Ржевский 7
Шрифт:
Остальные дамы увязываются за ней. Идиотский круговой бред про белого бычка, слава богу, прекращается.
Глава 19
(разбил 2 сегодн. главы на 3)
— Помирились! — из здания выходит мало не светящийся дед и с победоносным видом направляется ко мне. — Митька, мы с Настей помирились! — по дороге он усердно трёт собственные штаны.
Спереди.
— Поздравляю, — о, хоть одна хорошая новость за последнюю минуту. — А куда ты супругу дел?
Заходили вдвоём, выходит один, загадочно.
— Она сразу
— А портал откуда? — задумчиво гляжу вверх на собственное здание. — Я вроде не устанавливал ещё?
— Так с собой был, — лучится позитивом Трофим Барсуков. — Твоя таблетка. Настя говорит, после того беспредела, что в Империи твориться начал, переходы магическими овалами между собственными участками — такая мелочь, что тьфу и растереть. Плевать на царский указ, дескать! А вы тут чем занимаетесь? Что за крики были? — Удачный во всех отношениях визит кровного родича в новые апартаменты наполняет его неистребимым оптимизмом. Почти как аль-Футаим. — Чего орали?
Ладно, хоть за деда порадуюсь, раз самому настроение испортили.
— Да так… слушай, совет твой нужен. — Подхватываю старика под руку и направляю в противоположную от принимающих мебель супруг сторону.
Благо, даже за пять этажей строящегося небоскрёба можно зайти и гулять невидимым. Это не деревянные избы, что раньше были — несколько метров и всё, конец тропинки.
— Деда, подскажи, как не спалиться? — Излагаю требование семейно-религиозного ужина в Заливе под амулетную видеозапись на всю страну. — А то я в разных государствах в двух различных религиях на виду: может некрасиво получиться, если информационные потоки вдруг пересекутся.
Вопрос действительно деликатный. В Эмирате я на весь парламент шахаду произносил, а здесь вроде как в церкви свой — налицо прямой конфликт интересов. Точнее, ритуалов.
— Сволочь ты, Ржевский! — изрекает басом отец Шурик, выходя из здания.
Хотя я его не спрашивал.
— Беспринципный ты! Циничный делец от святого! — обличает церковный иерарх с таким видом, словно я ему займ возвращать отказался.
— Тоже с ума сошёл? — вежливо наклоняю голову к правому плечу.
Хотел на автомате сказать по фамильному шаблону, куда и ему пройти, но вовремя сдержался: в отличие от власть предержащих, церковник о личном комфорте вообще нисколько не заботится.
Он не августейшее семейство (которое только под себя гребёт), просто принципиален по-своему. В Троице вон, в общем строю чуть чужие боевые заклинания штурмовать не полез.
Голым пузом, личным энтузиазмом и высоким моральным духом. Не удержи я его тогда — точно попёрся бы на тот пятый этаж опера-предателя то ли задерживать, то ли арестовывать.
— Я всё слышал! — религиозный чин так и пышет любовью к правде. — Хочешь на двух стульях усидеть?! В обоих храмах за своего сойти?! Вероотступник!
— Твою ж маму, батюшка, — буднично и спокойно вздыхает дед Трофим, приходя на помощь внуку. — Слышь, твоё святейшество, — он щёлкает второго пенсионера по
— А? — отец Шурик выныривает из реки красноречия и удивлённо смотрит на родича.
— Ты для проповеди место неподходящее выбрал, — поясняет Ржевский-Барсуков, неуловимо становясь другим, не как раньше. — И аудиторию.
— О чём ты?!
— А под Коноваловкой, — подсказывает родич. — Полвека тому, ты уже вовсю кадилом тарахтел на нынешнем поприще. Ваших капелланов я там в упор не помню, зато вы нас у рубежа перекрестили — и на убой вперёд отправили. Сами попы — в обоз быстро так вернулись, бегом бежали. Даже рясы придерживали, чтобы темпа эвакуации не терять. Не помнишь?
— Меня там не было, — озадачивается церковник, меняясь в лице.
— Зато я был, — пожимает плечами не такой уж и простой, как оказалось, дедушка. — Отсюда вытекает мой вопрос тебе: ты сейчас внуку моему от своего имени мораль читаешь? Или от всей вашей богадельни?
— Да как ты смеешь?! О храме…
— Не смешивай понятия, — перебиваю, поскольку с половины пинка понимаю, что имеет ввиду кровный родственник. — Царевна Юлия давеча вон, тоже себя родиной называла.
— А ты о чём, мелкий?! — отец Шурик становится похож на большого пса, забредшего на чужое подворье.
На котором живут два таких же, на которых ему теперь на две стороны одновременно лаять надо (ну или со двора убегать).
— Твоё преосвященство, вера и религия — очень разные вещи. — Всё же надо попытаться объясниться по-хорошему, человек-то отец Шурик неплохой. — Бог един, с этим ни вы, ни они не спорите.
— Еретик!..
—… а ваша церковь лично мне, например, больше на бизнес похожа, — правду, только правду.
— Да как ты смеешь!
— Доказать? Когда посетитель в храм входит, какого первого человека он встречает? Самого-самого первого?
Религиозный деятель резко замолкает.
— Допустим, я не христианин и порог церкви впервые переступил, — развиваю наступление. — Кого я там встречу первым?
— Вот ты язва!
О, дошло и до него, даром что там работает сколько десятилетий.
— А видит вошедший в храм продавца свечек, иконок, крестиков, цепочек под них, недорогих ширпотребовских артефактов! — педантично и скрупулёзно загибаю пальцы. — Цена на свечки, если равнять к себестоимости материалов, маржу дают в две сотни процентов. Работа несложная, я своими глазами те изделия видел. — Память у меня хорошая, о бизнесе говорить люблю, поскольку в теме понимаю. — Об иконках ничего не скажу, а вот крестики из банковских металлов у вас такой пробы, что их цена…
— А-га-га! — жизнерадостный дед Трофим, так удачно помирившийся с молодой и фигуристой супругой, похоже, разделяет мою точку зрения.
— С каких это пор потомки гусара в золоте и серебре понимать стали?! — неподдельно удивляется иерарх, сбавляя агитационные обороты.
— Всегда понимал, — отрезаю. — Не надо нас за дураков держать.
— Слышь, ровесник века, — дед лениво машет рукой, прекращая дискуссию. — Скажи лучше, чего на текущей Встрече Наследников ждать? Ты точно в курсе, по глазам вижу.