением. Перед нами предстали люди необыкновенные. Все они были справные, чисто выбритые, такое правило завел их командир лейтенант Павел Чернов: в разведку — только в опрятном виде. Ни в одном из них я не заметил какого-либо позерства, и одеты просто: ватные брюки, сапоги, телогрейки без погон. Из оружия — у каждого пистолет, гранаты и нож. Не верилось, что впереди их ждет смертельная опасность — на лицах, в глазах и близко не присутствовало напряжения, тем более страха или нерешительности, суетливости. Они смеялись, говорили обо всем на свете, шутили. Только о предстоящем никто не произнес ни слова. Пожалуй, мы страшились за них больше, чем они сами. Откуда они взялись, такие энергичные, заводные, крепкие?
Вернулись саперы — сообщили, что путь свободен.
В два тридцать ночи доложил комбату о готовности и получил добро на выход.
Перемахнули через окопы и двинулись ползком за разведчиками. Все происходило словно во сне. Поначалу во тьме я потерял из виду передовую группу, но все обошлось. Вскоре разведчики ушли вперед. Мы, поделившись на группы, разошлись на условленное расстояние. В своей группе я оставил Володю Герасимчука и пулеметчика-детдомовца. Со вторым пулеметчиком, Сергеем, находились Маврий и Тангиз Юматов. Немцы были настолько уверены в своей неуязвимости, что даже не установили перед передним краем сигнализации, так что пока все шло без происшествий. Беспокоило, как проскочат разведчики постоянно освещаемую ракетами полосу перед траншеями. Но в том направлении было тихо.
Немцы периодически открывали пулеметный и автоматный огонь, пули свистели над нашими головами. Что за ночное представление? Как мне объяснили потом, этот бесцельный огонь рассчитан на психологическое воздействие: мол, засекли вас!
Серебристый свет множества ракет, пробиваясь сквозь влажный мрак ночи, освещал довольно большое пространство; где-то там находились разведчики, но они настолько умело себя вели, что немцы их так и не обнаружили.
Потом лейтенант рассказал мне, как все проходило. Часового у блиндажа Семен-«боксер» и Петя-петушок сняли за четырнадцать секунд, затем втроем с лейтенантом ворвались в блиндаж, через минуту вытащили в траншею полусонного, в нижнем белье, испуганного немца, со связанными сзади руками и кляпом во рту, перебросили его, как куклу, наверх — в руки группы прикрытия. Те запеленали пленного в плащ-палатку и потащили за собой. На все ушло шесть минут.