Ржевская мясорубка. Время отваги. Задача — выжить!
Шрифт:
В Неле было много симпатичного, но эта женщина не захватила меня.
Я пошел ее провожать. Шли не спеша, Неля рассказывала о своем институте, московской жизни:
— Врачей все больше забирают на фронт, поэтому многих студентов старших курсов привлекают для работы в госпиталях. До сих пор, хотя осадное положение уже снято, сохраняется комендантский час, введенный в сорок первом. С полуночи до шести утра город замирает: люди прячутся в свои квартиры, пустеют площади и улицы, гаснет освещение — тьма наступает такая, что неразличимы этажи зданий и тротуары, люди увечатся, теряют
Я видел на улицах следы этой белой краски.
Как и все москвичи, с кем я общался, Неля особо отметила, что на одну ночь — под Новый, 1943 год — комендантский час отменяли:
— В ту ночь многие, ошалев от радости, встречали праздник прямо на улицах, площадях, в скверах, на бульварах. А сейчас ходят слухи, что отменят и на пасхальную ночь, и все с нетерпением ждут этого события.
Приметы войны обнаруживались на каждом шагу. Окна в домах были по-прежнему обклеены накрест бумажными лентами. Часто встречались указатели к бомбоубежищам и пунктам приема крови. Над номерами домов и в подъездах нормальные лампочки заменили темно-синими, но и они, как объяснила Неля, светят лишь до полуночи. В вечернее время по-прежнему действовал режим светомаскировки. На случай пожаров по ночам поочередно дежурили бригады добровольцев. На всех машинах фары еще снабжены маскировочными сетками: при зажженных фарах они всегда должны быть опущены — сетка глушит свет фар, оставляя на дороге лишь еле видимую узкую полоску света. Теперь вроде бы это в прошлом.
По пути Неля останавливала меня возле некоторых зданий и рассказывала любопытные истории о домах, мимо которых раньше я проходил, не обращая внимания. Никогда раньше я над этим не задумывался и, гуляя с Нелей, всего за один час узнал много нового.
Мы спускались к Самотеке, Неля указала на расположенное на взгорке мрачное трехэтажное здание:
— Здесь вот уже более ста лет располагается знаменитый Анатомический театр. Кто только здесь не побывал, каких только зрелищ не знала эта анатомичка!.. Сейчас, правда, она называется Институтом судебной медицины.
— Вы тоже его посещаете? — спросил я.
— Конечно, для студентов это обязательно.
Мы остановились у здания на Каляевской улице.
— Здесь я живу, — сказала Неля. — Этот дом построен в тридцатые годы по проекту американских архитекторов. Для советской и партийной элиты. В тридцать седьмом всех его обитателей расстреляли. Из двухсот квартир не тронули всего пять… — Внезапно она спохватилась: — Ой, скоро комендантский час!
Время пролетело незаметно, и конечно, мы прозевали комендантский час. Я заволновался: не хотелось рисковать — говорили, что задержанных уволакивают на всю ночь в комендатуру, держат вместе с проститутками и только утром начинают разбираться.
— Ничего страшного, — успокоила Неля, — позвони домой и переночуешь у нас. Мы привыкли, теперь в каждой семье держат раскладушку. Но тебя мы положим на кровать, идем в мою комнату.
Следом за нами в комнату вошла красивая величественная женщина.
— Галуша, — отрекомендовала мачеху Неля.
Мы познакомились.
— Я постелю вам в столовой на диване, — предложила хозяйка.
— Нет-нет, — запротестовала Неля, — я сама лягу на диване, а гостя положим в моей комнате. Там ему будет удобнее, и утром он никого не побеспокоит, сможет поспать сколько захочет.
Генеральша согласно кивнула и оставила нас.
— Запомни, мой друг! — вдруг патетично произнесла Неля. — Когда ты станешь генералом, самая красивая женщина сбежит от тебя, если ты проявишь к ней грубость и не избавишься от солдафонских привычек. Тем более если она встретит такого мужчину, как мой отец, — высочайшего интеллигента и умницу.
Дальше события разворачивались, как в скверном анекдоте. Неля принесла из столовой солидную бутыль со спиртом, пачку печенья и два стакана.
— Ну, фронтовик, выпьем за встречу!
Не успел справиться с первым стаканом, обжегшим все мое нутро, как она налила второй. Подумал — чего она так торопится? И делает вид, будто пьет, а сама разбавляет спиртягу водой. Зверский напиток! Но я, черт возьми, хотел показать себя!
После второго стакана я почувствовал, что пьянею и туго соображаю. Я произносил какие-то нелепые, ни к селу ни к городу, слова, Неля хохотала. Поглядев на мои награды, она повертела в руках медаль «За отвагу», сказала с ехидцей:
— Какой отважный офицер, сколько боевых наград, а с женщиной — заинька-трусишка.
После таких обидных слов я пошел в атаку, стал расстегивать ей блузу, но тут же свалился. Дальше я уже ничего не помнил.
Меня раздели, сняли сапоги и уложили в постель. Но это я понял только утром. Господи, что я натворил! Стыд и срам!
Такой оказалась моя первая ночь с предполагаемой невестой!
Нели в доме не было. На столике лежала записка: «Прощаю. Считай все, что было, шуткой. Позвони мне после трех. Мы приглашены на день рождения к моей лучшей подруге Ленке. Тебе будет интересно. Сбор в пять часов. Купи на рынке цветы».
Ни одного теплого слова. Впрочем, разве я заслужил?
Мы с Нелей немного опоздали. По дороге Неля успела рассказать мне о хозяйке дома, к которой мы шли:
— Отец Ленки — дипломат, какая-то важная шишка. Когда мы с Ольгой помираем с голодухи, то звоним и мчимся к Ленке, она всегда накормит. Мы называем ее «царевой дочкой».
Гости уже сидели за столом, нетерпеливо ожидая нас. Хозяйка представила меня, усадила рядом с собой, познакомила с друзьями. Оля и Игорь — сокурсники Лены, молодожены, славная пара. Филипп — одаренный журналист, печатается в центральных газетах.
Тосты следовали один за другим. Пили за Лену, за ее родителей, за студенческую дружбу. Как я понял, собрались люди, давно знавшие друг друга, ценившие старую дружбу, друг о друге говорилось в восторженных тонах. Но царила в доме, конечно, Лена — его хозяйка. Воистину — «царева дочка»! Природа многим одарила ее. Она была полна живости, обаяния, держалась просто, без жеманства и кокетства. Компания души в ней не чаяла, и было заметно, что это всеобщее восхищение доставляет ей удовольствие, заставляет гордиться собой. Я тоже поднял бокал: