Ржевская мясорубка. Выжить в аду
Шрифт:
– Здесь вам не «малина»! – и выхватил у Сашки гитару. – Верну, когда поедешь на фронт!
Сашка маялся, скучал без гитары, однажды даже заплакал… И продолжал петь. Назло. Мол, и без гитары могу! Его слушали и без гитары – ликовали, хлопали. Но он, видно, обиделся и затаился.
Доскажу, забегая вперед, историю о гитаристе и его гитаре.
Через месяц Рыжикова вызвал командир батальона и пообещал вернуть гитару, если курсант будет участвовать в большом концерте 23 февраля, в День Красной Армии: прочтет стихи Маяковского о Красной Армии, сопровождая их игрой на гитаре. Сашка отказался. Прошел еще месяц. Учился Сашка не хуже других; взводный, лейтенант Артур, даже приметил в нем на стрельбище
В лыжном спорте Рыжиков всегда был одним из первых. Но на показательных соревнованиях пришел последним. Поведение курсанта разозлило Артура, и вместо гитары он при первой же Сашкиной оплошности влепил ему пару нарядов вне очереди.
Вот так и получилось, что угроза старшины сбылась: свою гитару строптивый курсант получил, лишь уезжая на фронт.
Вскоре после изъятия гитары произошло новое ночное ЧП. В казарму ворвался старшина и конфисковал у заядлых картежников две колоды карт. Прозвучали знакомые слова:
– Здесь вам не «малина»! Вы в казарме! Здесь в карты запрещено играть!
Миновала неделя, и старшина накрыл игроков в кости на деньги.
Казарма всполошилась! Откуда старшина все знает? Неужели кто-то из своих капает? Возникли подозрения. Сразу появилась какая-то неловкость в отношениях. Но это продолжалось недолго. В подобных случаях всегда находится человек, который добровольно берет на себя обязанности сыщика. Несколько дней расследования, и наш детектив установил два неоспоримых факта: кто и как. Доносчиком оказался маленький толстенький Феденька с узкими бегающими глазками. В послеобеденный час отдыха, самое благословенное время, он бегал с «докладом» к старшине. Выследив Феденьку, когда тот направился в каптерку, наш сыщик подкрался к двери и услышал примерно такой диалог:
Старшина:
– Вот тебе, курсант, семь мармеладок.
Феденька:
– Товарищ старшина, вы обещали десять.
Старшина:
– Хватит с тебя и семи. Узнаешь что новое – получишь еще.
Суд был скорый. Так решила казарма. Выражая общее мнение, кто-то сказал:
– Надо отучить эту тварь продавать товарищей!
Два дня Феденьку сбрасывали с «очка» в уборной, приговаривая: «Высри мармеладки в свои подштанники, гад!» Больше в той уборной Феденьку не замечали, видно, бегал на другой этаж. На этом не остановились. Последовало новое наказание: укутали предателя в одеяло и избили по-черному. Сброшенный с койки, он долго лежал на полу, стонал и плакал.
Закончилось это тем, что в Ленинскую комнату, где вечером обычно собирался почти весь взвод, явился Феденька и взмолился:
– Простите, ребята! Ведь на войну нам вместе. Грешен я, простите!
Не простили. «За семь мармеладок продался!» Долго его не замечали, обходили стороной.
Вот такие первые житейские неожиданности встретили меня в училище. Как их воспринимать, я еще не знал. Понемногу присматривался и привыкал к казарме, пытался понять ее законы, обычаи, традиции, а главное – характеры курсантов и командиров.
Сутки курсанта
Как нас готовили в командиры. Попробую рассказать об этом на примере одного дня: любой другой ничем не отличался.
Шесть часов утра. Еще темно. Словно удар по голове, гремит на всю казарму бас старшины:
– Подъем!
Вскакиваю с постели. Мне легче, чем Шурке, это мой сосед: я внизу, он наверху. Мигом застилаю постель. На это положено три минуты. Допустишь небрежность – старшина заставит перестилать, причем может это сделать и пять, и десять раз. Обматываю портянками ноги, опускаю в сапоги и чувствую влагу, неприятный запах. Ага, вероятно, ночью меня проиграли в карты и кого-то заставили «налить» мне в сапоги. А времени в обрез, все рассчитано по минутам.
– Шевелись! Шевелись!
Строем мчимся в туалет. Это длинная, узкая холодная комната с выкрашенными зеленой масляной краской стенами. С одной стороны – двадцать умывальников. Вода холодная, края умывальников обледенели. У противоположной стены – сортирная часть. Очередь обычно тянется в обе стороны.
День начинается матом и кончается им же. «Очко» в сортире в твоем распоряжении четыре минуты. Пока ребята моются, быстро занимаю свободную кабину. Меняю портянки и переобуваюсь. На остальное не остается времени. Попробуй хоть раз справить нужду, получив удовольствие! Попробуй – и тебя без лишних слов и шума сбросят с «очка». Самое меньшее зло – замараешь исподнее. Я оставляю все на потом. Чищу зубы, обмываюсь холодной водой до пояса, растираюсь полотенцем до красноты. А старший сержант уже строит взвод:
– Шевелись! Шевелись!
Все – в нательных рубашках, заправленных в брюки. Бегом по лестнице на плац. А там – Сибирь! Мороз сорок градусов! Дым из трубы похож на хвост рассерженной кошки – поднимается прямо вверх. Ветра нет. Чистый морозный воздух. Мы – молодые, крепкие. Разминка – легкая пробежка, и уже звучит новая команда:
– На зарядку! Шевелись! Раз! Два! Три!..
За сорок минут – двадцать упражнений.
В это время дежурные пилят и колют дрова для кухни и отопления казармы. Я уже научился крепко и правильно, без напряжения, держать пилу, и меня не валит, как прежде, усталость. Справляться с пилой научил нас, меня и Женечку – курсанта из Ленинграда, мой сосед по казарме Шурка. С топором же я так и не совладал: не хватало ни силы, ни ловкости, ни глазомера; для меня такая работа заканчивалась мозолями и кучей щепок.
После зарядки – казарма. Надеваем гимнастерки – пуговицы блестят, начищенные мелом с зубным порошком. Строем бодро шагаем в столовую.
– Шевелись! Шевелись!
Семь утра, а сколько уже дел сделано!
Завтрак. На завтрак обычно – перловка или пшенка. Десять граммов масла, два ломтя хлеба и два кусочка сахара, горячий чай. В праздники, дополнительно, – по пирожку с повидлом.
Это целая наука: как сидеть за столом, пользоваться вилкой, ложкой, ножом, – об этом написаны книги. Но нас никто этому не учит. Поэтому, если курсант, например, вылизывает языком тарелку, на него никто не обращает внимания. Успел ли ты поесть вовремя или нет – тоже твое личное дело. Как только заканчивается время, отведенное на завтрак или обед, раздается команда, мы выскакиваем из-за столов и спешим, опять же строем, в казарму.
– Шевелись! Пошевеливайся!
Три следующих часа отведены на изучение уставов. Их много, и каждый нужно вызубрить до последнего параграфа. Командир должен точно руководствоваться уставом – в наступлении и в обороне, в лесу и в поле, зимой и летом, во время караульной службы и т. д. Всем нам, командирам и курсантам, известно, что полевые уставы, которым нас учат, – устаревшие, еще довоенные, ориентируют в основном на опыт Гражданской войны, без учета знаний о современном ведении боя. А значит – бесполезны. Но командиры об этом молчат, молчим и мы. Зубрим их, как самые тупые школяры, не понимая, по своей неопытности, какой колоссальный вред они уже принесли и еще принесут Красной Армии, пока их не заменят новыми. К примеру, в соответствии с действующими уставами командир должен находиться впереди атакующей цепи. Так мы поначалу и воевали, от чего неоправданно гибли командиры, терялось управление на поле боя.